Ф. Скотт Фицджеральд
Рождественский подарок Пэта Хобби
Сочельник наступил и на студии. К одиннадцати утра Санта Клаус уже успел навестить основную массу заслужившего его внимания персонала.
В кабинеты и бунгало прибыли роскошные подарки продюсеров звездам и агентов продюсерам; на каждой площадке обсуждались остроумные подарки актёров режиссёрам и режиссёров актёрам; из конференц-залов к прессе стал просачиваться ручеек шампанского. Конверты с полтинниками, десятками и пятёрками от продюсеров, режиссёров и сценаристов сыпались как манна небесная на представителей класса «белых воротничков».
Но не везде дело шло как обычно. Например, Пэт Хобби, успевший за двадцать лет вызубрить назубок все правила игры, еще вчера сумел спровадить секретаршу. Вот-вот должна была подойти новая, но едва ли в первый день работы она могла рассчитывать на презент.
Чтобы скрасить ожидание, он решил прогуляться по коридору, заглядывая в открытые кабинеты в поисках признаков жизни. Остановился поболтать с Джо Хоппером из отдела сценариев.
— Не то, что раньше, — скорбно произнёс он. — В такие дни бутылка стояла на каждом столе!
— Ну и сейчас этого предостаточно!
— Куда там, — вздохнул Пэт. — А потом все шли на фильм, который клеили из забракованных кадров…
— Я слышал. Всё, что не прошло цензуру, да? — сказал Хоппер.
Пэт кивнул, глаза его сверкнули.
— О, это было сочно! Чёрт возьми, да все со смеху чуть не лопались!
Он замолчал, так как увидел входившую в его кабинет женщину с блокнотом в руке — что и заставило его вернуться к жалкой реальности.
— Гуддорф засадил меня работать на все праздники, — горько пожаловался он.
— Я бы отказался.
— Я бы тоже, только мои четыре недели заканчиваются в следующую пятницу, и он не продлит контракт, если я заартачусь.
Но Хоппер знал, что контракт Пэта и так не продлят. Его наняли для переделки в сценарий какого-то старого вестерна, и ребята, которые «шлифовали сцены» — то есть, фактически переписывали всё, что он сделал — говорили, что сценарий Пэта никуда не годился, а местами было вообще непонятно, о чем идет речь.
— Я — мисс Кэгл! — представилась новая секретарша Пэту.
Ей было около тридцати шести, и красота её уже начала увядать. Видно было, что она прекрасно знает свою работу, хотя сейчас немного устала. Она села за стол, проверила пишущую машинку и… расплакалась.
Пэт вздрогнул. Самоконтроль на работе был возведён в незыблемое правило. Достаточно и того, что ему придётся работать все праздники! Н-да… По крайней мере, так было лучше, чем не работать вообще. Он встал и прикрыл дверь — ведь кто-нибудь вполне мог заподозрить его в попытке оскорбить девушку.
— Ну, ну… — попробовал он её успокоить. — Ведь сегодня Рождество!
И постепенно всплеск эмоций сошел на нет. Она выпрямилась, последний раз всхлипнула и достала платок.
— Всё будет хорошо, — неуверенно добавил Пэт. — Что у вас стряслось? Вас хотят уволить?
Она покачала головой, хлюпнула носом и открыла блокнот.
— У кого вы работали?
Она ответила с неожиданной злостью:
— У мистера Гарри Гуддорфа!
Хронически воспаленные глаза Пэта широко распахнулись. Теперь он вспомнил, что видел её несколько раз в приёмной у Гарри.
— С 1921 года! Восемнадцать лет! А вчера он отправил меня работать в отдел. И сказал, что я нагоняю на него тоску, напоминая, какой путь у него за плечами.
В этот миг она выглядела прямо-таки отталкивающе.
— Когда восемнадцать лет назад он оставлял меня работать по вечерам, то разговаривал со мной совсем иначе!
— Да, тогда он только и делал, что гонялся за юбками, — сказал Пэт.
— Жаль, что я упустила свой шанс!
Пэт почувствовал, как шевельнулось его почти угасшее чувство справедливости.
— Он вам что-то обещал? Жаль, но это уже не работает!
— Нет. Но у меня было кое-что получше обещаний! Не какое-то там «нарушение обязательств»! И я до сих пор об этом не вспоминала. Видите ли, я ведь думала, что люблю его.
Она замолчала.
— Вы будете что-нибудь диктовать?
Пэт вспомнил, что он на работе, и открыл сценарий.
— Вставка, — начал он. — Сцена 114А.
Меряя шагами офис, он продолжил:
— Общий план. Долин Бак и Мексиканцы приближаются к гасиенде.
— К чему?
— Гасиенда — это мексиканское ранчо!
И он укоризненно посмотрел на неё.
— 114Б. В кадре двое: Бак и Педро. Бак: «Грязный койот! Я выпущу твои кишки!»
Мисс Кэгл вздрогнула и взглянула на него.
— Вы хотите, чтобы я это записала?
— Точно!
— Это не пройдет.
— Я — автор! Конечно, это не пропустят. Но если я напишу «ты предатель», сцена лишится всей своей силы.
— Но ведь кто-нибудь всё равно заменит на «ты предатель»?
Он пристально на неё посмотрел — ему вовсе не хотелось менять секретарш каждый день.
— Пусть об этом думает Гарри Гуддорф.
— А вы работаете на мистера Гуддорфа? — встревожено спросила мисс Кэгл.
— Пока он меня не вышвырнет.
— Мне не надо было говорить вам…
— Не волнуйтесь, — уверил он её. — Он уже не относится к числу моих приятелей. Платит триста пятьдесят в неделю, а я привык получать по две тысячи… Где мы остановились?
Он снова принялся шагать из угла в угол, с удовольствием повторяя последнюю сочинённую им реплику. В данный момент она как нельзя лучше подходила для выражения его чувств к Гарри Гуддорфу. Но вдруг он замер и задумался.
— Скажите-ка, а что вы такое знаете о Гарри? Знаете, где закопали тело?
— Это не смешно, потому что это правда!
— Он что, кого-нибудь кокнул?
— Мистер Хобби, я уже жалею, что вообще раскрыла рот.
— Зовите меня просто Пэт. А как вас зовут друзья?
— Элен.
— Замужем?
— В данный момент — нет.
— Ну и хорошо, Элен. А что бы вы сказали, если бы я пригласил вас пообедать?
II
Наступил рождественский вечер, но Пэт так и не выудил её секрет. Они остались на студии практически одни — в коридорах и в столовой можно было наткнуться только на редких техников, да и то лишь при большом везении. Они обменялись рождественскими подарками. Пэт преподнёс ей пятидолларовую банкноту и получил в ответ полосатый платочек. Он мог ясно вспомнить день, когда на его столе перед Рождеством собирались дюжины таких платочков!
Сценарий продвигался черепашьим шагом, зато их дружба значительно окрепла. Её тайна, думал Пэт, весьма ценное достояние, и многие карьеры кардинально меняли своё направление после ознакомления с подобными сведениями. А некоторые — и он знал такие случаи — достигали подлинного богатства! Думать об этом было почти так же приятно, как и думать о том, что тебя где-то ждут, и он представил себе свой разговор с Гарри Гуддорфом.
«Гарри, знаешь ли… Не думаю, что мой опыт находит должное применение. Писаниной пусть занамается молодёжь — а я должен заниматься организацией процесса!
— Или???
— Или чем-нибудь в этом роде! — твердо заявлял Пэт».
Он почти поверил в реальность происходящего, но в этот момент перед ним внезапно возник настоящий Гарри Гуддорф.
— С наступающим, Пэт! — весело сказал он. Его сияющая улыбка чуть померкла, когда он увидел Хелен. — А, добрый вечер, Хелен — вот уж не знал, что вы работаете с Пэтом. Я послал вам небольшой подарок в отдел сценариев.
— Спасибо, вы очень добры.
Гарри сразу повернулся к Пэту.
— Босс опять капает мне на мозги! Сценарий должен быть закончен к четвергу.
— Ладно, — ответил Пэт. — Нет проблем. Разве я когда-нибудь тебя подводил?
— Почти всегда, — сказал Гарри. — Почти всегда…
Казалось, он собирается что-то добавить, но в этот момент в комнату вошёл мальчик-посыльный с конвертом, вручил его Хелен Кэгл, и Гарри поспешно удалился.
— Вовремя он ушёл! — залилась слезами мисс Кэгл, открыв конверт. — Десять баксов! Всего десять баксов! От директора! После восемнадцати лет службы!
У Пэта появился шанс. Присев рядом с ней, он изложил ей свой план.
— Это непыльная работа для вас и для меня, — сказал он. — Вы — глава отдела сценариев, я — помощник продюсера. Мы выходим на широкую дорогу жизни — больше никакой писанины, никаких «задержитесь сегодня на пару часов»! Мы даже… Мы даже, если дела пойдут хорошо, сможем пожениться!
Она довольно долго колебалась. И когда она вставила в машинку чистый лист, Пэт решил, что проиграл.
— Я помню это наизусть, — сказала она. — Это письмо он напечатал собственноручно 3 февраля 1921 года. Он запечатал его в конверт и дал мне, чтобы я отправила его почтой — а тогда на горизонте маячила одна блондинка, и мне стало интересно, не связан ли с ней этот секрет…
Продолжая рассказывать, Хелен закончила печатать и протянула бумагу Пэту.
Уиллу Бронсону
Студия «Фёрст Нэйшнл».
Лично в руки
Дорогой Билл!
Это мы прикончили Тейлора. Надо было раньше принимать меры. Так что просто помалкивай.
Твой Гарри.
Пэт ошеломлённо уставился на листок.
— Сообразили? — сказала Элен. — 1 февраля 1921 года кто-то убил режиссёра Уильяма Десмонда Тейлора. И никто никогда не узнал, кто!
III
Восемнадцать лет она хранила письмо, конверт и всё остальное. Лишь однажды она отправила копию Бронсону, чтобы удостовериться в подлинности подписи Гарри Гуддорфа.
— Прямо в яблочко! — воскликнул Пэт. — Я всегда думал, что Тейлора сгубила баба!
Он был в таком восторге, что открыл ящик стола и вытащил оттуда полпинты виски. Затем, после непродолжительной паузы, он осведомился:
— Бумага в надёжном месте?
— Могу поклясться. Он никогда не догадается, где.
— Ну, теперь он у нас в руках!
Перед глазами Пэта поплыли сияющим потоком банкноты, лимузины, красотки и личные бассейны.
Он сложил записку, положил её в карман, сделал еще глоток из бутылки и потянулся за шляпой.
— Вы хотите поговорить с ним прямо сейчас? — встревожено спросила Хелен. — Лучше подождите, пока я не покину студию. Мне вовсе не хочется быть убитой!
— Не беспокойтесь! Слушайте, давайте встретимся в «Манчери» на углу Пятой и Ла-Бре через час, хорошо?
По пути к кабинету Гуддорфа он решил не упоминать ни о каких фактах либо именах в стенах студии. Когда-то давно, в тот краткий период, когда Пэт возглавлял отдел сценариев, он сам предложил установить потайные диктофоны в кабинете каждого сценариста. И их лояльность к начальству можно было контролировать хоть круглосуточно.
Идея подверглась насмешкам. Но впоследствии, когда он опять стал рядовым сценаристом, его часто посещала мысль, что его планом могли негласно воспользоваться. И вполне возможно, что именно благодаря какому-нибудь неосторожному замечанию последние десять лет он и был обречен трудиться в жалкой конуре вместо собственного кабинета. И с мыслью о спрятанном где-нибудь диктофоне, который можно включить незаметным нажатием кнопки под столом, он вошел в кабинет Гарри Гуддорфа.
— Гарри… — он осмотрительно подбирал слова, — ты помнишь ночь 1 февраля 1921 года?
Слегка изумившись, Гуддорф откинулся на спинку своего вращающегося кресла.
— Что?
— Попробуй вспомнить. Это очень важно для тебя!
Со стороны выражение лица Пэта, смотревшего в глаза приятелю, напоминало обеспокоенность гробовщика перед выдачей заказа.
— 1 февраля 1921? — в раздумье пробормотал Гуддорф. — Нет. Не могу вспомнить. Ты думаешь, я веду дневник? Я даже не припомню, где я тогда работал!
— Ты работал здесь, в Голливуде.
— Скорее всего. Если ты всё знаешь, расскажи мне сам.
— Ты и сам всё вспомнишь.
— Ладно. В шестнадцать лет я приехал на побережье. До 1920 работал на «Байограф». Кажется, снимал какие-то комедии. Да, точно! Я как раз снимал короткометражку «Кастет» — где-то на натуре.
— Ты не проводил всё время на природе. 1 февраля ты был в городе.
— Да что все это значит? — наконец спросил Гуддорф. — Это что, допрос третьей степени?
— Нет, но у меня есть информация, как ты провёл тот день.
Гуддорф покраснел; на мгновение Пэту показалось, что его сейчас вышвырнут из кабинета — но Гуддорф вдруг вздохнул, облизал губы и перевёл взгляд на стол.
— Что ж, — сказал он, и через минуту добавил, — но я не понимаю, каким боком это дело касается тебя?
— Это касается любого, кто считает себя порядочным человеком!
— И с каких это пор ты стал порядочным человеком?
— Всегда им был, — ответил Пэт. — И даже если это не так, то могу сказать, что никогда не занимался чем-либо подобным!
— Бог ты мой! Пэт с нимбом! — с презрением произнес Гарри. — Ну да ладно… И какие у тебя могут быть улики? Можно подумать, что у тебя есть собственноручное признание? Всё уже давным-давно забыто!
— Но не для порядочных людей, — сказал Пэт. — А что касается собственноручного признания, то оно у меня есть.
— Позволь в этом усомниться. Кроме того, я сомневаюсь, что оно выдержит разбирательство в суде. Ты блефуешь!
— Я видел документ, — сказал Пэт, преисполнившись уверенности. — И его достаточно, чтобы тебя повесить.
— Клянусь Богом, если только кто-нибудь узнает об этом, я выживу тебя из этого города!
— Ты? Выживешь меня из города?
— Я не хочу никакой огласки!
— Вот поэтому будет лучше, если ты просто пойдёшь со мной. Без всяких там разговоров.
— И куда же мы пойдем?
— Я знаю один бар, где можно поговорить без свидетелей.
В «Манчери» действительно никого не было, если не считать бармена и Хелен Кэгл, которая сидела за столиком, с тревогой осматривая пустое помещение. Увидев её, Гуддорф изменился в лице и с выражением мученика сказал:
— Это какой-то ад, а не Рождество! Меня уже час как ждут дома. Хотелось бы знать, скоро ли всё это кончится? Ты сказал, что у тебя есть что-то, написанное моей рукой?
Пэт достал из кармана бумагу и вслух прочёл дату. Затем поспешно добавил:
— Это только копия, так что можешь даже не пытаться её порвать!
Он знал, как разыгрываются подобные сцены. Когда мода на вестерны временно стихала, он часто корпел над сочинением криминальных сцен.
— «Уиллу Бронсону. Дорогой Билл! Это мы прикончили Тейлора. Надо было раньше принимать меры. Так что просто помалкивай. Твой Гарри».
Пэт сделал паузу.
— Ты написал это 3 февраля 1921 года.
Тишина. Гуддорф повернулся к Хелен Кэгл.
— Это вы писали? Я диктовал это вам?
— Нет, — ответила она, и в голосе её послышался ужас. — Вы печатали это сами. Я вскрыла письмо.
— Понятно. Ну и что же вам нужно?
— Многое, — ответил Пэт, и понял, что ему нравится звучание этого слова!
— Что именно?
Пэт пустился в описание карьеры, подходящей мужчине сорока девяти лет. Роскошной карьеры. На протяжении времени, достаточного для того, чтобы выпить три порции виски, описание быстро дополнялось всё новыми и новыми сильными и красивыми деталями. А одна деталь, как унисон, повторялась всё снова и снова…
Ему хотелось завтра же утром стать продюсером!
— Почему завтра же? — спросил Гуддорф. — Это не может подождать?
В глазах Пэта вдруг появились слёзы — настоящие слёзы.
— Сегодня Рождество, — сказал он. — Время получать подарки. Ты не знаешь, как тяжело мне было все эти годы! Я так долго ждал!
В этот момент Гуддорф неожиданно встал.
— Ну уж нет! — сказал он. — Не стану я тебя делать продюсером! Из чувства справедливости по отношению к компании! Лучше уж подавай в суд.
Пэт замер с разинутым ртом.
— Что? Ты этого не сделаешь?
— Ни в коем случае. Пусть лучше меня вздёрнут!
Его лицо приняло отрешённое выражение, он развернулся и направился к двери.
— Ну, ладно! — крикнул Пэт ему вслед. — Это был твой последний шанс!
Но он не ожидал, что ему доведется увидеть, как Хелен Кэгл вскочит со стула и побежит вслед за Гуддорфом, пытаясь на бегу его обнять.
— Не бойся! — кричала она. — Я порву письмо, Гарри! Это была шутка, Гарри…
Но её крик резко оборвался. Она увидела, что Гуддорф сотрясается от хохота.
— Что смешного? — опять разозлившись, спросила она. — Ты думаешь, что у меня его нет?
— Нет, я знаю, что оно у тебя, — Гуддорф постанывал от смеха. — Оно у тебя! Но это вовсе не то, о чем ты подумала.
Он вернулся, сел за столик и обратился к Пэту.
— Хочешь знать, о чем я вспомнил? Я решил, что это была дата нашего с Хелен первого падения. Вот о чём я подумал! И я подумал, что она готова устроить Содом и Гоморру по этому поводу. Я решил, что она сошла с ума — ведь с тех пор она была замужем дважды, как и я сам.
— Ну а при чём тут письмо? — всё еще твёрдо спросил Пэт, чувствуя, что почва понемногу уходит из-под ног. — Там ведь черным по белому написано, что Тейлора убили вы!
Гуддорф кивнул.
— Я всё еще думаю, что в этом виновны многие из нас, — сказал он. — Это была та еще компания — Тейлор, Бронсон и я, и еще добрая половина ребят из большого бизнеса. В конце концов, большинство из нас осознали необходимость сбавить темпы, и мы договорились. Вся страна так и ждала, что кто-нибудь окажется в чем-нибудь замешан. Мы изо всех сил старались заставить Тейлора быть осторожнее, но он никогда нас не слушал. И мы просто не стали ему мешать «прожигать» его жизнь — вместо того, чтобы его прикончить. И какой-то мокрушник его и прихлопнул — а кто это был, я не знаю.
Он встал.
— Кому-нибудь надо было тогда прихлопнуть и тебя, Пэт. Но в те времена ты был забавным парнем, и кроме того, мы все были слишком заняты.
Пэт шмыгнул носом.
— Меня и так прихлопнули, — сказал он. — Довольно сильно!
— Но слишком поздно, — сказал Гуддорф и добавил: — Теперь ты, наверное, хотел бы получить другой подарок, и ты его получишь. Так и быть, я никому об этой истории не расскажу.
Он ушел, а Пэт и Хелен остались молча сидеть и смотреть друг на друга. Пэт вдруг достал записку и прочитал её еще раз.
— «Так что просто помалкивай», — прочитал он вслух. — Он никак не объяснил эту фразу!
— Вот именно. Просто помалкивай! — ответила Хелен.
Примечание переводчика: убийство Уильяма Десмонда Тейлора, ведущего режиссёра кинокомпании Парамаунт, так и осталось нераскрытым.
Оригинальный текст: Pat Hobby’s Christmas Wish, by F. Scott Fitzgerald.