Ф. Скотт Фицджеральд
Тарквиний из Чепсайда
Шум бегущих шагов: темп задают мягкие подошвы легких туфель из дорогой цейлонской кожи; за ними, на расстоянии сотни ярдов, следуют высокие ботинки на прочной толстой подошве, две пары, темно-синие, с позолотой, отражающей лунный свет резкими неясными отблесками. На одну мучительную секунду легкие туфли появились в лунном свете, а затем устремились в темный лабиринт аллей, оставив за собой во тьме впереди лишь неясный шум шагов. Неловко спотыкаясь, на бегу проклиная лондонские закоулки, появляются высокие ботинки; блестят обнаженные клинки. Легкие туфли подбегают к воротам и продираются сквозь живую изгородь. Высокие ботинки тоже подбегают к воротам и продираются сквозь живую изгородь. Вдруг впереди возникает ночной дозор: двое солдат с пиками, свирепые с виду, как и положено ветеранам битв в Кале и Испании. Но никто не зовет на помощь. Преследуемый, задыхаясь, не падает у их ног, судорожно хватаясь за кошель; преследователи тоже не поднимают шум — легкие туфли, как ветер, проносятся дальше. Стражники чертыхаются, останавливаются, оглядываются, а затем зловеще скрещивают пики над дорогой. В небе стремительно появляется туча, улочка окутывается тьмой.
И снова бледный свет луны касается карнизов и крыш; погоня продолжается, но один из тех, кто в высоких ботинках, теперь оставляет позади себя темный след — пока прямо на бегу, наспех, не перевязывает рану сорванным с шеи дорогим кружевом.
Стражникам сегодня не повезло. Это было дьявольское дело — кажется, тот, кто был еле виден впереди, тот, кто перескочил через забор у калитки, и был самим дьяволом. Больше того, беглец явно чувствовал себя как дома в этой части Лондона, созданной, казалось, нарочно для его низких целей: дорога становилась все уже, а дома все ниже и ниже, создавая идеальные закоулки для драк, убийств и внезапных смертей. Так и бежали они по зловещим извилистым тропинкам, куда даже свет луны проникал лишь в виде малых пятен и отблесков. Преследуемый, в кромешной тьме уже потерявший свою короткую кожаную куртку, истекая потом, стал осматриваться вокруг. И тотчас же замедлил бег, пробежал немного назад и нырнул в самую темную и узкую боковую аллею. Через пару сотен ярдов он остановился и втиснулся в нишу в стене, съежившись и затаив дыхание, превратившись в едва заметное в темноте гротескное изваяние.
Не добежав до него двадцати ярдов, преследователи остановились, и он услышал, как они зашептались.
— В тридцати ярдах от нас!
— Да, я все время слышал его; он остановился.
— Он спрятался!
— Будем держаться вместе, и, клянусь Пресвятой Девой, мы прикончим его!
Голоса смолкли, но обладатель легких туфель не стал ждать продолжения беседы. Услышав осторожные шаги в своем направлении, он в три прыжка пересек аллею, подпрыгнул, лишь на мгновение задержавшись на вершине стены, как огромная птица — и исчез, будто голодная ночь одним движением его проглотила.
***
Питер Кэкстер много читал — как он недавно понял, даже слишком много. Несмотря на юный возраст, зрение его становилось всё хуже и хуже, а живот — всё больше и больше. Его — высокого, плохо сложенного и ленивого от природы — Кембридж щедро наделил ясными стимулами к учению, а также амбициями, тонко распыленными по всем предметам Елизаветой, милостью Лютера, королевы Англии. Питер совершил довольно неудачное путешествие по морю, сохранил в памяти для будущих внуков гору анекдотов елизаветинских времен и в настоящий момент — не без труда — перепархивал к забытым было книгам. Что за книга была перед ним в эту ночь! В дрожащем свете свечи перед ним лежала «Королева Фей» Эдмунда Спенсера.
Легенда о Бритомартис, или о Целомудрии
Мне не хватает слов, чтобы воспеть
Великую из многих добродетель,
Что «целомудрием» зовется в мире…
На лестнице послышался звук торопливых шагов и в комнату ворвался судорожно дышавший, на грани обморока, человек.
— Питер, — выпалил он, — мне надо спрятаться! Я попал в переделку — меня ждёт смерть, если те двое, которые сюда бегут, найдут меня!
Питер не удивился. Его гость не впервые испытывал разного рода затруднения, доверяя ему себя из них выпутывать. Кроме того, гость — когда дыхание его превратилось из судорожного в просто учащенное — почти успокоился и не выглядел виноватым. Случайный наблюдатель отметил бы, что недавнее деяние вызвало у него лишь прилив гордости.
— Два безмозглых дурака с большими клинками гоняли меня по всему Лондону, как кролика!
— Точнее, в забеге участвовало три дурака, — с иронией заметил Питер, вытащив из угла шест и открыв потолочный люк, ведший на небольшой чердак. Он указал наверх. Гость присел, подпрыгнул, ухватился за край, с усилием подтянулся и исчез в темноте. Крышка люка встала на место, засуетились разбегавшиеся крысы, послышалось приглушенное проклятие и наступила тишина. Питер взял «Легенду о Бритомартис, или о Целомудрии», уселся и стал ждать.
Через пять минут послышался шум на лестнице, а затем раздался громкий стук в дверь. Он вздохнул, положил книгу и встал, взяв свечу.
— Кто там?
— Открывай — или мы сломаем дверь!
Питер чуть приоткрыл дверь, высоко держа свечу. И произнес чужим, робким и ворчливым голосом:
— Неужели мирный житель Лондона не может даже ночью хоть часок спокойно отдохнуть от всякого хулиганья?
— Открывай, болтун, и побыстрее, или в эту щель сейчас войдёт мой клинок!
На узких, залитых лунным светом ступенях, покачивались огромные тени двух кавалеров; в свете свечи Питер быстро оглядел их. Это были джентльмены в богатом платье, явно одевавшиеся второпях. Одному было лет тридцать и было заметно, что от переживаний он почти потерял голову. Другой, с раной на руке, был моложе и выглядел более спокойным и уравновешенным, хотя лицо его не сулило ничего хорошего. Питер позволил им войти.
— Здесь кто-нибудь прячется? — свирепо спросил старший.
— Нет.
— По лестнице кто-нибудь пробегал?
Питер ответил, что десять минут назад на площадке ниже действительно кто-то бегал и пытался попасть за дверь, но, кто бы это ни был, у него ничего не получилось, и он ушел. Не будут ли они так любезны объяснить, кого они ищут и зачем?
— Совершено насилие над женщиной! — медленно произнес младший. — Мне она сестра, а ему — жена. Кто мы, не имеет значения. Если ты укрываешь этого человека, это будет стоить тебе жизни.
— Вы знаете, кто он — этот человек? — быстро спросил Питер.
Старший сел на стул и обхватил голову руками.
— Господи… Мы не знаем даже этого!
Питер вздрогнул. К такому трагическому повороту он не был готов.
Младший обыскал обе комнаты Питера, тыкая мечом всюду, где могло быть хоть что-то подозрительное. Он заметил люк.
— Что там?
— Им никто не пользуется, — ответил Питер. — Там чердак, а люк заколочен.
Неожиданно он вспомнил о шесте и затаил дыхание, но человек отвернулся, закончив обыск.
— Чтобы залезть туда без лестницы, надо не меньше десяти минут — если, он, конечно, не акробат.
— Акробат… — как эхо, повторил старший.
— Пошли.
Они тихо удалились, печальные и бессильные, а Питер закрыл за ними дверь и запер её на засов. Выждав десять минут, он взял шест и сдвинул крышку люка. И когда гость вновь предстал перед ним, он начал:
— Ты всегда был коварен и жесток, как дьявол — твою жизнь нельзя представить без выпивки, женщин и крови, но услышать своими ушами хотя бы намек на то, что мне говорили эти двое…
Гость перебил его.
— Питер, тебе не понять. Ты не раз помогал мне. И должен помочь мне сейчас! Ты меня слышишь? Я не хочу с тобой спорить. Мне нужны перо, бумага и твоя спальня, Питер. — Он разозлился. — Питер, неужели ты пытаешься мне мешать? По какому праву? За то, что я совершил, я отвечу лишь перед самим собой!
Не сказав ни слова больше, он взял со стола перо, чернила, кипу бумаги и прошел в соседнюю комнату, прикрыв за собой дверь. Питер вздохнул, пошел было за ним, но передумал — вернулся, взял «Королеву Фей» и сел на стул.
В четыре утра тьма снаружи сменилась холодом и влагой, в комнате стало темнее, а Питер, низко склонившись над столом, напряженно следил за сюжетом «Королевы Фей». Снаружи, с узкой улицы, слышалось громкое фырканье драконов, а когда в пять утра заспанный подмастерье оружейника приступил к работе, эхо превратило громкий звон наколенников и кольчуги в шум марширующей кавалькады.
С первым лучом солнца появился туман, и когда в шесть утра Питер на цыпочках подошел к своей спальне и открыл дверь, комнату заливал серо-желтый свет. С покрасневшими невидящими глазами, бледный, как смерть, гость обернулся к нему. Он писал, не останавливаясь, и на молитвенной скамье, на которой он писал, громоздились кипы исписанной бумаги, а по полу были разбросаны клочки почти нетронутых страниц. Питер тихо закрыл дверь и вернулся к своим сиренам. Шум шагов на улице, брюзжащие голоса соседских старух, глухой утренний шум подействовали на него расслабляюще и он тяжело опустился на стул, а его засыпающий разум продолжал переваривать заполнявшие его беспорядочные образы. Вот он оседлал облако, а путь к небесам лежал по стонущим телам, поверженным под палящим солнцем. Вот он содрогнулся и двинулся вперед. А вот он очутился в лесу, где убил райскую птицу из-за её перьев. Кто-то пытался обменять его душу на весь мир, и обмен состоялся! Он проснулся, вздрогнув от прикосновения горячей руки к плечу. В комнате висел густой туман, а гость, стоявший рядом с кипой бумаги в руке, казался серым призраком, сотканным из воздуха.
— Прочти это, Питер, а потом убери куда-нибудь и не буди меня до завтрашнего утра!
Питер с любопытством взял листы. Гость растянулся на кушетке, ровно задышал и мгновенно погрузился в глубокий сон — лишь уголки его бровей нервно подрагивали.
Питер устало зевнул и взглянул на небрежно исписанную первую страницу, а затем негромко начал читать вслух:
Поругание Лукреции
Из лагеря Ардеи осажденной
На черных крыльях похоти хмельной
В Колладиум Тарквиний распаленный…
Примечания переводчика
В тексте использован отрывок из поэмы «Лукреция» Уильяма Шекспира в переводе
в 1922 году Фицджеральд переработал этот текст: «Тарквиний из Чипсайда» и включил его в сборник рассказов «Сказки Века Джаза».
Оригинальный текст: Tarquin of Cheepside, by F. Scott Fitzgerald.