В. Вербицкий
Разбитые мечты
Предлагаемые читателю романы принадлежат замечательному американскому писателю Френсису Скотту Фицджеральду — человеку, знавшему Америку, любившему ее, мучительно искавшему вместе с другими «американскую мечту» и натыкавшемуся на буржуазную посредственность или просто пошлость. Они в конечном счете и убили его, способствуя смерти талантливого писателя, до конца дней своих верившего в «американское счастье» и общий праздник человечества.
У Эрнеста Хемингуэя есть замечательный портрет Скотта Фицджеральда, сделанный во время пребывания писателей во Франции. "В то время, — писал Хемингуэй, — Скотт производил впечатление юнца скорее смазливого, чем красивого. Очень светлые волнистые волосы, высокий лоб, горящие, но добрые глаза и нежный ирландский рот с длинными губами — рот красавицы, будь он женским. У него был точеный подбородок, красивые уши и почти безупречно прямой нос… Он был худощав и не производил впечатление здоровяка».
Оба больших литератора инстинктивно тянулись друг к другу, хотя из-за значительной разницы темпераментов, талантов и идейных установок сближение это происходило трудно, что и нашло впоследствии отражение в книге Хемингуэя "Праздник, который всегда с тобой».
Впрочем, вся жизнь Фицджеральда и его творчество носят на себе ярко выраженный трагический отпечаток, как и сама эпоха, в которую ему пришлось творить.
Внук эмигранта из нищей Ирландии, приехавшего в Штаты в поисках своего маленького счастья, он с раннего детства познал вкус нищеты, хотя поначалу предку его везло в делах: он приобрел магазин, а затем основал и фирму с миллионным оборотом. В Сент-Поле на Среднем Западе трудно было отыскать более процветающее семейство, чем клан Макквиланов, как бы демонстрировавшего сказку под названием «американская мечта».
Все изменилось со смертью деда, сын которого, представитель древнего ирландского рода, не смог удержать в руках оставленное наследство и пустил его «с молотка», а последней работой его стало посредничество у бакалейщиков-оптовиков, что, конечно, не могло утешить семью, терявшую не только деньги, но и будущую мать писателя — Молли, и общественные дивиденды. Так что, когда Молли Макквилан вышла замуж за ирландца Эдварда Фицджеральда, Макквиланы сочли это позорным мезальянсом, что, однако, не помешало Фицджеральдам устроить своих детей в частные школы, а родившегося в 1896 году Скотта — в престижный Принстонский университет. Таким образом, еще в детстве будущий писатель познал истинную цену «американской мечты".
Стоит, по-видимому, более детально остановиться на этом понятии.
Пресловутая "американская мечта» стала порождением кризиса 1893 года. Строго говоря, это была своеобразная «национальная идея», которую так упорно желают обрести в нашей стране, и которая является ни больше ни меньше, как идеологическим «пиаром». Сотни миллионов разорившихся людей верили этой национальной пирамиде и с завидным упорством искали свое место в «свободной стране», позволяющее им подняться на достойный уровень. Пока же, увы, все соблазнительные места были заняты другими — более богатыми и удачливыми.
Соотношение бедности и богатства, изучение психологии богачей как общественного явления, развенчание нравственной нищеты людей, которым позволено все, - эти темы все чаще и многогранней являлись на страницах произведений Фицджеральда. Он шел своей дорогой — тяжелой, но единственно приемлемой для него.
Ему было необходимо ответить на вопрос: «Кто они?» Подобно А. П. Чехову, он по частям выдавливал из себя раба, доказывая всем и особенно «избранным» свою дееспособность и необходимость. Не беда, если способы самоутверждения иногда носили слишком примитивный и странный характер (футбольная слава, элитные студенческие клубы, написание либретто для музыкальных постановок), главное — осуществить свою волю, доказать свою полноценность в общем-то чуждому ему обществу самонадеянных невежд, для которых не составляло никакого труда получить желаемое. И уже в первом, написанном после окончания университета рассказе «Алмазная гора» чувствуется, как вместе с возрастающей ненавистью к сильным мира сего в нем начинает расти критический взгляд на действительность, отрицание своих собственных иллюзий. В романах «Великий Гэтсби», «Ночь нежна», в «Последнем магнате» он честно признает банкротство буржуазной идеологии, подминавшей под себя и «американскую мечту». Но Фицджеральд был сыном своего века и долгие годы сохранял в душе образ сильного человека-одиночки, добившегося успехов в жизни благодаря высоким личным качествам и вопреки враждебным обстоятельствам.
Эта психологическая и художественная раздвоенность на могла не отразиться на его литературных изысканиях и породила «легенду" о Фицджеральде, которая сопровождала его всю жизнь и впрямую отразилась на его личности.
2
Первая его книга вышла в 1920 году и называлась «По эту сторону рая»; ей предшествовали два значительных события — окончательное решение встать на путь писательского труда и женитьба на дочери судьи из Монтгомери Зельде Сэйр, с которой он познакомился, проходя военную службу.
Казалось бы, эти факты ничем между собой не связаны. Но дело в том, что женитьбой на Зельде Фицджеральд ломал свою судьбу в полном соответствии с милой его душе «американской мечтой» о счастье, в которой Зельде отводилась роль эстетической вдохновительницы, а самому Скотту — Пигмалиона, допущенного в среду «избранных».
Полный надежд, Фицджеральд устремляется в литературную работу, просиживая за столом ночи напролет, и добивается-таки своего — выходит его книга. А Зельда становится миссис Фицджеральд, что, как он потом признается, превратилось в самую большую ошибку в его жизни.
Сказочность всего происходящего принесла успех и роману «По эту сторону рая», ставшему манифестом молодого поколения. А за окном началась эра краткого процветания Америки, погоня за обогащением и безудержным весельем.
К новому поколению принадлежала и Зельда, откровенно признавшаяся супругу, что она не может ничего делать, потому что ленива; единственное, что она может и знает, это оставаться молодой, чувствовать, что ее жизнь принадлежит только ей, и прожить ее счастливо. Эти типичные для ее сверстников взгляды невольно пленяли не только Зельду, но и самого Фицджеральда и вошли в ранние его произведения, в том числе и в «По эту сторону рая», обеспечивая его растущую популярность, хотя в чисто литературном отношении роман производил впечатление ученического, а созданные в нем образы выглядели искусственными.
Ощущалось, что автор готовится к более серьезному шагу и копит опыт и силы для решительного броска. И вышедший через два года роман «Прекрасные и обреченные» вместе с «По эту сторону рая» свидетельствовал уже о серьезных намерениях писателя, ибо отразил американский быт первых послевоенных лет.
Впрочем, вся американская литература готовилась к новому этану своей истории — двадцатым годам. Появляющиеся па страницах книг и журналов произведения Хемингуэя, романы Фолкнера несут в себе беспокойное ощущение нарушения существующего миропорядка, распада связи времен.
Фицджеральд первым заметил начавшийся процесс и, пусть даже не всегда художественно, отразил его. На авансцену выступала молодежь «века джаза» — термин, который Америка периода «процветания» получила также от Фицджеральда, точнее, из его сборника новелл 1922 года, что дало основание для трактовки его романов и рассказов как проповеди идей, которые принесла с собою «беспокойная» молодежь «века джаза».
Вообще искусство джаза в Америке выражало не только динамику эпохи, но и психологическую надломленность, царившую в обществе. Своеобразной харизмой «века джаза» стала заряженность переменами, стремительное и бесконечное движение, не позволявшее человеку ни остановиться, ни оценить ситуацию, а американский писатель Томас Вулф считал даже, что «век джаза» нес в себе зачатки апатии, помогающей оправдать буржуазную жажду успеха и немедленное наслаждение им.
Видел ли такую опасность сам Фицджеральд? Наверное, ощущал, ибо большинство его «беспокойных» героев охвачены жаждой обретения блаженной страны, где царят покой и любовь. Но постичь надвигающуюся драму, ее причины и коллизии во всей полноте он пока не мог. Автор лишь удивлялся странной закономерности, с которой все его сюжеты непременно заканчивались человеческими драмами и свидетельствовали о том, что «жизнь — не тот беззаботный разгул, какой в ней видят все эти люди», идущие вслед за его поколением.
Попытки дистанцироваться от порождаемых им персонажей ни к чему не приводили, а за Фицджеральдом прочно укрепилась репутация проповедника нового течения, модерниста, творца опасных иллюзий.
Новые же бунтари презирали участь «позитеров» и совсем были не намерены идти в бесплодные поиски неведомых земель, и не примирились с системой, при которой кто богаче, тот и прав.
Что же оставалось? Жить и быть счастливым, прожигая жизнь в свое удовольствие, в чем, собственно, и состояло «американское счастье», а точнее, его тривиальный конец, к которому неизменно приходят герои Фицджеральда.
И вот в разгар этого пира во время чумы раздался отрезвляюще холодный голос литератора, предложившего читающей публике роман, в котором карнавальное шествие заканчивается трагедией, — книгу «Великий Гэтсби», произведшую эффект разорвавшейся бомбы. И хотя безумное веселье продолжалось, оно уже окрашивалось драматическими мотивами, причины которых уходили глубоко в историю страны, ибо, провозгласив в свое время так называемые «свободы», американское государство создавало своего рода миф, которому поклонялось все последующие годы, не в силах ни отвергнуть его, ни осуществить. И сама "американская мечта», и сам Гэтсби являются результатом следования выработанному веками идеалу, а гибель Гэтсби наглядно демонстрирует несостоятельность «мечты».
3
Кто же такой Гэтсби, человек, много лет добивавшийся благосклонности своей возлюбленной и бросивший к ее ногам все заработанное правдами и неправдами богатство? И почему автор называет его «великим»?
Гэтсби — яркий представитель американских «мечтателей», поверивших в возможность достижения своего идеала. Идеал Гэтсби в конечном итоге — достижение "праздника жизни», который он разворачивает в пределах своей земельной собственности во всем мещанском великолепии. Праздник этот происходит сам по себе, параллельно драме, развертывающейся в душе Гэтсби.
Некоторые исследователи считают название романа авторской иронией, другие принимают героя за "нового Адама», но это трагедия не отдельной личности, а целой эпохи, таящая в себе крушение человеческих идолов, почему Фицджеральд и указывал на «Братьев Карамазовых» Ф. М. Достоевского как на один из источников романа, образец, которому он старался следовать. Действительно, и у Достоевского, и у Фицджеральда существуют близкие темы, определяющие генеральные направления и философскую основу их творчества. Но решаются они по-разному.
Первым крупным произведением Достоевского стал роман «Униженные и оскорбленные», повествующий о трагической истории двух семей: бедного дворянина Ихменева и фабриканта англичанина Смита, которые были разорены князем Валковским.
Роман был написан после возвращения писателя с каторги. А до нее были «Бедные люди», «Двойник», «Господин Прохарчим», «Роман в девяти письмах», «Белые ночи», «Неточка Незванова» и другие. Одновременно с «Униженными и оскорбленными" Достоевский публикует «Записки из Мертвого дома» — о каторге и каторжанах. Лейтмотивом произведения писателя становится мысль о том, что защитить «униженных и оскорбленных» возможно только любовью и состраданием, — рецепт, под которым подписался бы и Фицджеральд.
В какой-то степени Гэтсби «приближается» к князю Мышкину: та же нервная возбудимость, то же преклонение перед красотой и, наконец, безнадежная попытка изменить мир. Но ни Настасья Филипповна, ни возлюбленная Гэтсби не в состоянии этого сделать.
И совсем уже по-американски разрешается конфликт между бедным студентом Раскольниковым и старухой процентщицей, между «низшими» и «высшими», а само убийство превращается в философскую дилемму: возможно ли переступить черту, очерченную общественным договором, позволить себе стать на уровень «высших». Борьба за существование, «идею», за право сильного, за, наконец, возможность изменить жизнь человечества путем убийства какой-то там «кровососки» — такие идеи туманили не только русских, но и множество других голов, в том числе и американских.
По жанру «Братья Карамазовы» — социально-психологический роман. Изображается семья, в которой каждый член ее воплощает определенную идею. Их столкновение отражает не только взаимоотношения в семье Карамазовых, но и события, происходящие в стране и в мире. Это, считал Достоевский, русский вариант болезни европейского человечества, болезни цивилизации. Причина же в том, что человечество утратило нравственные ценности, отреклось от духовных идеалов, что привело к равнодушию, одиночеству и ненависти к жизни. А самое главное в жизни — чувство любви и прощения.
Еще более определенно Ф. М. Достоевский выразился в знаменитой речи на открытии памятника А. С. Пушкину в Москве. «Россия, — говорил он, — сможет указать другим народам путь ко всеобщему “братству” и “гармонии”, который возможен при примирении всех слоев общества при воздействии христианского учения».
Нетрудно заметить, что при всей похожести «Братья Карамазовы» морально выше «Гэтсби» и, даже совпадая в направленности действия, живут в разных духовных мирах. Фицджеральду было чему поучиться у русского классика: в отличие от американца, Достоевский ответы на свои вопросы давно знал.
И еще одна особенность творчества Достоевского не могла не привлечь его почитателей.
«Достоевский, — писал академик М. Бахтин,— творец полифонического романа. Он создал совершенно новый романный жанр. Поэтому-то его творчество не укладывается ни в какие рамки, не подчиняется ни одной из тех историко-литературных схем, которые мы привыкли прилагать к явлениям европейского романа. В его произведениях появляется герой, голос которого построен так, как строится голос самого автора в романе обычного типа. Слово героя о самом себе и о мире так же полновесно, как обычное авторское слово; оно не подчиняется объективному образу героя как одна из его характеристик, но и не служит рупором авторского голоса. Ему принадлежит исключительная самостоятельность в структуре произведения, оно звучит как бы рядом с авторским словом и особым образом сочетается с ним и с полноценными же голосами других героев».
Понял ли эту особенность Достоевского Фицджеральд? Нам кажется, понял, ибо все его герои говорят на своем, присущем только им языке, который сочетается с голосами других персонажей.
4
В «Великом Гэтсби» впервые в американской литературе было выражено неверие в то, что Америка станет когда-нибудь святилищем для человека-одиночки. Великий Идеал рухнул, раздавив не только привыкших ко всему аборигенов, но и идеологов «американской мечты». И разве что в грезах и снах еще можно увидеть древний остров, открывшийся когда-то голландским морякам, увидевшим сказочный «зеленый огонек».
Сам Фицджеральд считал, что он пишет роман о растраченных иллюзиях, своеобразной красоте и трагизме «века джаза». Именно в «Гэтсби» полностью раскрылся талант писателя, его способность одновременно удерживать в сознании противоречивые идеи. Но при этом сохранялась и противоречивость «американской мечты», и се неминуемое банкротство. Трагизм же самого Фицджеральда состоял в том, что, несмотря на неминуемый финал «века джаза», он находился под сильнейшим влиянием иллюзии, приводившей его к надежде, что и для него наступит «прекрасное утро». Начался духовный и творческий кризис, которому способствовало в том числе и холодное отношение критики к его лучшей книге.
Впрочем, это не особенно беспокоило писателя, мечтавшего о новом произведении. Но его роман «Ночь нежна» появится лишь спустя девять лет, наполненных творческими неудачами и личными драмами, самой тяжелой из которых стало психическое расстройство жены. Выяснилось также, что она страдает алкоголизмом. Все это отрицательно сказывалось на творчестве Фицджеральда.
Менялась и общественная атмосфера. После 1929 года «век джаза» сменился эпохой «красных». Господствовал стандарт поведения, будто бы единственно возможный, как считалось, в современной американской жизни.
Всевозможные культуртрегеры беззастенчиво эксплуатировали наследие «века джаза», и, разумеется, наибольшее внимание в этой культурной травле отдавалось его основателю Фицджеральду, слишком поздно понявшему смену настроений и оставшемуся один на один с богатыми и бездарными хозяевами «Сатердэй ивнинг пост». Друзья пытались переломить его судьбу, но та была богаче и нахальнее и за большие деньги скупала у него сочинения, недостойные его таланта. А он все писал и писал, но не для читателя, а для издателя, переделывая свои творения по требованиям Голливуда.
Он пытался было вырваться из гонорарного плена, затеяв роман, но из этого ничего не вышло: роман лежал у него в столе, в то время как готовые гранки рассказов шли в типографию.
Полный отчаяния, он пишет Хемингуэю: «Может быть, я слишком рано сказал все, что мог сказать, да к тому же мы ведь жили все время на предельной скорости, все время искали самой веселой жизни, какая только возможна».
Он доходил до самоуничтожения, называя свои сочинения «мусором» и «дрянью», при этом в его «черный список» попадали не только скороспелки, но и истинно художественные произведения, такие, как «Алмазная гора», «Молодой богач», «Две вины», «Опять Вавилон», «Ночь нежна». Последняя новелла была создана Фицджеральдом в трудные для него тридцатые годы и хорошо показывает бездну отчаяния, в которую низвергнут писатель.
Закончив «Ночь нежна», Фицджеральд начал писать эссе, подвергая самого себя беспощадному суду: за уступчивость этическим нормам «процветающей» Америки, отступничество от творческой свободы, крушение художественных идеалов.
Между тем над ним собирались тучи. Новое поколение не принимало его, «Ночь нежна» не расходилась, и даже «Пост» не брал его рассказов. Зельду уже не выпускали из сумасшедшего дома. Дочь Скотта — самый близкий ему человек — жила в закрытом пансионате и успешно перенимала поведение «девочек из хороших семей».
Нужно было работать, чтобы оплачивать огромные счета, и он принял предложение «Метро-Голден-Майер», став штатным сценаристом. Впрочем, ненадолго, так как атмосфера на студии была угнетающей.
Контракт стал для него удавкой, он часто психологически срывался, пил.
Друзья отворачивались от него, но самый обидный удар нанес Хемингуэй своими «Снегами Килиманджаро», где писалось о «бедняге Скотте Фицджеральде» и его благоговении перед богатыми.
Фицджеральду было больно вдвойне — и потому, что он любил Хемингуэя, и потому, что это была неправда: он давно отошел от молодежи двадцатых годов, а никакого благоговения ни перед кем, кроме Достоевского, никогда не испытывал.
А Голливуд требовал от него сюжетов про «американское счастье», тогда как он начал работать над «Последним магнатом», опровергая и досужие разговоры о том, что он не состоялся как писатель, и собственную оценку которую дал себе в «Крушении».
И только смерть помешала ему закончить работу.
Она пришла в 1940 году как избавление от всех его страданий, когда ему было всего 44 года.
Опубликовано в издании: Фицджеральд Ф.С. По эту сторону рая; Великий Гэтсби: романы. М., Мир книги, Литература, 2007. (Бриллиантовая коллекция) (Вст. статья).