Мой муж сейчас в Атлантик-Сити, где готовят к постановке «Милую Дору», музыкальную обработку «Дэвида Копперфилда». Партитуру написал мой муж. Раньше он всегда брал меня на выездные премьеры, но теперь уже не берет.
Почти все свое время он, конечно, проводит в театре, а я сижу одна в гостинице, и люди живо выведывают, чья я жена, и приезжают представиться, и не успеешь глазом моргнуть, как уже приглашают нас на недельку или хотя бы на субботу и воскресенье куда-нибудь в Доббс-Ферри или Ойстер-Бэй. Тут уж мне приходится измыслить какой-нибудь благовидный предлог для отказа.
Чаще всего они настаивают: «Что ж, если вы заняты двадцать второго, быть может, пожалуете двадцать девятого?» - и продолжают в том же духе, так что в конце концов остается только принять приглашение. А Бен начинает беситься и бесится потом целыми днями.
Он решительно не терпит бывать в гостях и убежден, что необходимо законодательным порядком запретить всякие приглашения, кроме как к обеду или на партию в бридж. Его устраивают гостиницы с удобным освещением, где можно почитать в постели, побриться как следует и в любое время заказать еду или чашку кофе. Но я всерьез уверена, что он скорее проведет неделю в камере смертников в Синг-Синге, чем у кого-нибудь в гостях.
Года три или четыре назад мы часто виделись с супружеской четой, которую я назову Бакли. Они нам очень нравились, и мы им тоже. Мы обедали вместе не реже двух раз в неделю, а после обеда играли в бридж, или шли в театр, или просто о чем-нибудь болтали.
Бен никогда не отказывался от их приглашений и сам часто звонил им и предлагал повидаться. А потом дела мистера Бакли вынудили их переселиться в Олбани. Нам их очень недоставало, и, когда пришло письмо от мистера Бакли, в котором он приглашал нас приехать к ним отдохнуть, мы неимоверно обрадовались.
Но у них в комнате для гостей стоял ужасный холод; приходилось часами ждать, пока не наполнится ванна; у постели не было лампы; трижды заявлялись из газет брать у Бена интервью, причем два раза присылали молоденьких вертихвосток; на завтрак приходилось довольствоваться только фруктами, овсяной кашей и гренками; к ленчу кофе не подавали; краны в умывальной оказались такие, что нужно было на них все время нажимать, иначе вода не текла; четыре ключевых клавиши у рояля заклинились, причем каждый вечер приходили гости и желали послушать, как играет Бен, а к семейству Бакли прибавилась огромная ищейка, «еще совсем щенок, он ни разу не облаял и не укусил никого из своих», но, как видно, не способен был запомнить Бена и упорно считал его за чужого.
Так прошли три ужасных дня, а на четвертый Бен объявил неожиданную новость - неожиданную для него самого, и для меня, и для хозяина с хозяйкой,- у него выпала пломба из зуба, и лечение он может доверить только своему врачу в Нью-Йорке. Мы вернулись домой и с тех пор никогда больше не видели супругов Бакли. А если увидим, попадем в прескверное положение. Они не пригласят нас к себе, если мы не пригласим их, а мы не пригласим из страха, как бы они не пригласили нас. Хотя, право, это самые приятные люди из наших знакомых.
Когда же мы побывали у Крейгсов в Стэмфорде, Бен измыслил, как он говорит, «запасный выход». Нам так тяжко жилось у Крейгсов и еще тяжелей было от них вырваться, что Бей поклялся никогда больше не ездить в гости, пока не найдет способ учтиво ретироваться, если станет невмоготу.
И вот какую он придумал хитрость: решил всякий раз подготавливать самому себе телеграмму за подписью Зигфилд, или Джин Бак, или Диллинхем, или Джордж М. Коэн. Телеграмма будет гласить, что ему необходимо срочно вернуться в Нью-Йорк по такой-то причине. В день отъезда он оставит ее у Айрин, секретарши своих издателей Хармсов, и велит отправить через сутки.
В какой бы город мы ни приехали, он либо устроит так, чтобы хозяин или хозяйка приняли сообщение по телефону, либо попросит почтовую компанию доставить телеграмму на руки и покажет ее всем. Потом мы притворимся, будто очень огорчены, выразим глубочайшее сожаление, но дело есть дело, так что счастливо оставаться и все прочее. И никто ни разу не заподозрил обмана, даже когда телеграмма бывала просто смехотворная, вроде той, которую Бен послал себе в Спринг-Лейк, где мы гостили у Маршаллов после премьеры «День рождения Бетти» в «Глобусе». Маршаллы обожали музыкальные обозрения, но решительно ничего не смыслили в музыке и приняли за чистую монету каждое слово;
«Шоу и мисс Миллер оба больны ларингитом точка необходимо переписать всю партитуру на подгона ниже точка выезжайте немедленно.
К.-Б. Диллинхем».
Если же случалось невероятное и Бену в гостях нравилось, тогда, конечно, он хранил в тайне содержание телеграммы или же показывал ее и с важностью заявлял, что он, мол, не позволит всяким там антрепренерам портить себе удовольствие.
Сейчас Бен в Атлантик-Сити, а я перечитала все книги, какие нашлись в доме, и пишу это просто так, от нечего делать. Кроме того, есть у нас друг, Джо Фрейзер, редактор одного журнала, на днях я призналась ему, что думаю сочинить небольшой рассказ, пускай это будет проба пера, только вот сюжеты я не умею придумывать, но он заверил меня, что сюжет вовсе не самое главное; взять хотя бы Эрнеста Хемингуэя; в его рассказах почти никогда не бывает сюжета: важен стиль. И он - то есть мистер Фрейзер - предложил мне описать нашу поездку к мистеру и миссис Тэйер в Лэнсдаун близ Филадельфии, ведь эта поездка, как выразился мистер Фрейзер, положила конец всем поездкам и оказалась главной причиной, по которой я теперь осталась одна.
Итак, был чудесный вечер в сентябре прошлого года. Бен дирижировал оркестром - шел спектакль «Шагай веселей», - а я стояла неподалеку от театра, возле парапета набережной и любовалась океаном при свете луны. Рядом остановилась супружеская чета, которую я уже видела в ресторане отеля, и женщина сразу же завязала со мной разговор, начала с того, что вид здесь необычайно красив. Затем последовал обычный вопрос: не я ли миссис Бен Дрейк? Я ответила утвердительно, и она продолжала:
- А я миссис Тэйер - Хильда Тэйер. Это мой муж. Мы в восторге от музыки мистера Дрейка и жаждем с ним познакомиться. Быть может, вы позволите пригласить вас обоих к ужину сегодня после спектакля?
- Право, боюсь, что это невозможно,- отвечала я.- Видите ли, во время репетиций он, и либреттисты, и авторы стихов каждую ночь работают допоздна, пока не подготовятся к премьере в Нью-Йорке. Они едва успевают съесть по бутерброду и даже не выходят из театра.
-. В таком случае, не позавтракать ли нам «с утра?
- Он будет репетировать целый день.
- Тогда, быть может, пообедаем вечером?
- Откровенно говоря, миссис Тэйер, это совершенно исключено. Мистер Дрейк никогда ни с кем не встречается всю неделю, когда идут репетиции.
- И нас он, во всяком случае, не захочет видеть! - вставил мистер Тэйер. - Зачем нужны такому гению, как мистер Бен Дрейк, простые и ничтожные почитатели вроде миссис Тэйер и меня! Вот будь мы тоже какими-нибудь «знаменитостями», тогда дело другое!
- Помилуйте! - сказала я. - Мистеру Дрейку вовсе не свойственно высокомерие. Он очень любит, когда хвалят его музыку, и я уверена, что он очень охотно познакомился бы с вами, если бы не эта ужасная занятость.
- А не согласитесь ли вы позавтракать с нами без него?
- Завтра?
- Когда вам будет угодно.
Право, пускай Бен и все мужья на свете думают, что хотят, но отказаться от такого приглашения было бы просто невежливо. К тому же я скучала в одиночестве, а Тэйеры произвели на меня самое приятное впечатление.
Мы завтракали и обедали вместе не только на другой день, но до конца недели. А в пятницу я уговорила Бена позавтракать с ними, и ему они тоже понравились. Они оказались далеко не так болтливы и глупы, как большинство его поклонников.
В субботу за обедом они стали допытываться, что мы намерены делать в ближайшем будущем. Я сказала, что как только спектакль «пройдет» в Нью-Йорке, я постараюсь уговорить Бена побыть дома целый месяц и хорошенько отдохнуть.
- Думается мне, - сказала миссис Тэйер, - что ему едва ли удастся отдохнуть в городе, где его без конца будут одолевать звонками из театров, от издателей и с граммофонной студии.
Я согласилась, что ему там ужасно докучают.
- Послушайте, дорогая, - сказала миссис Тэйер. - А почему бы вам не провести недельку у нас в Лэнсдауне? Поверьте моему слову, вас ожидает полнейший покой. Ни одна душа даже знать не будет о вашем приезде, а если заглянет кто-нибудь из друзей, я велю сказать, что меня нет дома. Я не дам мистеру Дрейку даже близко подойти к роялю. Когда он захочет прогуляться, к его услугам обширный двор, скрытый от глаз прохожих. Днем и ночью он может ничего не делать или делать, что ему угодно, по своему усмотрению. Наш дом будет для вас обоих «обителью свободы». Пускай он никому не говорит, куда едет, а если друзья или деловые знакомые все-таки его отыщут и попытаются проникнуть к нему, я их выставлю за дверь. Ну, что вы скажете?
- Это замечательно, - отвечала я, - но...
- Вот и договорились, - сказала миссис Тэйер,- ждем вас в воскресенье, одиннадцатого октября.
- Да ведь к тому времени спектакль, возможно, еще не будет готов,- возразила я.
- Ну а восемнадцатого?
Словом, кончилось тем, что я дала согласие приехать: на неделю двадцать пятого числа, и Бен отнесся к этому вполне благосклонно.
- Если они сдержат слово и предоставят нам тихий приют, - сказал он, - пожалуй, это будет куда лучше, чем оставаться в Нью-Йорке. Я знаю, Бак, и Шубертсы, и Зигфрид будут гоняться за мной по горячим следам, а уж когда настигнут, не дадут ни минуты покоя. Ну а если все окажется хуже, чем мы предполагаем, Айрин отправит телеграмму, мы уедем, и дело с концом.
По дороге в Филадельфию он тихонько напевал очаровательный мотив, который вдруг пришел ему в голову, едва мы вышли из дома.
- Похоже, что на меня накатило вдохновение, - сказал он. - Так и тянет к роялю побренчать немного.
- Но какой же это отдых, милый.
- Неужели ты хочешь, чтобы пропал такой чудесный мотив! Ведь это редкая удача, я не могу ее упустить. Довольно мне пять минут посидеть за роялем, и я этот мотив запомню.
Тэйеры встретили нас в роскошном лимузине.
- Ральф,- сказала миссис Тэйер, - садись на откидное сидение, а мистер и миссис Дрейк поедут со мной сзади.
- Право, я предпочел бы откидное сидение, - сказал Бен, и притом совершенно искренне, потому что терпеть не может, когда мнется его одежда, а тут, зажатый между мной и нашей хозяйкой, двумя столь упитанными особами, он неизбежно должен был все измять.
- Нет уж, сэр! - решительно заявил мистер Тэйер.- Вы приехали к нам отдохнуть, и мы не допустим, чтобы вам с самого начала пришлось терпеть неудобству.
- Но, поверьте, мне гораздо лучше бы...
Все было тщетно. Бена втиснули между нами, и всю дорогу он угрюмо молчал, одолеваемый мыслью, в каком ужасном виде будет его пальто, когда он выйдет из автомобиля.
У Тэйеров оказался премилый домик, и они отвели нам комнату, лучше которой трудно и вообразить. К нашим услугам были две мягкие кровати и между ними тумбочка с лампой, очень удобной для чтения; большое трюмо и шифоньер; просторный стенной шкаф со множеством вешалок; ванная, где горячая вода текла безотказно, и полотенца были не слишком накрахмалены, и краны оказались в исправности; пепельница стояла на видном месте, всегда под рукой. Если бы мы могли проводить в этой комнате все свое время, то были бы просто счастливы.
Но вскоре нас пригласили спуститься к завтраку. Я заранее предупредила миссис Тэейер, и Бену подали кофе. Он пьет только черный кофе.
- Вы не употребляете сливок, мистер Дрейк?
- Нет. Никогда.
- Просто у вас в Нью-Йорке не бывает хороших сливок.
- Нет. Просто я не люблю кофе со сливками.
- Но наши сливки вам непременно понравятся. У нас ведь собственные коровы, и сливки жирные, почти как масло. Не хотите ли отведать самую капельку?
- Нет, спасибо.
- Все-таки отведайте хоть капельку, вот увидите, какие они жирные.
Она вылила ему в кофе чуть ли не столовую ложку, и я испугалась, что он швырнет чашкой ей в лицо. Но он овладел собой, улыбнулся и попросил больше не добавлять.
- Вы даже не попробовали кофе, - сказала миссис Тэйер.
- Попробовал, - солгал Бен. - Чудесные сливки. Только, к сожалению, мне это вредно.
- Я уверена, что кофе вообще приносит только вред, - сказала миссис Тэйер. - Здесь вы не будете утруждать себя работой, так почему бы вам не попытаться обойтись без него?
- Я стану так раздражителен, что вы не сможете терпеть меня в своем доме. И, кроме того, мне вредит не сам кофе, а кофе со сливками.
- Натуральные жирные сливки, такие, как у нас, не могут вам повредить, - изрекла миссис Тэйер, и Бен, совершенно уничтоженный, промолчал.
Он хотел было закурить сигарету «Ягуар», свой излюбленный сорт, к которому привык за долгие годы.
- Позвольте! Одну минуточку! - сказал мистер Тэйер. - Возьмите-ка лучше мою.
- А у вас какие? - спросил Бен.
- «Козыри»,- ответил хозяин, протягивая портсигар.- Очень легкие сигареты, совсем не раздражают горло.
- Как-нибудь в другой раз, - сказал Бен. - Лучше уж начинайте немедля, - возразила миссис Тэйер.- Все равно вам придется к ним привыкать, ведь вы будете курить их у нас все время, до самого отъезда. Не можем же мы допустить, чтобы гости сами покупали себе сигареты.
Пришлось Бену спрятать свою сигарету и взять хозяйскую, которая оказалась еще отвратительней, чем он мог ожидать.
После завтрака мы перешли в гостиную, и Бен направился прямо к роялю.
- Позвольте! Позвольте! Ни в коем случае! - сказала миссис Тэйер. - Я помню свое обещание.
- Какое обещание? - спросил Бен.
- Разве ваша супруга вас не предупредила? Я твердо обещала ей, что у себя в доме не позволю вам и близко подойти к роялю.
- Но мне это нужно, - сказал Бен. - У меня тут сложился один мотив, и я хотел бы попробовать его сыграть.
- Ну, нет, меня вы не проведете, - сказала миссис Тэйер.- Просто вы считаете своим долгом нас развлечь! Напрасные старания! Мы пригласили вас сюда бескорыстно и уж никак не для того, чтобы наслаждаться вашим талантом. Очень красиво было бы с моей стороны, если бы я зазвала вас отдохнуть, а потом заставила музицировать.
- Но вы меня вовсе не заставляете, - сказал Бен.- Поверьте, мне нужно поработать минут пять или десять. У меня сложился мотив, который можно будет использовать, и я хочу выяснить, как он звучит.
- Так я вам и поверила, хитрец вы этакий! - возразила хозяйка.- Просто ваша жена сказала вам, что мы без ума от вашей музыки, и вы решили доставить нам удовольствие. Но меня трудно переупрямить. Пока вы у нас в гостях, и не думайте прикасаться к роялю!
Бен наградил меня отчаянным взглядом, промямлил, что надо распаковать чемодан, - который уже был распакован,- и поднялся в нашу комнату, где около часа записывал новую мелодию, курил собственные сигареты одну за другой и мечтал, чтобы в ванной из кранов потек черный кофе.
Примерно без четверти четыре мистер Тэйер настоятельно пригласил его осмотреть усадьбу и полюбоваться каким-то кустарником, который интересовал Бена ничуть не больше, чем проволока для изготовления дамских шпилек.
- Завтра я вынужден отлучиться по делам, - сказал мистер Тэйер,- и вы будете предоставлены самим себе. Я полагаю, вы оцените по достоинству эти посадки, если с самого начала обратить на них ваше внимание. Конечно, весной они гораздо красивей.
- Могу себе представить.
- Непременно приезжайте будущей весной, сами увидите.
- Весной я всегда очень занят, - сказал Бен.
- Прежде чем идти обратно в дом, - сказал мистер
Тэйер, - я хотел бы задать вам вопрос: возникают ли мелодии сначала у вас в голове, а потом вы их записываете, или же вы просто садитесь за рояль и импровизируете, пока не найдете что-нибудь стоящее?
- Как когда,- отвечал Бен.
- Очень интересно, - сказал мистер Тэйер. - Я давно хотел узнать, как это делается. И еще вопрос: сочиняете ли вы сначала мелодии, а потом отдаете их поэтам, которые пишут слова, или же они пишут слова, а потом отдают их вам, чтобы вы сочинили музыку?
- Как когда,- отвечал Бен.
- Очень интересно, - сказал мистер Тэйер. - От души рад это слышать. А теперь, пожалуй, вернемся к дамам, не то моя жена скажет, что я вас узурпировал.
Они вернулись, и я почувствовала величайшее облегчение. К этому времени уже дошло до того, что мне оставалось лишь дать отчет «Хильде», сколько именно Бен зарабатывает в год, или же прямо заявить, что это не ее дело.
- Ну вот! - сказала миссис Тэйер Бену.- А я уж думала, Ральф вас похитил.
- Он показывал мне кустарник,- сказал Бен.
- И как ваше мнение?
- Великолепный кустарник,- сказал Бен с притворной любезностью.
- Непременно приезжайте взглянуть на него весной.
- Весной я очень занят.
- Мы с мужем ужасно гордимся этим кустарником.
- У вас есть для этого основания.
Бен взял с полки книгу.
- Что это за книга? - спросила миссис Тэйер.
- «Великий Гэтсби», - ответил Бен. - Я давно хотел ее прочесть, но она как-то не попадалась мне в руки.
- Господи! - сказала миссис Тэйер, отнимая у него книгу. - Ведь это такое старье! Вон там, на столике, вы найдете самые последние новинки. Право же, мы не отстаем от времени. Мы оба заядлые любители чтения. Берите любую книгу из той пачки. Все они превосходны.
Бен просмотрел пачку и выбрал «Шевроны». Он сел и открыл книгу.
- Помилуйте! Помилуйте! - вскричала миссис Тайгер. - Вы же взяли самый неудобный из стульев!
- Он любит стулья с прямой спинкой, - сказала я.
- Сущая правда, - подтвердил Бен.
- Но на этом стуле вы сидеть не должны,- сказала миссис Тэйер.- Я видеть такого не могу, мне самой неудобно. Садитесь вот сюда. На столь мягком, чудесном стуле вам в жизни не приходилось сидеть.
- Я люблю жесткие стулья с прямой спинкой,- сказал Бен, но все же опустился на мягкий, чудесный стул и
снова открыл книгу.
- Да ведь вы не разберете там ни слова! - сказала миссис Тэйер. - Вы испортите глаза! Встаньте на минутку, Ральф придвинет ваш стул к лампе.
- Я прекрасно вижу.
- Право, мне лучше знать! Ральф, переставь стул, чтобы нашему гостю было видно.
- Пожалуй, я предпочту покамест совсем не читать, - сказал Бен и подошел к граммофону. - Бесс, - сказал он, ставя пластинку, - вот тут «О мисс Ханна», славная песенка.
Миссис Тэйер проворно подскочила к нему и затолкала «мисс Ханну» на прежнее место.
- У нас множество куда более современных вещей,- сказала она. - Позвольте, я поставлю вам новую пластинку Гершвина.
С этого мгновения я заподозрила, что наша хозяйка попросту лишена такта. Ведь Гершвин все-таки соперник моего мужа, и, по мнению некоторых, соперник вполне достойный. Тем не менее после каждой пластинки Бен находил несколько слов для похвалы и даже намеком не выдал, что иные из мелодий заимствованы у него.
- Мистер Дрейк, - сказал наконец хозяин, - что вы предпочитаете, коктейль с джином или с «Бакарди»?
- Право, я не люблю «Бакарди», - сказал Бен.
- У меня напиток особого качества, ручаюсь, что он вам понравится, - заверил мистер Тэйер. - Мне его привез один приятель, который недавно вернулся с Кубы. Это не какой-нибудь суррогат.
- Я не люблю «Бакарди»,- повторил Бен.
- Да вы сперва отведайте, - настаивал мистер Тэйер. И нам подали коктейли с «Бакарди». Я выпила без
особого удовольствия. Бен ограничился одним глотком и сделал вид, будто коктейль ему по вкусу. Но он говорил правду, когда утверждал, что не любит «Бакарди».
Обед я не стану описывать во всех подробностях, скажу только, что целых три блюда были основательно приправлены сыром, а Бен питает к сыру отвращение.
- Вам не нравится сыр, мистер Дрейк? - спросил мистер Тэйер, заметив, что Бен едва притронулся к угощению.
- Нет,- отвечал почетный гость.
- Ральф, это просто шутка, - сказала миссис Тэйер. - Ну кто же не любит сыр?
Подали кофе, и Бену удалось залпом осушить чашку, еще не оскверненную натуральными сливками. Потом мы сели играть в бридж.
- Вы предпочитаете играть со своим мужем, или же мы разделимся?
- Мы предпочитаем играть вместе, - сказала я.
- И напрасно, смею заверить, - сказала миссис Тэйер. - Лучше уж вы и Ральф играйте против нас с мистером Дрейком. Муж и жена - неудачные партнеры. Они часто упрекают друг друга, говорят обидные слова, которые оставляют в душе неизгладимый след.
Что ж, пришлось мне играть с мистером Тэйером против Бена и миссис Тэйер, и я проиграла шестьдесят центов при ставке всего в одну десятую цента за очко. Задолго до конца вечера я отлично поняла, почему миссис Тэйер считает своего мужа неудачным партнером, и будь к тому малейшая возможность, я оставила бы у него в душе изрядное количество «неизгладимых следов».
А когда мы уже почти заснули, миссис Тэйер постучала в дверь нашей комнаты.
- Боюсь, что вам одеял не хватило,- крикнула она.- В стенном шкафу на полке вы найдете еще несколько штук.
- Спасибо, - отвечала я, - нам тепло, как в раю.
- Боюсь, что вы меня обманываете, - усомнилась миссис Тэйер.
- Запри дверь, - сказал Бен, - а то она сейчас войдет сюда и начнет щупать наши ноги.
На другое утро мы тщетно ждали вызова от Айрин, который нам должны были передать по телефону. Один раз телефон зазвонил, миссис Тэйер подошла, но разговора мы не слышали. В полдень Бен сделал мне знак подняться наверх и мрачно объявил, что я могу поступать как угодно, а он покинет эту «обитель свободы» сегодня же, еще до заката солнца.
- Но ведь у тебя нет никакого предлога,- напомнила я ему.
- Я гений, - отвечал он, - а гении известны своими нелепыми капризами.
- Жены гениев тоже иногда бывают капризны.- сказала я и принялась укладывать вещи.
Мистер Тэйер уже уехал в Филадельфию, и за стол мы сели втроем.
- Миссис Тэйер, - сказал Бен, - бывают у вас наития или дурные предчувствия?
На лице у нее выразился испуг.
- Нет, помилуйте. А у вас?
- Всего полчаса назад со мной случилось нечто подобное. Я вдруг почувствовал непостижимым образом, что к вечеру обязательно должен быть в Нью-Йорке. Не знаю уж, призывает ли меня дело, или чья-то болезнь, или еще что-нибудь, но быть там я обязан всенепременно!
- Впервые в жизни слышу о таком странном случае, - сказала миссис Тэйер. - Я перепугана до смерти!
- Вам решительно нечего пугаться,- заметил Бен. - Ведь это касается только меня.
- Да, но вы послушайте, - сказала миссис Тэйер. - Утром, во время завтрака, мне передали телеграмму на ваше имя. Я не хотела вам ничего говорить, потому что обещала беречь ваш покой. И дело показалось мне не таким уж важным. Но теперь, когда у вас возникло это дурное предчувствие, все предстает в ином свете. Я сожалею, что не передала вам сразу же текст телеграммы, но я его запомнила и могу повторить слово в слово: «Лэнсдаун, Пенсильвания, мистеру Ральфу Тэйеру для мистера Бена Дрейка. В «Песне о Ниле» для второго такта рефрена в партии большого барабана значится ля-бемоль, что вносит диссонанс. Возможна ли замена на чистое ля? Убедительная просьба приехать в театр и внести поправку, ибо для успеха спектакля необходимо восстановить гармоничное звучание оркестра. С уважением Джин Бак».
- Похоже на глупость, правда? - сказал Бен. - Но я знаю случаи, когда спектакли проваливались и приносили убытки в сотни тысяч долларов только потому, что автор или композитор отлучались раньше времени. Я прекрасно понимаю, вам такая телеграмма показалась пустяковой. Но в то же время я должен возблагодарить свою счастливую звезду, волею которой чутье, прозрение или нечто другое, назовите это как вам угодно, повелело мне вернуться.
Когда проводники уже закричали: «Занимайте места!» - миссис Тэйер сказала:
- Я должна сделать вам еще одно признание. Я ответила мистеру Баку. Продиктовала телеграмму: «Мистер Дрейк отдыхает у меня в гостях. Просьба не беспокоить. Советую барабанам повременить неделю». И велела поставить свою подпись. Простите меня, пожалуйста, если я натворила бед. Помните, я старалась только ради вас.
Не удивительно, что в театральном клубе Бену приписали самую экстравагантную пьяную выходку за истекший месяц.
Оригинальный текст: Liberty Hall, by Ring Lardner.