«Милый Скотт, дорогая Зельда»
Переписка Ф. Скотта и Зельды Фицджеральд
1939
Зельде Энсино, Калифорния 4 августа 1939 г.
Дорогая моя!
Завтра на несколько недель приезжает Скотти, и я надеюсь, что ей здесь будет хорошо. Она не любит жары, а у нас, как назло, жара стоит тропическая, но рядом с домом хозяйский бассейн, к тому же, как я тебе писал, с Востока приехали мальчики и пока уезжать не собираются.
Наверное, с моей стороны действительно было жестоко говорить ей, что у нее нет иного дома, кроме Вассара. Но с другой стороны, она не помнит, с чего все началось. Когда я хотел создать для нее дом, он был ей не нужен, а сейчас я со стариковским испугом жду ее приезда, который обязательно нарушит то равновесие, которое я обрел наконец после болезни. Возможно, она изменилась — ты сама впервые за много лет похвалила ее как дочь. Я начиная с весны 1934 года тоже несколько раз бывал ею доволен, правда, мы так мало виделись. Возможно, беда именно в этом, и я надеюсь, что, когда она приедет, мы наверстаем упущенное.
Если говорить серьезно, то я не согласен с тобой, что причинил ей вред, недвусмысленно дав понять, что ее ждет. Мне она больше всего нравится такая, как сейчас, — решительная и готовая постоять за себя. Хуже нет, когда она валится на спину и молотит каблуками воздух, не испытывая никакой благодарности за то, что для нее сделано (она считает, например, гольф на Вирджиния-Бич и возможность смотреть кино, не выходя из дома, чем-то само собой разумеющимся, ведь она принцесса). Мне было жаль тех женщин, поступавших ко мне в секретарши в 1932 году в Балтиморе, которые дожили до пятидесяти лет, не подозревая, что дом — опора шаткая, но мне не очень жаль четырнадцатилетнюю девчонку, которую, как в старое доброе время, бросают в волны житейского моря, чтобы она сама пробивалась через школу и колледж — наверное, au fond в этом и состоит разница между тобой и мной, то есть между Севером и старым Югом.
Мы непременно будем думать о тебе и без конца говорить о тебе, будем скучать по тебе и ждать с тобой встречи. К тому времени, как ты получишь это письмо, я постараюсь достать тебе денег.
Любящий тебя
[Скотт]
Зельде Энсино, Калифорния 6 октября 1939 г.
Милая Зельда!
Мир терпит катастрофу, мы это видим, поэтому работа дается мне с большим трудом, Я почти разорен: писал даже рассказы для «Эсквайра», так как ни на что другое не было времени-в банке у меня оставалось сто долларов. Если помнишь, мне понадобилось шесть недель, чтобы научиться писать в духе «Сатердей ивнинг пост».
Но в ближайшем будущем все может измениться к лучшему. Как я уже писал тебе — или не успел? — мои друзья отправили Скотти в колледж. И я думаю, что в первую очередь следует оплачивать ее пребывание там, а не наши с тобой удовольствия. Я должен внести еще двести долларов за ее обучение и постараюсь где-нибудь их раздобыть.
Я все время думаю о ней — и о тебе тоже. Меня тронула попытка твоей матери забрать тебя из санатория. Однако ехать первый раз одной, без медсестры, без денег — их не хватит даже на обратный билет, — рассчитывая на поддержку только доктора Кэррола, так как Скотти и я под давлением обстоятельств сейчас почти так же беспомощны, как и ты… не знаю, не знаю, мне кажется, что наша милая умная старушка, к которой я отношусь с нежностью и уважением и которая искренне, хотя и безрассудно любит тебя, на сей раз не права.
От тебя я прошу лишь одного: предоставь меня с моим кровохарканьем и надеждами самому себе, а я постараюсь заслужить право спасти тебя, разрешение дать тебе надежду.
Твоя жизнь, как и моя, не удалась. Но мы не зря столько перенесли. Скотти должна быть счастливой, а этот год — самый важный в ее жизни.
Всегда любящий тебя
[Скотт]
1940
Зельде Энсино, Калифорния 19 марта 1940 г.
Моя родная!
Мне кажется, не стоит торопить события.
а) я хотел бы, чтобы ты уехала с благословения доктора Кэррола (он занимался тобой много больше, чем этого требовали его обязанности — ты бы согласилась со мной, взглянув на нашу с ним переписку). После Форела он твой лучший друг, даже лучше, чем Майер (хотя я, вероятно, несправедлив к Майеру, который всегда считал себя только диагностом, а не лечащим врачом).
Но черт с ними, с болезнями.
б) лучше повременить еще и потому, что через три недели у меня наверняка будет больше денег, чем сейчас, и,
в) если все пройдет быстро, к тебе во время каникул на денек сможет заехать Скотти, иначе ты не увидишь ее до лета. Но только если!
По-моему, ты недооцениваешь того, чего Скотти добилась в Вассаре. Ты вскользь обронила, что двух лет достаточно, но это не так. У нее прекрасные задатки. Она не просто собралась с силами и поступила в колледж так рано, ей удалось из заурядной студентки превратиться в одну из самых многообещающих. В восемнадцать лет она напечатала рассказ, и он написан вполне профессионально. Более того, она смогла внести в аристократический, а сейчас еще и «ополитившийся» Вассар новую идею. Она написала и поставила музыкальную комедию, а чтобы обессмертить свое начинание, основала клуб «ОГОП» — совсем как Таркингтон в 1893 году, когда он основал в Принстоне «Треугольник». Ей пришлось столкнуться с сильной оппозицией — девчонками, которые не хотели сотрудничать с ней в местной газете, потому что она «не интересуется политикой».
У нас есть все основания гордиться нашей малышкой. Я сделаю что угодно, но дам ей возможность проучиться в колледже еще два года, она их заслужила. Она не просто талантлива, у нее организаторский гений.
Здесь все по-прежнему. Пишу рассказы про Пэта Хобби — и жду. У меня возникла мысль написать серию комедий, которые снова начали бы печатать в популярных журналах, но, боже мой, я совсем забыт! «Гэтсби» не будут больше издавать в «Современной библиотеке» — его никто не покупает. Как обидно!
Всегда любящий тебя
[Скотт]
Зельде Голливуд 18 мая 1940 г.
Милая Зельда!
Мне трудно тебе объяснить, что произошло между мной и «Сатердей ивнинг пост». Дело не в том, что я не пытался тут что-то поправить; мои отношения с ними начали портиться еще с 1935 года, когда подал в отставку старик Лоример. Я в тот год напечатал у них три рассказа, а еще три они отклонили. Из тех трех, которые пошли, один они дали в номер последним, и моя старая приятельница Аделаида Нейл, которая там служит, написала, что больше они так много платить за рассказ не будут, если только вещь не открывает номер. Ну, ты знаешь, я в это время как раз вышел на два года из строя — туберкулез, перелом и проч. У тебя дела шли ужасно, я неуклюже пытался заботиться о Скотти, в общем, по всем этим, а может, и по другим причинам я вдруг лишился своего умения писать такие рассказы, какие им нужны.
Ты ведь по собственному опыту знаешь, что писать коммерческие вещи туда, где хорошо платят, — дело, требующее строго определенных навыков. Те довольно необычные черты, которые я внес в существующий канон, сделав рассказ умным, хорошим по стилю и даже радикальным по содержанию, нравились старику Лоримеру — тот был сам писатель и ценил мастерство. Теперь журнал взял один идущий в гору молодой республиканец, который плевать хотел на литературу и не печатает почти ничего, кроме рассказов с приключениями, побегами, бравыми потомками пионеров и т.д. или же со знаменитыми рыболовами и футболистами, то есть ничего, что хоть как-то могло бы напугать или задеть реакционную буржуазную публику. Ну, такого я писать просто не могу, хотя и пытался не раз, а двадцать раз.
Как только я чувствую, что пишу под дешевый стандарт, перо останавливается, а мой талант оказывается где-то далеко-далеко, и, по правде сказать, я не могу упрекнуть их за то, что они отказывались служить мне не раз за последние три-четыре года: вспомнить только, что я пытался им скормить! В журнале теперешние требования объясняются тем, что стало немыслимо сбыть рассказ, если у него нет счастливого конца (прежде, ты помнишь, у многих моих рассказов не было счастливого конца). Право же, уровень мастерства, которого требует работа для хорошего кино, например для «Ребекки», сейчас, как это ни удивительно, выше, чем тот, который необходим, чтобы печататься в коммерческих журналах вроде «Кольерс» или «Пост»…
Зельде Голливуд, Калифорния 14 июня 1940 г.
Зельда, дорогая моя!
Пока ничего еще окончательно не выяснилось. 20-го Скотти отправляется на Юг, а потом она хочет поехать в Гарвард на летние курсы. Если я достану денег, она поедет. Она хочет получить образование и доказала недавно, что имеет на это право. Ты увидишь, как она повзрослела и сколько всего знает. Думаю, что война протянется лет десять, и не исключено, что следующий год в Вассаре — последнее, что ее ждет, именно поэтому я не против летних курсов. Если денег на гарвардский месяц уйдет не слишком много, то, может быть, их хватит и на твою поездку к морю в августе — ты к тому времени уже успеешь насладиться погодой в Монтгомери. Многое зависит от того, когда мой продюсер начнет снимать «Опять Вавилон» (хорошо бы поскорее), но я надеюсь, что подыщу тем временем еще какую-нибудь работу. Здесь, разумеется, прежняя жизнь летит в тартарары, все носятся по кругу и время от времени создают какое-нибудь двухмиллионное барахло типа «Все и небо в придачу».
Двадцать лет назад «По эту сторону рая» был бестселлером, и мы жили в Вестпорте. Десять лет назад в Париже гремел едва ли не последний великий американский сезон, но для нас парад кончился, и ты оказалась в Швейцарии. Пять лет назад я впервые серьезно заболел и попал в Эшвилл. Как рано нам начали выпадать плохие карты! События в мире за последние четыре недели развивались с головокружительной быстротой. Надеюсь, в Монтгомери все спокойно, и люди не так много говорят о войне, как здесь.
Привет всем.
[Скотт]
Зельде Голливуд, Калифорния 11 октября 1940 г.
Зельда, дорогая моя!
Снова наступила жара — такая же нестерпимая, как в прошлом году и в то же самое время. Жара здесь сухая, не то что в Монтгомери, к тому же она обрушилась совершенно неожиданно. Все глубоко оскорблены, как будто их бомбят.
Вчера получил письмо от Джеральда. Вдохнул аромат былого. У них все по-старому. Теперь Ривьера, конечно, кажется ему лучшим временем жизни. Сара занята садом и огородом и вообще интересуется всем, что растет.
Со дня на день собираюсь сесть за роман и закончить его, работы осталось месяца на два. Время бежит так быстро, что уже прошло шесть лет с тех пор, как вышла «Ночь нежна». Боюсь, что девять лет, разделяющие «Гэтсби» и «Ночь», причинили моей репутации непоправимый вред, потому что за это время выросло новое поколение читателей, для которых я всего лишь автор рассказов в «Пост». Не знаю, смогу ли я заинтересовать кого-нибудь теперь, и, возможно, это мой последний роман, но я должен написать его сейчас, так как после пятидесяти человек меняется. Его эмоциональная память умирает, разве только детство продолжает жить в нем, а мне еще есть что сказать.
Я чувствую себя лучше. Болезнь тянулась долго, да и сейчас не исключено, что любое усилие обойдется мне слишком дорого. Лихорадка и кашель держались неделями, но тело удивительно живуче, ничто не способно убить его, пока сердце свое не отстучало. Хочу выбраться к рождеству на Восток. Не представляю, что ждет меня через три месяца, но, если я получу аванс хотя бы за одну из двух моих последних попыток, жизнь никогда уже не будет казаться мне такой мрачной, как год назад, когда я был уверен, что Голливуд внес мое имя в черный список конченых людей, хотя я этого ничем не заслужил.
Любящий тебя
[Скотт]
Зельде ФИЦДЖЕРАЛЬД 23.X.1940
Я глубоко ушел в роман, живу в нем и чувствую себя счастливым. Это построенный роман, наподобие «Гэтсби», с пассажами поэтичной прозы, когда она отвечает действию, но без размышлений и побочных эпизодов в духе «Ночь нежна». Все должно быть подчинено драматическому движению.
(Перевод М. Ландора.)
Зельде Голливуд, Калифорния 26 октября 1940 г.
Зельда, дорогая!
Читаю книгу Эрнеста, которую он мне прислал. Она хуже, чем «Прощай, оружие!». В ней нет ни накала, ни свежести, ни взлетов подлинного вдохновения. Но я думаю, что среднему читателю, воспитанному на Синклере Льюисе, она понравится больше других его вещей. Она вся состоит из приключений а-ля «Гекльберри Финн», но, как и все его книги, отмечена печатью большого ума и профессионализма. Наверное, жизнь так обламывает нас, что писать раз за разом одинаково хорошо практически невозможно. Однако заметь, она принесет ему целое состояние: он продал право на ее экранизацию за 100 тысяч долларов, а поскольку она к тому же признана лучшей книгой месяца, это дает ему еще 50 тысяч. Далеко же он ушел от скромной квартиры над лесопилкой в Париже.
Не могу сообщить тебе ничего нового, кроме того, что я много работаю, если это новости, и что на днях в «Нью-Йорке-ре» будет напечатан рассказ Скотти.
Любящий тебя
[Скотт]
Зельде Голливуд 23 ноября 1940 г.
…Редактор «Кольерс» (он сейчас в Голливуде) хочет, чтобы я писал для них, но я ему сказал, что заканчиваю роман, который пишу для себя, а им обещаю лишь дать для просмотра рукопись, когда она будет готова. Каким бы он ни получился, это что-то ни на что другое у меня не похожее; я ищу эту книгу в себе, как ищут уран — унция руды на кубическую тонну отброшенных идей. Это роман a la Flaubert — без «идей», в нем только люди, на долю которых — каждого в отдельности и всех вместе — выпали те или другие переживания, надеюсь, верно мною изображенные.
Из всего, что я писал раньше, роман больше всего напоминает «Гэтсби».
Оригинальный текст: Dear Scott, Dearest Zelda: Correspondence of F. Scott and Zelda Fitzgerald.