Ф. Скотт Фицджеральд
Два ветерана
Былой король киноэкрана Фил Макидон и сценарист Пат Хобби столкнулись на бульваре Сансет возле гостиницы Беверли-Хиллз. Дело было в пять утра, подоспевший сержант Гаспар почуял в воздухе запах спиртного и повел обоих в участок. Пат Хобби, мужчина сорока девяти лет, полез в драку, потому что Фил Макидон отказался признать в нем старого знакомого.
По нечаянности он крепко толкнул сержанта Гаспара, который настолько разозлился, что посадил его до прихода капитана в забранную решеткой клетушку.
В ряду других знаменитостей Макидон числился где-то между Юджином О’Брайном и Робертом Тейлором. В свои пятьдесят с лишним лет он все еще был хорош собой, а от лучших дней сумел приберечь достаточно, чтобы купить гасиенду в долине Сан-Фернандо, где и пребывал в таких же почестях, так же беззаботно и осмысленно, как дредноут на мертвом якоре.
С Патом Хобби жизнь обошлась иначе. После двадцати одного года работы на поприще кино, сочинения сценариев и рекламного бизнеса он попал в аварию за рулем автомобиля образца 1933 года, приобретенного недавно у прокатной компании. А ранее, в 1928 году, он достиг вершины благополучия, купив собственный плавательный бассейн.
Пат свирепо глядел из камеры, все еще возмущенный тем, что Макидон не припомнил их былого знакомства.
— Может быть, и Колмана вы тоже не помните, — язвил он, — или Конни Талмаджи, или Билла Коркера, или Аллана Двэна?
Макидон закурил сигарету теми рассчитанными движениями, которыми славился немой кинематограф, и угостил сержанта Гаспара.
— Может, я зайду завтра, — сказал он. — Мне надо выездить лошадь…
— Вы извините, мистер Макидон, — сказал полицейский с искренним сожалением — актер был его давним кумиром. — Капитан будет с минуты на минуту. После его прихода вас-то мы больше не задержим.
— Это всего лишь формальность, — подсказал из камеры Пат.
— Да, всего лишь… — сержант Гаспар разгневанно обернулся к Пату. — Для вас это может стать отнюдь не формальностью. Вы когда-нибудь слыхали о проверке на трезвость?
Макидон выбросил сигарету за дверь и сразу же закурил снова.
— Я мог бы заглянуть через часок-другой, — сказал он.
— Нет, — огорченно сказал сержант Гаспар. — Но раз уж я вынужден задержать вас, мистер Макидон, я воспользуюсь случаем и скажу, как много вы когда-то значили для меня. Помните ту картину, «Последний рывок», она много значила для всякого, кто побывал на войне.
— О, да, — улыбнулся Макидон.
— Я, бывало, не раз пробовал рассказывать про войну своей жене, что такое все эти снаряды и пулеметы и каково их отведать — я воевал семь месяцев в 26-м Новоанглийском, — но до нее никак не доходило. Она целилась в меня пальцем, говорила: «Бах! Ты убит», и меня разбирал такой смех, что тут уж ничего не растолкуешь.
— Эй, выпустите вы меня или нет? — осведомился Пат.
— Заткнись! — прикрикнул на него Гаспар. — Ты небось и пороху не нюхал!
— Я служил армейским сценаристом, — сказал Пат. — У меня плохое зрение.
— Молчал бы лучше, — с отвращением произнес Гаспар. — Все сачки врут одинаково. Да, война — это не шуточки. И когда жена увидела вашу картину, мне уже ничего не пришлось ей объяснять. Она поняла. С тех пор она уже по-другому судила о войне — никогда уже не целилась в меня пальцем и не говорила: «Бах!». Я до конца дней не забуду то место, когда вы лежите на дне воронки. Все было так натурально, что у меня ладони вспотели.
— Спасибо, — снисходительно поблагодарил его Макидон. Он закурил третью сигарету. — Я ведь сам воевал и знаю, как все было. Испытал на своей шкуре.
— Да, сэр, — с уважением сказал Гаспар. — Право же, я рад случаю сказать вам спасибо за то, какую вы мне оказали услугу. Вы… вы объяснили моей жене, что такое война.
— О чем вы там толкуете? — Неожиданно вмешался Пат Хобби. — О той самой картине, которую Билл Коркер снял в 1925 году?
— Опять он лезет, — сказал Гаспар. — Ясное дело, о «Рождении нации». А теперь замолкни, покуда капитан не придёт.
— Знал меня тогда Фил Макидон, точно говорю, — возмутился Пат. — Я даже видел его раз на съемке.
— Ну никак не припомню вас, старина, — вежливо сказал Макидон. — Ничего не могу поделать.
— Помните тот день, когда Билл Коркер снимал эпизод с воронкой, а? Ваш первый съемочный день в картине?
Наступило минутное молчание.
— Когда же придет капитан? — спросил Макидон.
— Сейчас подойдет, мистер Макидон.
— Так вот, я помню, — сказал Пат, — потому что был там, когда копали эту воронку. Коркер привел на дальнюю площадку студии наемных работяг, они-то и копали, и установил четыре камеры. Потом позвонил вам по полевому телефону и приказал отправляться в костюмерную да надеть военную форму. Теперь вспоминаете?
— Стану я запоминать такие мелочи, старина.
— Вы позвонили из костюмерной и сказали, что форма вам не впору, но Коркер велел вам заткнуться и надевать любую. Вы появились на площадке злой, как черт, потому что ваш размер так и не нашли.
Макидон обворожительно улыбнулся:
— Ну и память у вас! А вы точно помните, что это та самая картина и тот самый актер? — спросил он.
— Я? — мрачно переспросил Пэт. — Да я видел вас, как сейчас. Только привередничать вам не дали, у Коркера были свои планы. Он всегда считал, что от последней голливудской бездари легче добиться естественной игры, чем от вас, вот он и придумал этот трюк. Он собирался снять узловой эпизод картины к полудню, чтоб вы и сообразить не успели, что идет съемка. Он повернул вас кругом, дал пинка под зад, а когда вы свалились в воронку, крикнул: «Мотор!».
— Неправда, — сказал Фил Макидон. — Я спустился сам.
— А что же вы тогда так вопили? — спросил Пат. — У меня до сих пор в ушах стоит: «Что все это значит? Прекратите ваши дурацкие фокусы! Вытащите меня или я не буду играть!». Вы все время старались выбраться из воронки и так разъярились, что ничего не видели вокруг. А когда почти добрались до края, снова съехали вниз и лежали там с перекошенной физиономией, а потом зарыдали, а Билл снимал вас четырьмя камерами. Минут через двадцать вы уже смирились и просто корчились на дне воронки. Билл отснял еще сто футов, а потом велел бутафорам вытащить вас оттуда.
Подъехал капитан в полицейской машине. Он показался в дверях на фоне занимавшегося рассвета.
— Кто у вас тут, сержант? Пьяный?
Сержант Гаспар подошел к камере, отпер ее и знаком велел Пату выйти. Пат зажмурился на миг, потом его взгляд остановился на Филе Макидоне, и он погрозил ему пальцем.
— Ну что, теперь убедились? — сказал он. — Билл Коркер так смонтировал фильм и сделал такие титры, что получилось, будто вы солдат, у которого только что убили товарища. Вы хотите выбраться из воронки, чтобы отомстить немцам, но кругом рвутся снаряды и взрывная волна швыряет вас назад.
— О чем это вы? — спросил капитан.
— Я хотел доказать, что знаю его, — сказал Пат. — Билл говорил, что лучшие кадры в картине — это когда Фил вопит: «Я себе палец сломал!». Билл сделал титр: «Десяток бошей будут тебе на том свете лизать пятки!».
— У вас тут записано: «Авария в состоянии опьянения», — сказал капитан, заглядывая в журнал. — Ну-ка, отправьте обоих в больницу на проверку.
— Видите ли, — сказал актер, лучезарно улыбаясь, — я Фил Макидон.
Капитан поступил в участок по знакомству и был очень молод. Он помнил это имя и это лицо, но поражен не был — в Голливуде хватало бывших знаменитостей.
Они сели в машину, стоявшую у дверей участка.
После проверки Макидона задержали в участке до тех пор, пока друзья не возьмут его на поруки. Пата Хобби отпустили, но машина у него была разбита, и сержант Гаспар предложил подвезти его домой.
— Где вы живете? — спросил он, когда они тронулись.
— Сейчас нигде, — сказал Пат. — Потому я и разъезжал на машине. Мне надо дождаться, пока не проснется один мой приятель, я займу у него два-три доллара и устроюсь в какой-нибудь гостинице.
— Ладно, — сказал сержант Гаспар. — Два-три доллара найдется для вас и у меня.
Огромные особняки Беверли-Хиллз проплывали мимо, и Пат приветственно помахал им рукой.
— В добрые старые времена, — сказал он, — двери иных особняков бывали открыты для меня в любое время дня и ночи. А утро воскресных дней…
— Неужели это правда — все то, что вы говорили в участке? — спросил Гаспар. — Я про то, как его спихнули в воронку.
— Ну, конечно, — сказал Пат. — Нечего ему было так задаваться. Он теперь такой же отслуживший свое ветеран, как и я.
Оригинальный текст: Two Old-Timers, by F. Scott Fitzgerald.
Публикация перевода в газете «Литературная Россия», 1975.
Иллюстрации В. Смирницкого.