Ф. Скотт Фицджеральд
Мой самый старый друг
Весь день Мэрион чувствовала себя счастливой. Побродила из комнаты в комнату по маленькой квартире, потом зашла в детскую помочь няньке покормить детей с ложечки и немного почитала на новом диване — самой умопомрачительной и дорогой вещи, которую они купили за пять лет брака.
Услышав шаги Майкла в прихожей, она повернула голову и прислушалась; ей всегда нравилось слушать, как он осторожно вышагивает, чтобы ненароком не разбудить уснувших детей.
— Майкл?
— Ох! Привет, — он вошел в комнату: высокий, широкоплечий и худощавый мужчина лет тридцати, с высоким лбом и добрыми черными глазами. — А у меня для тебя новости, — сразу сказал он. — Чарли Харт женится!
— Да ты что!
Он покивал головой.
— И на ком?
— На одной из сестренок Лоренс — там, дома. — Майкл умолк. — Она завтра приезжает в Нью-Йорк, и мне кажется, мы должны в честь её приезда что-нибудь устроить… Ведь Чарли — мой самый старый друг!
— Можно пригласить их на ужин…
— Хотелось бы что-нибудь помасштабней, — перебил он. — Может, выберемся в театр, а потом в ресторан? Видишь ли… — Он опять замялся. — Для Чарли мне хочется устроить что-нибудь особенное!
— Хорошо, — согласилась Мэрион. — Но особо тратиться не стоит; не думаю, что мы ему чем-то обязаны.
Майкл удивленно на нее посмотрел.
— Я хотела сказать, — продолжила Мэрион, — что мы… Мы давно не виделись. Мы теперь с ним вообще почти не видимся!
— Ну, ты же знаешь, как все живут в Нью-Йорке, — сконфуженно принялся оправдываться Майкл. — Он, как и я, очень занят… У него теперь есть имя, и думаю, что вокруг него постоянно крутится уйма людей.
О Чарли Харте они всегда говорили как о своем самом старом друге. Пять лет тому назад, когда Майкл и Мэрион только поженились, все трое приехали в Нью-Йорк из одного и того же городка на Западе страны. Больше года они виделись с Чарли практически каждый день, и ни одно домашнее событие, ни одна внезапно возникшая надежда или мечта не были для него ничего не значащим пустяком. Его прибытие в трудный момент всегда приводило к тому, что в любой ситуации всегда находилось нечто хорошее или забавное.
Конечно, появление у Мэрион детей все поменяло; вот уже несколько лет как прекратились полночные звонки Чарли с новостями о том, что в квартире прорвало трубы или обвалился потолок. Но пути их расходились так медленно, что Майкл всё еще говорил о Чарли с некоторой долей тщеславия — так, словно виделся с ним каждый день. Какое-то время Чарли приходил к ним обедать не реже раза в месяц, и всем троим всегда было о чем поговорить; но эти встречи больше не кончались фразой: «Ну, завтра созвонимся». Вместо этого звучало: «Приходи к нам почаще», или даже (спустя три или четыре года): «Ну, пока! Еще увидимся!»
— Но я полностью «за» небольшую вечеринку! — сказала Мэрион, задумчиво оглядевшись. — Ты уже выбрал, в какой день?
— В следующую субботу, — темные глаза Майкла уклончиво обшарили комнату. — Надо бы снять ковры, и все такое…
— Нет! — отрицательно покачала головой Мэрион. — Мы устроим ужин, человек на восемь, чтобы все было достойно и так далее, а потом будем играть в карты.
Она мысленно прикидывала, кого позвать? Чарли ведь художник и наверняка каждый день общается с интересными людьми.
— Можно позвать Уиллоби, — с сомнением в голосе проговорила она. — Она вроде в каком-то театре играет… А он пишет сценарии…
— Нет, это не то, — возразил Майкл. — Он таких видит ежедневно и за завтраком, и за обедом, ему такие люди наверняка уже приелись. Да и кого еще, кроме Уиллоби, мы можем позвать из этой публики? У меня идея получше! Давай соберем тех, кто приехал из наших краев? Все следят за карьерой Чарли, всем наверняка будет приятно с ним повидаться. Лично мне бы хотелось, чтобы все увидели, что он по-прежнему самый обычный парень и ничуть не задирает нос!
Еще немного поспорив, они остановились на этом плане, и не прошло и часа, как Мэрион позвонила первому намеченному гостю:
— В честь приезда невесты Чарли Харта, — объяснила она. — Чарли Харт, тот самый художник… Видите ли, он наш старый друг…
Как только она приступила к приготовлениям, энтузиазма значительно прибавилось. Она даже наняла официантку и убедила живущую по соседству флористку прийти и лично расставить цветы, чтобы за столом всё было безупречно. Все, «кто приехал из наших мест», охотно приняли приглашение, и число гостей выросло до десяти.
— А о чем будем беседовать, а, Майкл? — с тревогой спросила она накануне назначенного дня. — Вдруг все пойдет не так? Вдруг все поссорятся и разбегутся по домам?
Майкл рассмеялся.
— Не волнуйся! Видишь ли, все эти люди хорошо друг друга знают…
Стоявший на столе телефон напомнил о своем существовании, и Майкл снял трубку.
— Алло! А, привет, Чарли!
Мэрион настороженно выпрямилась в кресле.
— Да ты что? Ох, как жаль… Очень, очень жаль. Надеюсь, ничего серьезного?
— Не сможет прийти? — выпалила Мэрион.
— Тс-с-с! — А затем в телефонную трубку: — Что ж, действительно, очень жаль, Чарли. Нет, что ты, ничего страшного… Очень грустно, что ты заболел.
Унылым жестом Майкл повесил трубку на место.
— Девице Лоренс вчера пришлось уехать домой, а Чарли в постели с гриппом.
— Хочешь сказать, он не сможет прийти?
— Да, он не придет.
Лицо Мэрион вдруг сморщилось, а в глазах показались слезы.
— Говорит, целый день провел под наблюдением врача, — удрученно пояснил Майкл. — У него температура, ему еле разрешили позвонить по телефону.
— Да мне плевать! — всхлипнула Мэрион. — Это кошмар! Мы ведь всех звали, чтобы с ним повидаться!
— Никто не застрахован от болезни.
— Ага, как же! — громко и нелогично парировала она. — Остальные как-то ведь выкручиваются? А что же он нам ничего не сказал, раз девчонка Лоренс собралась уезжать?
— Он сказал, что она уехала внезапно. Вплоть до вчерашнего дня они вместе собирались к нам в гости.
— Не д-д-думаю, что он п-п-переживает! Могу поспорить, он даже рад, что заболел! Если бы ему было не все равно, он бы давно уже привез её к нам познакомиться.
Мэрион резко встала.
— Я тебе так скажу! — возмущенно заявила она Майклу. — Я сейчас же всех обзвоню и все отменю!
— Но, Мэрион…
Несмотря на его вялые возражения, Мэрион схватила телефонную книжку и стала искать первый номер.
На следующий вечер они купили билеты в какой-то театр, надеясь таким образом заполнить окутавшую их пустоту. Мэрион расплакалась, когда флористка, которую забыли отменить, прибыла к пяти с коробками цветов, и Мэрион почувствовала: чтобы не встречаться с призраками, которые вот-вот заполнят весь дом, надо сейчас же оказаться где угодно, только не дома. В тишине они вдвоем съели изысканный ужин, приготовленный из всего, что она накупила для гостей.
— Только восемь вечера, — произнес Майкл после ужина. — Мне кажется, надо бы навестить Чарли… Давай заскочим к нему на минутку, ты не против?
— Нет-нет, — ответила Мэрион, вздрогнув. — Даже не думай!
— А почему нет? Если он серьезно болен, я бы хотел убедиться, что за ним хорошо ухаживают.
Ей стало ясно, что он уже про себя все решил, и она подавила свое инстинктивное неприятие этой идеи; они взяли такси и доехали до жилого небоскреба на Мэдисон-авеню.
— Иди сам, — нервно бросила Мэрион, — а я тебя тут подожду.
— Пожалуйста, пойдем вместе!
— Зачем? Он в постели и вряд ли будет рад женскому обществу.
— Но ему будет приятно тебя видеть, это поднимет ему настроение. И он поймет, что мы на него ничуть не в обиде из-за сегодняшнего вечера. У него был ужасно расстроенный голос по телефону.
Майкл потянул её за собой из такси.
— Но только на минутку! — напряженно прошептала она, входя в лифт. — Спектакль начинается в половине девятого!
— Апартаменты по правой стороне, — указал лифтер.
Они позвонили в дверь и стали ждать. Дверь открылась, и они вошли прямо в просторную студию Чарли Харта.
Везде были люди; от стены до стены простирался длинный, залитый светом ламп обеденный стол, украшенный пучками папоротника и свежими розами, от которого в слегка прокуренный воздух поднимался приглушенный шум голосов и веселого смеха. Два десятка женщин в вечерних платьях сидели в ряд с одной стороны и с оживлением, порожденным пенящимся бургундским, льющимся из множества бутылок в замороженный хрупкий хрусталь, прямо через цветы болтали с двумя десятками мужчин по другую сторону стола. Вверху, на высоком узком балконе, опоясывавшем помещение, струнный квартет наигрывал какую-то вещь Стравинского — негромко, чуть ниже тона женских голосов, и музыка наполняла студию, словно внезапно обретшее голос вино.
Дверь открыл официант, почтительно отступивший назад перед парой, как подумал он, припозднившихся гостей — и тут же красавец-мужчина во главе стола встал, держа в руках салфетку, и неподвижно замер, глядя на вновь прибывших. Общий разговор затих, повисла пауза, и все взгляды устремились на пару в дверях. Миг спустя, словно разрушились чары, возобновился общий разговор, слово за словом нагоняя прежний темп.
— Пойдем отсюда! — донесся до Майкла из пустоты тихий и испуганный шепот Мэрион, и ему показалось, что у него галлюцинация и в комнате, кроме Чарли, на самом деле никого нет. Но вот его взгляд прояснился, и он увидел, что здесь было очень много людей — он столько никогда раньше не видел! Музыка вдруг разразилась громом духового оркестра, и показалось, что выдуваемый пронзительными трубами ветер вот-вот вынесет их наружу, за дверь; даже не разворачиваясь, они с Мэрион сделали шаг назад в коридор и закрыли за собой дверь.
— Мэрион!
Она добежала до лифта и встала, изо всех сил давя пальцем на кнопку вызова, и на весь коридор прозвенел звонок, словно финальный аккорд музыки за дверью. Вдруг открылась дверь студии, и в коридор вышел Чарли Харт.
— Майкл! — воскликнул он. — Майкл, Мэрион, я сейчас все объясню! Заходите! Я все объясню, обещаю!
Он был взволнован — лицо его разрумянилось, а губы шевелились, будто произнося слова, которые так и не стали звуком.
— Быстрее, Майкл! — донесся от лифта напряженный голос Мэрион.
— Позвольте мне все объяснить, — в отчаянии воскликнул Чарли. — Я всё, всё сейчас…
Майкл продолжал идти к лифту, который как раз прибыл и с лязгом распахнул двери.
— Вы ведете себя так, словно я совершил какое-то преступление! — Чарли шёл по коридору за Майклом. — Поймите, это просто случайность!
— Все нормально, — пробормотал Майкл. — Я понимаю.
— Нет, не понимаешь! — голос Чарли гневно звенел; он сам себя взвинчивал, чтобы оправдаться хотя бы перед собой в этой невыносимой ситуации. — Вы уходите, вы обиделись, а я ведь приглашаю вас зайти и присоединиться к моей вечеринке! Зачем же вы пришли, если не хотите зайти? Разве вы…
Майкл вошел в лифт.
— Пожалуйста, на первый! — выкрикнула Мэрион. — Очень прошу, побыстрее, на первый!
Двери лифта с лязгом захлопнулись.
Таксисту они велели везти их прямо домой — обоим сейчас было не до театра. Они ехали из центра в свою квартирку на окраине, и Майкл закрыл лицо руками и попытался осознать, что дружба, которая значила для него так много, кончилась. Теперь ему стало ясно, что на самом деле кончилась она еще раньше — уже с год у Чарли ни разу не возникало желания с ними увидеться, и шок от этого открытия перевесил даже только что полученное оскорбление.
Оказавшись дома, промолчавшая всю дорогу Мэрион сразу пошла в гостиную и жестом пригласила мужа сесть.
— Я расскажу тебе то, что ты обязательно должен знать, — сказала она. — Если бы не сегодняшний вечер, я бы тебе, наверное, никогда не рассказала, но теперь мне кажется, что ты должен знать все. — Она помолчала. — Во-первых, Чарли Харт никогда с тобой не дружил.
— Что? — ничего не понимая, посмотрел он на неё.
— Он никогда с тобой не дружил, — повторила она. — Уже много лет. Он дружил со мной.
— Но ведь Чарли Харт…
— Я понимаю, ты хочешь сказать, что Чарли дружил с нами обоими. Но это не так. Не знаю, как он относился к тебе сначала, но твоим другом он перестал быть года три-четыре назад.
— Но как же так? — во взгляде Майкла было живое изумление. — Если это так, зачем же он с нами всё это время общался?
— Из-за меня, — уверенно произнесла Мэрион. — Он был в меня влюблен.
— Что? — Майкл не поверил и рассмеялся. — Ты это выдумала! Я, конечно, видел, как он в шутку притворялся…
— Это была не шутка, — перебила его она, — никакая не шутка! Началось — да, в шутку, а кончилось тем, что он предложил мне сбежать с ним от тебя!
Майкл нахмурился.
— Продолжай, — тихо сказал он. — Видимо, это правда, иначе ты бы не стала мне рассказывать… Но я никак не могу поверить… Неужели он вдруг начал…
Он резко замолчал, не в силах произнести больше ни слова.
— Началось все в один из вечеров, когда мы втроем отправились на танцы, — Мэрион запнулась. — И поначалу мне это даже нравилось. Есть у него такой талант, он умеет замечать детали: всегда замечал новое платье, шляпку, и даже мои новые прически. С ним рядом очень приятно находиться, он умеет заставить тебя чувствовать, что ты здесь самая важная и привлекательная. Только не думай, что мне было с ним рядом лучше, чем с тобой, это не так! Я понимала, что больше всего на свете он любит себя, и что он — как неуловимый «блуждающий огонек». Но я его, наверное, поощряла, считая, что ничего такого страшного не происходит… Чарли открылся мне с новой стороны, и он был забавный — как и во всем остальном, чем бы он ни занимался.
— Ну, да… — с натугой согласился Майкл, — думаю, что это было… Очень весело…
— Сначала ты по-прежнему ему нравился. Ему и в голову не приходило, что он ведет себя вероломно по отношению к тебе. Он просто следовал своему естественному побуждению, только и всего. Но через несколько недель ты стал помехой. Ему хотелось поужинать со мной, но без тебя, а устроить это было невозможно. Вот так все и тянулось примерно с год.
— А что случилось потом?
— Ничего не случилось. Просто он перестал к нам приходить.
Майкл медленно встал.
— Ты хочешь сказать…
— Секундочку! Если ты чуть-чуть задумаешься, то поймешь, что только так это все и могло закончиться. Когда ему стало ясно, что я стараюсь всю эту ситуацию сгладить, чтобы он снова стал просто нашим старым другом, он сбежал. Он не хотел быть нашим старым другом — прошли те времена.
— Понятно.
— Что ж, — Мэрион встала и принялась нервно покусывать губы, — вот и все. Мне показалось, что тебе будет легче пережить сегодняшний вечер, если ты будешь знать об этой истории.
— Да, — глухо ответил Майкл, — наверное, ты права.
***
Бизнес Майкла процветал, и когда пришло лето, они уехали за город — наняли небольшой старенький домик с участком в пол-акра, где дети могли играть с утра до вечера среди зарослей травы и деревьев. О Чарли они больше не говорили, и через несколько месяцев он превратился просто в туманную фигуру на заднем плане их воспоминаний. Иногда, перед сном, Майкл думал о том, как хорошо было им всем втроем пять лет тому назад, а потом в иллюзию вторгалась реальность, и он отбрасывал эти мысли, испытывая неприятное чувство.
В один теплый июльский вечер он дремал, лежа в сумерках у себя на крыльце. День в конторе выдался тяжелый, а летний день потихоньку угасал, и отдых был ему очень кстати.
Он лениво приподнял голову, услышав приближающийся шум автомобиля. В конце дорожки остановился местный таксомотор и из него вышел молодой человек. Майкл издал восклицание и сел. Даже в сумерках он узнал эту фигуру, эту нервную походку…
— Будь я проклят! — тихо произнес он.
По посыпанной гравием дорожке приближался Чарли Харт, и Майкл сразу отметил, что Чарли как-то необычно растрёпан. Его красивое лицо выглядело осунувшимся и усталым, костюм был мятый, и все явственно говорило о том, что предыдущую ночь он не сомкнул глаз.
Чарли поднялся на крыльцо, заметил Майкла и улыбнулся — болезненно и смущенно.
— Привет, Майкл!
Ни один не протянул другому руку, а миг спустя Чарли внезапно рухнул на стул.
— Дай, пожалуйста, водички, — сипло произнес он, — жара просто адская.
Не говоря ни слова, Майкл ушел в дом и вернулся со стаканом воды, который Чарли выпил большими и шумными глотками.
— Благодарю, — сказал он, тяжело дыша, — а то я думал: еще чуть-чуть, и упаду в обморок!
Он огляделся вокруг, но его глаза ничего не видели — лишь делали вид, что смотрят.
— Какой у вас тут милый домик, — произнес он, и его взгляд снова обратился к Майклу. — Может, мне лучше уйти?
— Ну, зачем же… Нет! Посиди, отдохни, если хочешь. Ты выглядишь усталым.
— Так и есть. Хочешь, расскажу?
— Не хочу. Нисколько.
— Что ж, а я все равно расскажу, — с вызовом произнес Чарли. — Я затем сюда и приехал. У меня беда, Майкл, и обратиться мне не к кому — только к тебе!
— А к своим друзьям не пробовал? — холодно ответил Майкл.
— Да ко всем пробовал — ко всем, к кому успел добраться. Боже мой! — он вытер платком пот со лба. — Даже в голову не приходило, как тяжело найти банальные две тысячи долларов!
— Ты ко мне явился, чтобы раздобыть две тысячи долларов?
— Обожди, Майкл. Сначала выслушай. Узнаешь, в какой переплет можно попасть, не имея в мыслях ничего плохого! Видишь ли, я согласился на должность казначея в обществе помощи независимым актерам, мы его организовали для бедных студентов. Больше года назад собрали фонд, три с половиной тысячи долларов, и положили в банк на мое имя. Я, как ты знаешь, живу на всю катушку, много зарабатываю и много трачу, а с месяц назад начал понемногу спекулировать на бирже, один приятель удружил…
— Не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь, — резко перебил его Майкл, — я ведь…
— Обожди еще чуть-чуть, я уже почти закончил, — Чарли испуганно посмотрел на Майкла. — Я иногда брал эти деньги, даже не понимая, что они не мои. У меня ведь всегда было полно своих денег, понимаешь? — Он помолчал. — А на этой неделе состоялось собрание общества, и меня попросили передать деньги. Ну, я сходил к паре человек, попробовал у них занять, и один из них, стоило мне только уйти, принялся трепаться… И вот вчера вечером случился просто ужасный взрыв! Мне сказали, что, если сегодня утром я не передам две тысячи, меня посадят… — Его голос зазвенел, и он в панике огляделся. — Уже выписан ордер на мой арест, и если я не достану деньги, то я убью себя, Майкл! Богом клянусь, убью! В тюрьму я не пойду. Я ведь художник, я не бизнесмен. Я…
Он с усилием постарался вновь овладеть своим голосом.
— Майкл, — прошептал он, — ты мой самый старый друг! Мне больше не к кому обратиться, только к тебе.
— Ты слегка опоздал, — испытывая дискомфорт, произнес Майкл. — Ведь ты совсем не так думал обо мне четыре года назад, когда умолял мою жену бежать с тобой!
На лице Чарли появилось выражение искреннего удивления.
— Ты злишься на меня за это? — изумленно спросил он. — Я-то думал, что ты на меня обиделся из-за того, что я не пришел к тебе тогда в гости.
Майкл ничего не ответил.
— Я думал, она уже давным-давно тебе об этом рассказала, — продолжил Чарли. — По поводу Мэрион я тогда ничего не мог с собой поделать. Мне было одиноко, а вы двое были вместе… Каждый раз, когда я к вам приходил, ты рассказывал мне, какая удивительная девушка Мэрион, и, наконец я… Я стал считать также! Как же я мог не влюбиться в нее, если целых полтора года она была единственной приличной девушкой, которую я знал? — Он с вызовом посмотрел на Майкла. — Что ж, она ведь с тобой, не так ли? Я не отобрал её у тебя. Мы с ней всего лишь раз поцеловались — неужели тебе так нравится сыпать соль на рану?
— Слушай! — резко произнес Майкл. — Назови хоть одну причину, почему я должен дать тебе деньги?
— Ну… — тут Чарли замялся и издал неловкий смешок, —никакой причины нет. Я просто подумал, что ты дашь.
— С чего это?
— Ни с чего, наверное, если взглянуть с твоей стороны.
— Вот в этом и дело. Если я дам тебе деньги, то лишь потому, что я сентиментальный, глупый и мягкий. И сделаю то, чего мне делать не хочется.
— Ладно, — Чарли неприятно улыбнулся. — Это разумно. Теперь, подумав, я тоже не вижу ни одной причины, почему ты мне должен дать деньги. Что ж… — он сунул руки в карманы пиджака и, слегка откинув голову назад, словно стряхнул с себя все эти заботы, как тесную кепку. — В тюрьму я точно не пойду; и, возможно, не далее как завтра ты еще передумаешь!
— Не стоит на это рассчитывать!
— Да я не собираюсь тебя опять просить. Я имел в виду… нечто совсем другое.
Он кивнул, быстро развернулся и направился по посыпанной гравием дорожке, где его вскоре поглотила тьма. Майкл услышал, как он замедлил шаг там, где дорожка выходила на шоссе, словно хотел остановиться. Но потом снова зашагал по шоссе, которое вело к железнодорожной станции в миле от дома.
Майкл уселся в кресло, уронив голову на руки и закрыв лицо. Он услышал, как на крыльцо вышла Мэрион.
— Я все слышала, — прошептала она. — Не нарочно, конечно! Я рада, что ты ему ничего не дал.
Она подошла поближе и хотела сесть к нему на колени, но его вдруг охватила почти физическая антипатия, и он быстро встал с кресла.
— Я испугалась, что он станет давить на чувства и одурачит тебя, — продолжила Мэрион. И, немного помолчав, добавила: — Понимаешь, он ведь тебя ненавидел. Он даже желал тебе смерти. Я ему тогда сказала, что, если он еще хоть раз это повторит, я с ним больше никогда не увижусь.
Майкл бросил на нее мрачный взгляд.
— Вообще-то ты — прямо воплощенное благородство!
— Но, Майкл…
— Сначала ты ему позволяешь говорить тебе такие вещи, а теперь, когда он явился сюда без гроша в кармане и ему больше некуда податься, ты заявляешь, что рада, что я его отсюда выставил?
— Потому что я люблю тебя, дорогой…
— Нет, не поэтому! — яростно перебил он. — А потому, что в этом мире ненависть стоит дешево. Её у всех навалом! Боже мой! Как ты думаешь, кем же я себя теперь должен считать?
— Ты не должен так думать, он того не стоит.
— Прошу тебя, уйди! — запальчиво воскликнул Майкл. — Мне надо побыть одному.
Она послушно ушла, и он снова уселся в темноте на крыльце, и что-то вроде ужаса медленно окутало его. Несколько раз он порывался встать, но каждый раз лишь хмурился и замирал. Прошло довольно много времени, и он вдруг вскочил, и у него на лбу выступил холодный пот. Только что прошедший час, все эти последние месяцы вдруг канули в никуда, и он словно переместился на несколько лет назад. Ведь на Чарли Харта, на его старого друга, объявлена охота! К нему пришел Чарли Харт, которому больше некуда податься. Майкл принялся торопливо разыскивать на крыльце шляпу и пиджак.
— Эх, Чарли! — вслух произнес он.
Он, наконец, нашел пиджак и, кое-как его нацепив, торопливо соскочил с крыльца. Ему казалось, что Чарли ушел всего пару минут назад.
— Чарли! — позвал он, дойдя до шоссе. — Чарли, вернись! Произошла ошибка!
Он умолк, прислушиваясь. Ответа не было. Слегка задыхаясь, несмотря на жаркую ночь, он упрямо пустился бежать по шоссе.
Было только полдевятого вечера, но вокруг было очень тихо, и лишь с лежавшей вдоль дороги мокрой заболоченной полосы доносилось громкое кваканье лягушек. Небо было слегка присыпано звездами, и вот-вот должна была появиться луна, но дорога шла среди тенистых деревьев, так что Майкл видел только шагов на десять вперед. Через некоторое время он пошел шагом, поглядывая на светящийся циферблат часов — до нью-йоркского поезда было еще с час. Времени у него было с избытком.
Несмотря на это, он опять забеспокоился и побежал, преодолев отделявшую дом от станции милю минут за пятнадцать. Перрон был маленький, робко припавший к земле вблизи блестящих в темноте рельсов. У станции Майкл заметил фары единственного такси, поджидавшего следующего поезда.
На платформе никого не было. Майкл открыл дверь вокзала и заглянул в полутемный зал ожидания. Там тоже никого не было.
— Странно, — пробормотал он.
Разбудив дремавшего таксиста, Майкл спросил, не ждал ли тут кто-нибудь поезд? Таксист задумался; да, минут двадцать назад был один человек. Походил туда-сюда, выкурил сигарету, а затем ушел куда-то в темноту.
— Странно, — повторил Майкл, приставил руки рупором ко рту и, обернувшись лицом к лесу вдоль путей, громко закричал: — Чарли!
Ответа не было. Он крикнул еще раз. А затем опять обернулся к таксисту.
— Не заметили, куда он пошел?
Таксист махнул куда-то в направлении шоссе, которое шло в Нью-Йорк вдоль железнодорожных путей.
— Куда-то туда…
С растущей тревогой Майкл его поблагодарил и торопливо пошел по дороге, казавшейся белой в свете взошедшей луны. Теперь он был твердо уверен, как в чем-то не подлежащем сомнению, что Чарли отправился умирать в одиночестве. Он вспомнил выражение его лица, когда Чарли от него отвернулся, и как он засунул руку в карман пиджака, будто сжимая там какой-то зловещий предмет.
— Чарли! — позвал Майкл испуганным голосом.
От темных деревьев в ответ не донеслось ни звука. Майкл миновал несколько полей, блестевших как серебро в лунном свете, останавливаясь каждые несколько минут, чтобы опять позвать друга и напряженно прислушаться, не будет ли ответа?
Ему пришло в голову, что зря он идет в этом направлении — Чарли наверняка где-то там, у станции, среди деревьев. Возможно, у него просто разыгралось воображение, а Чарли, быть может, сейчас ходит по платформе и ждет поезда из города. Но некое побуждение, никак не связанное с логикой, заставило его идти дальше. Более того —несколько раз ему даже казалось, что впереди кто-то есть, и этот кто-то только что ускользнул от него, скрывшись за поворотом — его и не видно, и не слышно, и над дорогой от только что тут прошедшего еще витает какое-то едва уловимое и трагическое легкое дуновение. Один раз ему показалось, что он слышит шаги среди листвы у обочины, но это оказался просто обрывок газеты, перекатываемый слабым и горячим ветерком.
Ночь была душной — казалось, луна посылает горячие лучи на изнемогающую от зноя землю. Майкл снял пиджак и перебросил его на ходу через руку. Впереди, невдалеке, показался каменный мостик через пути, а за ним — бесконечная линия телеграфных столбов, постепенно уменьшавшихся в размерах из-за перспективы и простиравшаяся вплоть до бескрайнего горизонта. Что ж, он дойдет до моста — и на этом остановится. Он бы уже давно сдался, если бы не ощущение, что кто-то легким и быстрым шагом идет прямо перед ним.
Дойдя до каменного моста, он присел на валун; под взмокшей рубашкой громко и гулко стучало вымотанное гонкой сердце. Да, все без толку — Чарли исчез и, возможно, он никогда не сможет ему помочь. Издалека, от станции, до него донесся приближающийся гудок поезда, прибывавшего в половине десятого.
Майкл вдруг понял, что думает о том, зачем вообще он тут оказался? Он презирал себя за то, что он сейчас здесь. Как этому Чарли удалось за считанные минуты сыграть на какой-то слабой струне его души, заставить его пуститься в эту глупую и порожденную испугом гонку в ночи? Они ведь все обсудили, и Чарли не удалось привести ни единой причины, по которой он должен был бы ему помогать!
Он встал, собираясь отправиться в обратный путь, но прежде, чем развернуться, некоторое время постоял, глядя на освещенную лунным светом дорогу. С другой стороны путей простиралась линия из телеграфных столбов и, пока его взгляд скользил по ней вдаль, насколько хватало глаз, до него опять донесся — уже громче и не так далеко — гудок нью-йоркского поезда, нараставший и утихавший в ночной тишине с музыкальной резкостью. И вдруг его взгляд, блуждавший вдоль рельсов, остановился и сфокусировался на одном из столбов, в четверти мили. Столб был такой же, как все остальные, но чем-то все же отличался — в нем было что-то неописуемо иное…
Глядя на столб — так, как можно глядеть на отдельную фигуру в узоре ковра — в голове у Майкла вдруг что-то щелкнуло, и он тут же увидел все в совершенно ином свете. Что-то донес до него шепот ветерка, и это что-то изменило всю ситуацию. Вот что это было: он вдруг вспомнил, как где-то читал, что во времена средневекового мрака одному человеку по имени Герберт[1] удалось сосредоточить в себе одном всю европейскую цивилизацию. И Майклу стало ясно, что он сейчас находится в точно таком же состоянии. На миг, на единственное мгновение, все сострадание этого мира сосредоточилось именно в нем.
Все это он осознал за долю секунды, и это его потрясло, и он тут же понял, почему должен был помочь Чарли Харту. Он должен был ему помочь потому, что невыносимо было бы жить в мире, где нет никакой помощи и где каждому суждено оставаться в одиночестве, как сегодня Чарли.
Ну да, конечно, в этом-то и было дело — ему выпал шанс, в него поверили! К нему пришел тот, кому некуда было идти, а он ему отказал!
Все то время, весь этот миг, он так и стоял, не издавая ни звука и глядя на телеграфный столб вдали у рельсов — на тот самый столб, который его взгляд выделил как не похожий на остальные. Луна светила ярко, и у верхушки столба он заметил белую крестообразную перекладину, и его взгляд никак не мог оторваться от перекладины и столба, которые теперь, казалось, существовали сами по себе, а все остальные столбы как-то съежились и отступили вдаль.
Внезапно где-то в миле вдоль путей раздался стук колес и шум поезда, отходящего от станции, и звуки словно вернули Майкла к жизни — он издал восклицание и, пошатываясь, побежал по дороге, к столбу с перекладиной.
Снова раздался гудок поезда. Клац… Клац…Клац — поезд был все ближе, до него было сначала шестьсот, затем пятьсот ярдов, а когда он оказался под мостом, стал виден яркий луч переднего фонаря. В мыслях Майкла не было никаких эмоций, только ужас — столб был в пятидесяти ярдах и выделялся на фоне неба резко, как звезда, а он думал о том, что должен добежать до столба раньше, чем этот поезд.
С другой стороны путей под столбами дороги не было, но поезд был уже так близко, что Майклу нельзя было больше медлить, иначе на ту сторону ему уже не попасть. Он метнулся с дороги, в два прыжка перескочил через рельсы и под звук нагонявшего его поезда побежал по голой земле. Двадцать футов, тридцать футов… И когда рев поезда полностью заполнил его уши, Майкл добежал до столба и бросился всем телом на человека, стоявшего у рельсов, опрокинув его на землю всей своей массой.
В ушах стоял стальной гром, тяжело стучали колеса о рельсы, ревел быстрый ветер, и отошедший от станции в полдесятого поезд промчался мимо.
— Чарли… — бессвязно выдохнул он. — Чарли…
Снизу на него уставилось изумленное лицо. Майкл перекатился на спину и остался лежать, тяжело дыша. В жаркой ночи теперь стояла тишина — не было слышно ни звука, только далекий рокот уходящего вдаль поезда.
— Боже мой!
Майкл открыл глаза и увидел, что Чарли сидит, закрыв лицо руками.
— Все хорошо, — тяжело дыша, произнес Майкл. — Все хорошо, Чарли. Я дам тебе деньги. Не знаю, что на меня нашло? Ведь ты… Ты мой самый старый друг!
Чарли покачал головой.
— Ничего не понимаю, — судорожно произнес он. — Откуда ты тут взялся? Как ты здесь оказался?
— Я бежал за тобой. Прямо за тобой!
— Но я тут уже полчаса.
— Что ж, хорошо, что ты выбрал именно этот столб, чтобы… тут подождать. Я заметил его еще от моста. Приметил из-за перекладины.
Чарли, покачиваясь, встал, прошел пару шагов и посмотрел на хорошо освещенный луной столб.
— Что? — чуть погодя, озадаченно спросил он. — Говоришь, на этом столбе перекладина?
— Ну, да! Я долго его рассматривал. Так я и…
Чарли опять посмотрел вверх и как-то странно замялся, прежде чем заговорить.
— Но там нет никакой перекладины! — сказал он.
От редактора
Рассказ написан в марте 1924 года в Грейт-Нек. При отправке текста Оберу Фицджеральд отметил: «Высылаю отредактированный рассказ. Не знаю, что о нем и думать, но лично я не предлагал бы его в «Пост». Концовка удачная, но слегка скандальная». Текст был опубликован в «Вуманс хоум компанион» в сентябре 1925 года. Рассказ был включен в сборник «Лучшие в мире рассказы за 1926 год» и, скорее всего, перепечатывался в провинциальных газетах, как это было принято в то время.
Примечание переводчика
[1] Герберт — Папа Римский Сильвестр II, в миру Герберт Аврилакский (946 — 1003), чьи рукописи прибыл изучать в Москву Воланд из романа Булгакова; средневековый ученый, изучавший арабские научные труды по математике и астрономии, преподавал в Реймской кафедральной школе; возродил использование в Европе множества научных инструментов (абак, астролябия), забытых после падения Римской империи, а также популяризовал арабскую систему счисления (но без нуля).
Оригинальный текст: One of My Oldest Friends, by F. Scott Fitzgerald.