Ф. Скотт Фицджеральд
Не вырубить топором
Загорелый человек с глазами, державшимися, казалось, резинкой на затылке и стрелявшими то туда, то сюда, откликался на псевдоним Дик Дэйл. Высокий очкастый мужчина, напоминавший верблюда без горба — да, горба ему явно не хватало! — отзывался на имя Е. Брансуик Хадсон. Декорацией служила стойка чистильщика обуви — ничтожная часть огромной киностудии. Сцену мы наблюдаем воспаленными покрасневшими глазами Пэта Хобби, сидящего на стуле рядом с режиссером Дэйлом.
Стойка располагалась на улице, прямо напротив столовой. Голос Е. Брансуика Хадсона дрожал от гнева, но звучал приглушенно, чтобы не привлекать внимания прохожих.
— В голове не укладывается, что такой писатель, как я, тут забыл! — потрясенно повторял он.
Пэт Хобби, работавший на студии уже очень давно, мог предложить правильный ответ, но он не был знаком с участниками разговора.
— Да, странное дело! — сказал Дик Дэйл, и, обращаясь уже к чистильщику обуви: — И еще вон тем кремом давай!
— Странное?! — громогласно вопросил Е. Брансуик. — Я бы сказал, подозрительное! Наперекор себе я пишу то, что вы мне говорите — а теперь начальство ни с того, ни с сего предлагает мне убираться вон потому, что мы никак не можем сработаться!
— Простая вежливость, — объяснил Дик Дэйл. — А что мне еще оставалось делать? Отправить вас в нокаут?
E. Брансуик Хадсон снял очки.
— Попробуйте! — предложил он. — Я вешу сто шестьдесят два фунта, на мне ни унции плоти! — Он замялся и поспешил отказаться от столь смелого утверждения. — То есть, жира!
— Да к черту все это, — с презрением ответил Дик Дэйл, — не собираюсь я с вами драться! Мне надо закончить этот фильм. Возвращайтесь к себе на восточное побережье, пишите свои книги и забудьте про всё это. — Он бросил быстрый взгляд на Пэта Хобби, улыбнувшись так, словно уж он-то точно все поймет — да и любой поймет, за исключением, конечно же, E. Брансуика Хадсона. — Не получится у меня рассказать вам всё про кино за три недели.
Хадсон снова надел очки.
— Когда я напишу новую книгу, — произнес он, — над вами будет смеяться вся страна!
Он удалился — не достигнув цели, сбитый с толку, побежденный. Через минуту заговорил Пэт.
— Эти парни просто не могут ухватить идею, — прокомментировал он. — Никогда не видел, чтобы хоть один из них чего-то понял, а я уже двадцать лет в этом бизнесе. Пишу рекламы и сценарии.
— Сейчас заняты? — спросил Дэйл.
Пэт замялся.
— Только что закончил один проект, — ответил он.
Случилось это месяцев пять назад.
— В каких картинах участвовали? — спросил Дэйл.
— Во многих — работаю практически с 1920 года.
— Пойдемте ко мне, — предложил Дик Дэйл. — У меня есть предложение — раз уж этот ублюдок, наконец, вернется на свою ферму, в свою чертову Новую Англию! И почему им всем приспичило жить в Новой Англии, когда на Западе полно свободной земли?
Пэт протянул свой предпоследний десятицентовик чистильщику обуви и слез со стула.
II
Мы углубляемся прямо в технические детали.
— Проблема в том, что этот композитор Реджинальд де Ковен совершенно бесцветный, — говорил Дик Дэйл. — Он не был глухим, как Бетховен, не работал поющим официантом, не сидел в тюрьме — в общем, совсем ничего! Просто писал музыку, и для сюжета у нас есть только песенка «О, обещай мне!» Надо от неё оттолкнуться и что-нибудь сочинить — ну, допустим, дамочка ему что-нибудь пообещала, а получит он это только в конце.
— Мне нужно время, чтобы обдумать идею, — ответил Пэт. — Если Джек Бернерс возьмет меня на эту картину…
— Конечно, возьмет, — ответил Дик Дэйл. — Отныне сценаристов выбираю я сам! Сколько тебе платят — полторы? — он посмотрел на ботинки Пэта. — Ну, семьсот пятьдесят?
Мгновение Пэт мог лишь беспомощно моргать; но затем, не задумываясь, выдал свое лучшее художественное произведение за последние лет десять.
— Я спутался с женой одного продюсера, — сказал он, — и все против меня сговорились! Мне платят не больше трехсот пятидесяти!
В каком-то смысле работа оказалась самой легкой из всех, что ему попадались. Режиссер Дик Дэйл принадлежал к тому типу людей, который лет пятьдесят назад водился в изобилии в любом американском городке. В основном эти люди держали небольшие фотоателье; они, как правило, являлись авторами мелких механических изобретений и лидерами чудаковатых местных общественных движений, и практически всегда печатали вирши собственного сочинения в местной прессе. Все наиболее энергичные представители этого «чувственного типа» с 1910 и вплоть до 1930 года мигрировали в Голливуд, потому что только здесь они могли реализовать свой потенциал. Ни в каком другом месте или времени это было немыслимо. Только здесь им представилась возможность развернуться в полную силу. Пэт Хобби и Мэйбл Хэтман, стенографистка мистера Дэйла, работали над сценарием несколько недель рядом с мистером Дэйлом, и каждое движение и каждая реплика сценария несли отпечаток Дика Дэйла. Лишь иногда Пэт осмеливался что-нибудь предложить — и всегда «в точку»!
— Подождите! Подождите! — Дик Дэйл вскакивал, размахивая руками. — Кажется, я вижу собаку! — В напряженном ожидании все безмолвно застывали, пока видение не становилось отчетливей.
— Двух собак!
Перед их послушными мысленными взорами рядом с первой появлялась вторая собака.
— Сначала появляется одна собака на поводке — камера уходит назад; появляется вторая собака. Они, рыча, бросаются друг на друга. Камера уходит еще дальше, становится видно, что поводки привязаны к столикам, затем столики переворачиваются. Увидели?
Или вдруг, ни с того, ни с сего:
— Кажется, я вижу де Ковена учеником штукатура…
— Да! — произносилось с надеждой.
— Он отправляется в Санта-Аниту штукатурить стены, а за работой поет… Записывай, Мэйбл… Затем…
Через месяц у них уже были необходимые сто двадцать страниц. Выходило, что Реджинальд де Ковен был не то чтобы алкоголик, но любитель пропустить «кувшинчик пивка». Отца его невесты сгубил алкоголь, и когда после свадьбы она обнаружила его любовь к «кувшинчику пивка», единственное, что она могла сделать — это скрыться вдали и не показываться ему на глаза следующие двадцать лет. Он прославился, а она пела его песни под артистическим псевдонимом «Девица Марианна», но он так никогда и не узнал, что это была она.
Сценарий, подписанный «Промежуточный вариант. Автор: Пэт Хобби», отправился к студийному начальству. Отдел планирования известил Дэйла, что съемки надо начинать через неделю.
Сутки спустя вместе со всей командой Дэйл сидел в кабинете; царившую атмосферу можно было охарактеризовать как «тоска зеленая». Меньше всех унывал Пэт Хобби. Четыре недели по триста пятьдесят каждая, даже с учетом ускользнувших в Санта-Аните двух сотен, сильно отличались от двадцати центов, которыми он обладал, подойдя к стойке чистильщика обуви.
— Это же кино, Дик! — попытался он утешить. — Сегодня ты наверху — завтра внизу; то черная полоска, то белая. Уж мы-то, старые киношники, это хорошо знаем!
— Да, — рассеяно произнес Дик Дэйл. — Мэйбл, позвони этому E. Брансуику Хадсону. Он на своей ферме в Новой Англии — наверное, доит там пчелок.
Ответ прозвучал через несколько минут.
— Сегодня утром он вылетел в Голливуд, мистер Дэйл. Сейчас он в отеле «Беверли Уилшир», соединяю.
Дик Дэйл прижал телефон к уху и вкрадчивым дружеским тоном произнес в трубку:
— Мистер Хадсон, помните, вы рассказывали про одну идею, которая мне понравилась? Вы еще сказали, что пишете по ней сценарий. Что-то про то, как этот де Ковен ворует музыкальные идеи у пастушка из Вермонта, помните?
— Да.
— Так вот, Бернерс хочет начать съемки прямо сейчас, иначе у нас могут отобрать актеров; мы попали в клинч — надеюсь, вы меня понимаете? У вас случайно не сохранился этот вариант?
— А ну-ка, вспомните тот день, когда я вам его принес, — ответил Хадсон. — Вы меня заставили прождать два часа, а затем читали его ровно две минуты. У вас болела шея — надеюсь, вас тогда хорошенько скрутило! Боже, как вам должно было быть больно! И это был единственный отрадный момент за всё то утро.
— Знаете, в кино…
— Я рад, что вы застряли. И я не напишу для вас сценарий даже про трех поросят за пятьдесят штук!
Трубку с той стороны бросили, а Дик Дэйл повернулся к Пэту.
— Проклятые писаки! — в ярости произнес он. — За что мы вам платим? Получаете миллионы — и производите на свет чепуху, которую невозможно снять, да еще чувствуете себя оскорбленными, если мы не вчитываемся в ваши вшивые потуги! Как можно создать фильм, когда мне подсовывают двух таких ублюдков, как ты и Хадсон? Как, а?! Что скажешь, старый дармоед?
Пэт поднялся и направился к двери. Откуда ему знать — казалось, говорила его спина.
— Убирайся вон! — крикнул Дик Дэйл. — Ты уволен! Убирайся со студии!
Судьба не поднесла Пэту подарка в виде фермы в Новой Англии, но прямо через дорогу от студии располагался бар, в котором буколические грезы поджидали прямо в бутылках тех, у кого в карманах кое-что позвякивало. Студию, которая за много лет превратилась для него в дом родной, ему покидать не хотелось, и поэтому к шести он вернулся и пошел к себе в кабинет. Дверь была заперта. Он увидел, что комнату уже передали другому сценаристу; на двери красовалось имя «E. Брансуик Хадсон».
Час Пэт провел в столовой, еще разок наведался в бар, а затем инстинкт привел его на съемочную площадку, где стояла декорация спальни. Ночь он провел на кушетке, которую несколько часов назад занимала облаченная в одни лишь легчайшие кружева Клодетт Кольбер.
Утро выдалось унылым, но во фляжке еще немного оставалось, а в кармане было почти сто долларов. В Санта-Аните готовились к забегу лошади, и сумму можно было удвоить за вечер.
По пути со студии Пэт ненадолго задержался у парикмахерской, но бриться не стал, потому что нервничал. Он остановился, услышав голос Дика Дэйла у стойки чистильщика обуви.
— Мисс Хэтман нашла тот ваш сценарий. По договору он принадлежит компании.
E. Брансуик Хадсон стоял у подножия стойки.
— Я запрещаю использовать мое имя! — сказал он.
— Ну и хорошо. Поставим на нем её имя. Бернерс всем доволен, лишь бы наследники де Ковена не возражали. Черт возьми, да ведь этот пастушок все равно бы никогда не смог продать свои мелодии! Хоть один пастух получает авторские от «Союза композиторов», а?
Хадсон снял очки.
— Я вешу сто шестьдесят три…
Пэт подошел поближе.
— Вот и запишитесь в армию! — с презрением ответил Дэйл. — Не собираюсь я с вами драться! Мне надо закончить этот фильм. — Его взгляд упал на Пэта. — Привет, старина!
— Привет, Дик! — улыбнувшись, ответил Пэт; затем, почувствовав удачный момент, закинул удочку: — Когда приступаем к работе?
— Сколько? — спросил Дик Дэйл чистильщика обуви; затем — Пэту: — Всё, баста! Я уже давно обещал Мэйбл поставить её имя в титрах. Будут новые идеи — заглядывай.
Он окрикнул кого-то у парикмахерской и убежал. Хадсон и Хобби, чародеи слов, не имевшие случая познакомиться, посмотрели друг на друга. В глазах Хадсона застыли слезы ярости.
— Не везет тут писателям, — сочувственно сказал Пэт. — Лучше бы вообще не приезжали.
— А кто тогда будет придумывать сюжеты — эти ничтожества?
— Уж точно не писатели, — сказал Пэт. — Тут писатели не нужны! В кино нужны просто грамотные парни вроде меня.
Примечание переводчика: Название рассказа по-английски является началом ставшей крылатой реплики из 2 акта пьесы «Ришелье» Э.Д. Булвер-Литтона, которую дословно можно перевести как «Перо — меча сильнее». По-русски ближе всего пословица «Что написано пером, не вырубить и топором».
Оригинальный текст: Mightier Than The Sword, by F. Scott Fitzgerald.