Таира Казиева
Правда без прикрас
О некоторых аспектах творчества С. Фицджеральда
Не от долгого ли молчания мы, покорно потакавшие «осквернению» Запада, его «осмеянию», теперь ударились в сущую крайность? Все, что по «ту сторону», стало средоточием добродетели, образцом для подражания.
И, как всегда, мы безответственно судим о фильмах, которых не видели, о книгах, которых не читали, о винах, которых не пробовали...
А теперь у нас появилась возможность реально оценить всю ту информацию, которая поступает. Мы имеем право сравнить то, что нам вдалбливалось годами, с тем, что есть на самом деле. И лидирующая роль в этом принадлежит литературе.
Ведь в какой-то период люди перестали мыслить, вернее, начинали «мыслить» точно в предписанных им рамках. Для тех же, для кого слово стало профессией и смыслом жизни, это было во сто крат мучительней. А между тем интерес к литературе, к западной литературе всегда был силен.
Наблюдается, в частности, повышенный интерес к творчеству Фицджеральда, стремление глубже разобраться в том, каков вклад писателя в литературу США. Об этом свидетельствуют многочисленные работы американских и советских литературоведов. Творчество писателя оказало многоаспектное и весьма значительное влияние на последующее развитие американской литературы. Произведения Фицджеральда переживают сейчас пору своего «второго рождения». Они переведены на все европейские языки, а в США и других англоязычных странах их переиздают огромными тиражами.
Фицджеральд, как и многие его современники, чувствовал прочную связь с традициями американской литературы, прежде всего, американского романтизма. Вместе с тем в своих художественных произведениях он обращался и к традициям мировой, в том числе русской классической литературы. Американскому прозаику было чуждо экспериментаторство, его новаторство основывалось на эстетических приемах, разработанных предшественниками, и носило глубокий смысловой характер.
Именно Фицджеральд впервые в литературе США воплотил в художественных произведениях трагические противоречия «века джаза», одним из первых ощутил разлагающую силу общества, с которым сталкивается отдельная личность. Историческая прозорливость позволила писателю, впервые в американской литературе, подвергнуть жестокой критике «американскую мечту» в ее этическом аспекте, коснуться в 20-е годы темы «потерянного поколения», впоследствии развитой мировой литературой (Хемингуэй, Ремарк, Олдингтон и др). Произведения Фицджеральда не утратили своей значимости. Они впервые поведали миру о поколении, «не знающем покоя», о молодежи, для которой не было образцов, все сражения остались позади, всякая вера в человека, в силу личности исчезла.
Одна из характерных особенностей структуры романов Скотта Фицджеральда — прием «двойного видения». Этот прием связан с умением писателя «держать в сознании в одно и то же время две противоречащие друг другу идеи, не теряя при этом способности мыслить». Прием «двойного видения» открывал для автора возможность совмещать беспристрастность объективного наблюдения с живейшей заинтересованностью участника событий.
Наряду с Ш. Андерсоном и Э. Хемингуэем, Скотт Фицджеральд стоит у истоков возникновения и развития нового типа лирического романа США. Достижения Фицджеральда в области лирического романа, как и Хемингуэя, во многом опередили развитие лирического начала в творчестве американских писателей последующих лет.
Проблема соотношения в человеке сознательного и подсознательного (бессознательного) не нова, но она продолжает оставаться одной из самых существенных и острых проблем не только психологической науки, но и литературы, так как от ее решения во многом зависит ответ на вопрос: что такое человек, какими должны быть способы его познания и изображения. Часто именно здесь проходит водораздел между писателями-реалистами и писателями модернистского толка.
Особую остроту этот вопрос приобрел в XX веке, когда под большим влиянием теории 3. Фрейда интерес к внутреннему миру человека сводится у многих зарубежных писателей по преимуществу к подсознательной сфере человеческой психики.
Буржуазные ученые приравнивают «переворот» Фрейда в традиционной психологии чуть ли не к открытиям Коперника, Ньютона, Дарвина. На самом же деле, как справедливо считает французский философ и психолог Ж. Политцер, «коперниковская революция заключалась в данном случае в том, что психологию, вращающуюся вокруг сознания, Фрейд заменил психологией, вращающейся вокруг бессознательного».
Психоанализ Фрейда, объявленный «глубинной психологией» из-за «откровений», связанных с бессознательным, открывает и в литературе путь к «откровениям» в исследовании внутреннего мира человека. Для писателей-модернистов он оборачивается стремлением заявить о существовании «темного подполья» человеческой души, которое властвует над сознанием, «о безысходной подчиненности сознания скрытым в нем примитивным влечением, о вечном господстве инстинктов над разумом», о безнадежности борьбы против того, что стыдливо завуалировано покровом цивилизации, но продолжает неистребимо существовать, вечно напоминая о происхождении человека от зверя».
Особенный интерес к теории 3. Фрейда в США приходится на 20-30-е годы — в Те годы практически начиналась творческая работа Фицджеральда над романом «Великий Гэтсби».
В это время влияние фрейдизма не избежали и такие крупнейшие писатели как Р. Роллан, и писатели менее знаменитые. Вот, к примеру, приведенная М. Ваксмахером эстетическая декларация Ф. Мориака, относящаяся к 1928 году: «Кроме общественной и семейной жизни человека, кроме поступков, навязываемых ему его средой, профессией, идеей и верованием, существует жизнь более сокровенная, и нередко в глубинах этой скрытой от глаз грязи закрыт ключ, который в конечном счете откроет нам всего человека — целиком и полностью».
Таким образом, проникнуть в подсознательное — значит извлечь из «темного подполья» грязные влечения и инстинкты, найти мрачные и таинственные закоулки человеческой души.
Проникать в подсознательное — значило постигнуть странное, загадочное, анормальное, что дается художнику, по словам Андре Жида, «ценой общения с Дьяволом». Иррациональная перспектива и «дьявольское» измерение, по Жиду, способствуют обновлению жанра романа.
Фицджеральд, несомненно, тоже раздумывал над проблемами психоанализа, интересовался фрейдизмом. Но, в отличие от Мориака и писателей-модернистов, он никогда не видел в психоанализе ключа к раскрытию всего человека, всех тайн человеческого бытия. Фрейдовский психоанализ был для него приемлем не для постижения человеческой сути вообще, а лишь для изображения патологических отклонений в человеческой психике, уродства и извращений в человеческих отношениях. И он отдал дань модному течению, изобразив болезненные, противоестественные отношения Николь со своим отцом.
Однако частный, клинический случай, представляющий единственный подлинный интерес для модернистов, оставался на периферии творчества Фицджеральда. Эстетика низменных чувств никогда не была и не стала его эстетикой. На главной магистрали своего творчества романами «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» Фицджеральд твердо и последовательно отстаивает эстетику реалистическую. Он противопоставляет изощренному и извращенному искусству своего героя, доктора Дайвера. Исходя из принципов модернистов, он не погружается в глубины существа описываемых им людей, он не показывает нам и не хочет видеть сам, что таится за внешней оболочкой. Ему не даётся то, что называют «стороной Дьявола»; на самом же деле Фицджеральд просто не может проникать в тайну зла, так как по существу писатель не верит в это зло, как в позитивную реальность. Он далек от понимания человека как существа порочного, грязного, жестокого по самой своей сути, И в этом еще одно его отличие от модернистов. Для Фицджеральда «зло» — искажение человеческой природы в условиях «недолжного бытия». Ведь каждый раз, описывая своих героев, будь то Гэтсби, Дэзи, Николь или Дик Дайвер, писатель хочет подчеркнуть, что изначально это были чистые и добрые душой люди, но человеческая психика под воздействием тяжелого, «нездорового» окружения «деформируется».
Это очень хорошо видно на примере Николь, которая, будучи душевнобольным человеком, ожила под психологическим воздействием доктора Дайвера. Писатель-психолог, Фицджеральд мастерски рисует нам сцены медленного, но верного выздоровления Николь, ее избавление от психической закомплексованности.
У модернистов очень часто ничем не затрудненный доступ к глубинам человеческой натуры часто оборачивается игрой. И с помощью этой игры можно создавать произведения странные, увлекательные, нарочито-противоречивые. Писателя по-настоящему волнует не «сторона Дьявола», не душевные аномалии и уродства (хотя и они попадают в поле его писательского зрения), а полное и глубокое постижение человека. Он не идет «сенсационными кратчайшими путями» психоанализа. Его привлекают не мнимые, а истинные глубины человеческой натуры, хотя писатель понимает, что вскрыть их — задача исключительно трудная.
Раскрывая глубины человеческого характера, исследуя, вслед за Ф. Достоевским, человека во всей сложности его душевного мира, Фицджеральд не игнорирует и той значительной области человеческой психики, которая лежит за порогом | нашего сознания. Он видит в своих героях наряду с хорошо осознаваемым стремлением, желаниями, чувствами, мыслями и такие тенденции, которые недостаточно хорошо осознаются, и вместе с тем влияют на поведение, он обнаруживает инстинктивные порывы, импульсы, определяющие порой человеческие поступки.
Примером тому может служить подсознательное понимание Дика Дайвера, что он катится по наклонной, что его личность надломлена, что крах неотвратим. Но автор не сразу показывает читателю этот факт свершившимся, И только Через, порой неуловимые, размышления Дайвера, мы постигаем, что в герое заговорило Подсознание. Временами оно пробуждалось в нем, а потом опять необъяснимо исчезало.
Но, в противоположность модернистам, Фицджеральд исходит из правильного понимания соотношения и взаимоотношения сознательного и подсознательного в человеке. Для него внутренний мир человека — сложная область, в которой взаимодействуют разные сферы, разные плоскости, разные уровни сознания и подсознания. Писатель стремится прочесть тончайшие шифры человеческой души и проявляет при этом безошибочное чувство меры. Очень часто бессознательное диктует как раз нравственные поступки, которые совершают как бы помимо разума и даже вопреки ему. Опять же в этом можно убедиться на примере Ричарда Дайвера. Решение покинуть мир Уорренов было продиктовано как закон каким-то властным, не терпящим возражений явлением. Дайвер хочет постичь этот живущий в нем глубинный нравственный закон, хочет понять, во имя чего он живет, но не может найти ответа, бьется в неразрешимом противоречии. Он не может понять бессознательный закон, ибо нельзя определить его, минуя моральные категории.
Голос нравственного чувства, идущий из глубины подсознательного, может звучать явственно, может совсем приглушаться в зависимости от жизненной установки героя, от внешних обстоятельств, но бывают периоды в жизни человека, когда подчинение этому голосу свидетельствует о важных переменах в его душевной жизни.
Фицджеральд, рисуя сцену объяснения Дэзи с Гэтсби, прекрасно показал, как сознание человека с далеко не высокими нравственными принципами, берет верх над подсознанием, в данном случае чем-то светлым и чистым, что Дэзи тут же неосознанно подавляет в себе.
Так в подсознательном как бы соединяются далекие друг от друга явления жизни личной и общественной, и именно здесь они обретают определенное единство, пусть и лишенное внешней логики.
В приведенных случаях голос бессознательного определяет поведение, диктует поступки, участвует в действии. Но не всегда это так.
Порывы и импульсы, исходящие из глубин нашего «я», могут оставаться нереализованными, но и они дают интересные сведения о сложности человеческой натуры.
Неосознанные импульсы, инстинктивные порывы, прорываясь наружу, часто удивляют и самого человека, потому что идут как будто вразрез с его характером, с его представлением о самом себе.
Так, любовь к Дэзи пробуждает порою в Гэтсби порывы, как будто вовсе не свойственные его уравновешенной натуре, его скромности, желанию всегда находиться «в тени».
Фицджеральд показывает способность человека создавать в своем сознании искусственные заслоны чтобы не допускать до него мысль в область подсознательного, прячет ее. Приходит момент, когда сознанию уже не защититься от очевидности, когда опрокидываются заслоны.
Так, Гэтсби долго не позволяет себе понять, что его мечта обречена. Он заставляет себя верить в нее, он делает все, чтобы приблизиться к ней.
Фицджеральд показывает и те ситуации, когда сам. человек не догадывается или предпочитает не догадываться о подлинном характере владеющих им чувств. Так гонит от себя мысли Ник Каррауэй, предпочитавший со стороны наблюдать за происходящим. Так поступает Николь, не желая усложнять себе жизнь заботой о муже, вернувшем ее к нормальной жизни. Источник этих чувств погружен в подсознательное, сознание же принимает для себя объяснение более приемлемое, удобное, чем истинное.
Известно, что 3. Фрейд вкладывал в понятие «бессознательного» почти исключительно сексуальное содержание, и эта односторонность — одно из самых уязвимых мест его теории. Однако связь между бессознательной и сексуальной сферой действительно существует, она никем не отрицается, и художественная литература уже давно исследует ее различные аспекты.
Но в то время как модернизм берет на вооружение все крайности фрейдизма в стремлении низвести человека до уровня животного, реалистическая литература никогда не отождествляет сферу бессознательного со сферой эроса, а видит проблему в «многоразличии».
Фицджеральд и в этой области, где особенно легко перейти через грань человеческого в человеке, остается на позициях реалиста. Он понимает, что отношения между сознательным и бессознательным в сексуальной сфере совсем не просты и не примитивны и определяются всем строем личности, всем ее человеческим содержанием. У Фицджеральда, как это уже было показано на ряде примеров, бессознательное никогда не бывает безразличным к началу нравственному.
Можно привести в этом плане описанные Фицджеральдом отношения Розмэри и Дика Дайвера. Писатель проявил здесь тонкое понимание особенностей определенного возраста, когда в девушке просыпается женщина. И вместе с тем первое любовное приключение Розмэри впитало в себя и все особенности ее человеческой натуры: поэтическую чувствительность, в силу ее профессии, романтическую экзальтацию, душевную чистоту. Эти ее качества независимо ни отчего стали тем барьером, который отгородил вначале ее от уже зрелого мужчины, Ричарда Дайвера.
Мы привели свидетельства того пристального внимания, с каким относится Фицджеральд к подсознательной сфере человеческой психики. Писатель не идет по пути психоанализа и иррационализма, не придает подсознательному того огромного, определяющего значения во всем строе человеческой личности, которое оно приобретало у модернистов. И вместе с тем проникновение в подсознательное у Фицджеральда — важнейшее средство постижения сложности и глубины внутреннего мира человека.
Одним из основных средств психологического анализа в романе является внутренний монолог.
Внутренний монолог, стремление воспроизводить внутреннее течение человеческой мысли в форме непроизносимой речи, известен литературе давно.
Однако у Фицджеральда внутренний монолог приобрел новое качество — превратился в инструмент познания самого психического процесса — его законов и форм, инструмент познания «диалектики души».
Модернисты признают лишь иррациональные формы внутренней речи, такие, как «поток сознания», и отвергают внутренний монолог. Они забывают при этом, что у истоков «потока сознания» стоит не Джойс, не Пруст, а тот же великий Достоевский, умевший мастерски передавать во внутренней речи смутные, не поддающиеся логическому анализу состояния души.
Подхватив открытие Достоевского, относящееся к частным моментам психического процесса, модернисты однобоко развили, гиперболизировали его, подменив «потоком сознания» исследования всего подлинного богатства и разнообразия внутренней жизни человека и соответственно его внутренней речи.
Внутренний монолог у модернистов сводит весь мир к ощущениям и восприятиям изолированного субъекта, «когда автор, подобно врачу-психоаналитику, подвергает своих героев клиническому исследованию, самоустраняясь и позволяя своим созданиям высказываться на языке, свойственном их натуре».
Игнорируя роль разума, обращаясь к стихии иррационального, подсознательного, модернисты растворяют личность в потоке смутных чувств, мыслей, ощущений персонажа, размывают контуры характера и, по существу, уничтожают его.
Субъективизму модернистов Фицджеральд противопоставляет объективность своего писательского метода. Фицджеральд избирает для себя внутренний монолог реалистического, достоевского типа. И это понятно, ибо «там..., где романисты всерьез задумываются над интеллектуальной и общественной драмой современного человека, «поток сознания» на джойсовский манер либо вовсе не пригоден, либо может пригодиться лишь в крайне ограниченных пределах».
Внутренний монолог у Фицджеральда, как у Достоевского, неотделим от «диалектики души», от познания личности в ее развитии, изменении, в тесной связи с ее обществом, во всем богатстве ее духовной жизни.
Воспроизводя во внутренних монологах сложный, изменчивый внутренний мир своих героев, Фицджеральд исходит из его познаваемости. Он ставит психологический процесс под контроль разума. Непосредственное воспроизведение психической деятельности человека сочетается у него с тонким авторским комментарием. Однако писателю доступна и техника «потока сознания», который применяется им с чувством меры там, где это диктуется смыслом изображаемого.
Внутренние монологи играют в «Великом Гэтсби» и «Ночь нежна» разную роль. Иногда они лишь «оживляют» героев, иногда придают характеру какие-то психологические штрихи иногда сообщают о явлениях внешнего мира, но чаще всего они являются важнейшим средством создания образа, индивидуализации характера, позволяющим запечатлеть сокровенное, глубоко интимное его содержание.
Не все герои романа в равной мере «наделаются» внутренними монологами. Персонажи, не наделенные духовной жизнью, внутренних монологов почти лишены.
Однако и к характеристике второстепенных персонажей даже небольшие внутренние монологи добавляют порой весьма существенные черты, важные психологические детали.
Немалое значение приобретают в романе внутренние монологи, в которых герои высказывают мысли, характеризующие других персонажей произведения. Эти монологи помогают автору углубить характеристику своих героев, главных и второстепенных, показать их с разных точек зрения, в восприятии людей, прямо и косвенно с ними связанных. Они проливают свет на взаимоотношения героев в романе, способствуют психологической обоснованности этих отношений.
Это могут быть замечания, вызванные непосредственным впечатлением, касающиеся отдельных черт персонажа, каких-то свойств его натуры, например, взаимоотношение и оценка Ника Каррауэя и Гэтсби. Могут быть лаконичные оценки, затрагивающие что-то весьма существенное в личности того, к кому они относятся.
Могут быть более развернутые и глубокие суждения о свойствах чужой натуры, чужого характера. Наконец, это могут быть и углубленные размышления, пространные рассуждения, в которых взвешиваются, анализируются, оцениваются важнейшие черты духовного характера, дается его обобщенная характеристика.
Иногда встречаются в романах внутренние монологи, которые нужны не столько для характеристики героя, сколько для анализа тех событий, явлений внешнего мира, о которых в этих монологах сообщается.
Очень большое значение имеет в романах Фицджеральда авторский комментарий. Он проясняет нравственное самочувствие, уточняет то, что еще не ясно самому герою. Он помогает читателю обнаружить несоответствие между мыслями героя и истинным его настроением. Авторский комментарий помогает уловить те тонкие оттенки в мыслях, чувствах героев, которые могли бы остаться читателем незамеченными.
Изучение внутреннего монолога и то, как им владел Фицджеральд, показывает, каким тонким инструментом познания человека является этот прием у писателя-реалиста, как помогает он ему создать яркие образы людей современных, тесно связанных с обществом, в котором они живут.
Среди способов раскрытия внутреннего мира человека в романах Фицджеральда важное место принадлежит портрету. Романы, содержащие большое количество персонажей, обилие лиц, поражают неистощимым разнообразием красок, используемых для того, чтобы сделать каждого человека, от главных героев до эпизодических, лишь мелькнувших на их страницах, живым, зримым, осязаемым. Портретные характеристики Фицджеральда обнаруживают его большое реалистическое мастерство, но они также обнаруживают и мастерство художника-психолога, умевшего постигать малейшие движения человеческой души, запечатленные в их внешних проявлениях.
Связь между внешним обликом человека, его внешними проявлениями и его мыслями, чувствами, его характером у писателя гораздо сложнее; она всегда реалистически мотивирована.
Как часто это лицо будет представать потом перед нами то уродливым, то прекрасным, то привлекательным, то отталкивающим, как много будет значить при этом, чем живет герой в эту минуту и чей взгляд на него направлен,
Портрет у Фицджеральда тесно связан с изображением внутреннего мира человека, в его изменчивости, диалектичности. Развертывая портрет во времени, параллельно развитию характера, Фицджеральд показывает своих героев в разные периоды их жизни со всеми изменениями их внутреннего и внешнего облика. При этом писатель часто идет от внешнего к внутреннему, отталкиваясь от внешних черт, он характеризует те внутренние изменения, которые совершились в его герое.
В зарубежной литературе XX века романы Фицджеральда «Великий Гэтсби» и «Ночь нежна» занимают особое место. В эпоху, когда каждое десятилетие порождает множество литературных течений и группировок, когда литературная мода становится все более разнообразной и прихотливой, когда недолговечные «измы» изживают себя на корню, Фицджеральд сумел счастливо избежать влияния модернизма, которое в той или иной степени подточило творчество многих его современников, и остаться верным и убежденным последователем великих реалистических традиций.
В этих двух романах поставлены важнейшие вопросы человеческого существования — вопросы жизни и смерти, настоящего и будущего, смысла жизни, вопросы любви, морали, долга и ответственности.
Выраженные через человека, через человеческий характер, благодаря мастерству писателя-психолога, они определяют выдвинутую Фицджеральдом концепцию личности.
Опубликовано в издании: Литературный Азербайджан 1991, №6.