Миловидная сорокалетняя миссис Хэнсон была директором фирмы по продаже корсетов и поясов, которыми торговала, выезжая из Чикаго. Ее многолетний бизнес охватывал территории Толедо, Лимы, Спрингфилда, Колумбуса, Индианаполиса и Форт-Уэйна; перевод в штаты Айова, Канзас и Миссури стал для нее продвижением по службе, так как теперь ее фирма могла закрепиться к западу от Огайо.
Она поддерживала неформальные отношения с клиентами с востока, и после завершения переговоров ей часто предлагали выпить или угощали сигаретами. Однако на новом месте все пошло иначе. Мало того, что миссис Хэнсон ни разу не спросили, хотела ли бы она закурить, — несколько раз на ее собственный вопрос, не возражает ли никто, если она выкурит сигарету, отвечали полуизвиняющимся тоном:
— Не то что бы я лично был против, однако это плохо влияет на служащих.
— Да, конечно. Понимаю.
Для миссис Хэнсон курение значило немало. Она очень много работала, а сигареты позволяли расслабиться и отдохнуть в психологическом плане. Она была вдовой, не имела близких родственников, которым можно было писать письма вечерами, и не могла смотреть больше одного кинофильма в неделю из-за опасения испортить зрение. Поэтому курение часто становилось важным «знаком препинания» в длинном «предложении» проведенного в дороге дня.
На прошлой неделе, во время первой поездки по новым территориям, она остановилась в Канзас-Сити. Стояла середина августа. Миссис Хэнсон чувствовала себя одинокой в этом совершенно новом месте и очень обрадовалась, увидев в одной из фирм за стойкой женщину, с которой познакомилась еще в Чикаго. Она присела, завела беседу и кое-что разузнала о клиенте, с которым ей предстояло встретиться.
— Он будет против, если я закурю?
— Что? О господи, конечно! — ответила ее знакомая. — Он сделал пожертвование на закон против курения.
— Ох! Огромное тебе спасибо за совет.
— Здесь везде так, — добавила собеседница. — В первую очередь это касается мужчин, которым за пятьдесят, — тех, кто не воевал. Мне говорили, что никто из побывавших на войне не возражает против курения.
Однако уже на следующей встрече миссис Хэнсон столкнулась с исключением в лице обаятельного молодого человека, так внимательно смотревшего на сигарету, которой она постукивала по ногтю большого пальца, что женщина с сожалением убрала ее. В награду она получила приглашение на обед — и крупный заказ уже через час.
Позднее молодой человек настоял на том, чтобы сопроводить ее до места следующей встречи, хотя она намеревалась зайти перед этим в ближайшую гостиницу и сделать несколько затяжек в туалете.
Это был один из дней, заполненных сплошным ожиданием: все были заняты, все опаздывали, и казалось, что все клиенты — худые мужчины с заостренными чертами лица, не любящие снисходительного отношения к себе, либо женщины, волей-неволей разделяющие их мнение.
Не курившая с самого завтрака миссис Хэнсон вдруг осознала, что именно поэтому чувствовала некую неудовлетворенность после каждой деловой встречи, какой бы успешной та ни оказывалась.
Вслух она говорила:
— Мы считаем, что работаем в иной сфере. Безусловно, наши материалы — резина и ткань, однако мы комбинируем их необычным способом. Тридцатипроцентный годовой рост расходов на национальном рынке рекламы говорит сам за себя.
Однако думала она совсем иное: «Если б я могла сделать всего три затяжки... Я бы им и хлам из китового уса продала».
Ей оставалось посетить один магазин, однако до встречи было еще полчаса. Как раз хватит, чтобы съездить в гостиницу. Увы, такси в пределах видимости не оказалось, и миссис Хэнсон зашагала по улице, размышляя: «Быть может, мне следует бросить курить. Это превращается в зависимость».
Она остановилась перед католическим собором. Здание выглядело очень высоким, и ей на ум пришла мысль: раз столько фимиама воскуривается под этими шпилями ввысь, к Богу, то кому повредит небольшой дымок? Разве милостивый Бог будет против, если усталая женщина сделает несколько затяжек?
Но хоть миссис Хэнсон и не исповедовала католицизм, мысль ей не понравилась. Так ли уж необходимо выкурить сигарету там, где это может оскорбить чувства многих верующих?
Но все же... Он не был бы против. В Его время табак еще даже не открыли...
Она вошла в собор; притвор был окутан мраком. Женщина сунула руку в сумку, но спички куда-то делись.
«Придется прикурить от одной из свечей», — подумала она.
Повсюду царил мрак, слегка рассеиваемый огоньком в одном из углов. Миссис Хэнсон прошла по проходу к пятну белого света и увидела, что его источником была вовсе не свеча, а масляная лампа — последняя из тех, которые гасил старый пономарь.
— Это пожертвования, — пояснил он. — На ночь их тушат. Мы думаем, что тем, кто их зажег, будет приятнее, если они сохранятся до следующего дня, а не сгорят за ночь.
— Понятно.
Старик потушил последнюю лампу. Теперь в соборе царила полная темнота, если не считать электрической люстры под самым потолком и негаснущей лампады перед алтарем.
— Спокойной ночи, — сказал пономарь.
— Спокойной ночи.
— Должно быть, вы пришли сюда помолиться?
— Да.
Старик ушел в ризницу. Миссис Хэнсон встала на колени и начала молиться.
Она уже давным-давно не делала этого. Она очень смутно представляла, о чем нужно молиться, и потому молилась за своего работодателя и за клиентов в Де-Мойне и Канзас-Сити. Помолившись, женщина посмотрела вверх. Из ниши в шести футах над головой на нее пристально взирал образ Мадонны.
Миссис Хэнсон какое-то время разглядывала образ, затем поднялась с колен и устало присела на край скамьи. В ее воображении Мадонна сошла с иконы, словно в пьесе «Чудо»[1], заняла ее место и стала продавать за нее корсеты и пояса, точно так же уставая. Несколько минут спустя миссис Хэнсон, должно быть, сморил сон.
Проснувшись, она сразу почувствовала, как что- то изменилось; постепенно женщина стала ощущать в воздухе знакомый запах — не от ладана. Пальцы жгло. Она осознала, что зажатая в руке сигарета была зажжена.
Все еще не до конца проснувшаяся миссис Хэнсон сделала затяжку, чтобы пламя не угасло. Потом посмотрела на смутно различимую в сумерках нишу с Мадонной.
— Спасибо за огонек, — сказала женщина.
Подумав, что этого недостаточно, она встала на колени. Дым сигареты извивался в воздухе.
— Большое спасибо за огонек, — добавила она.
[1] Автор пьесы «Чудо» — Карл Густав Фольмеллер (1878-1948), немецкий драматург, киносценарист. — Прим. переводчика.
Фрэнсис Скотт Кей Фицджеральд (1896-1940) — классик американской литературы, крупнейший представитель так называемого потерянного поколения, автор романов «Великий Гэтсби», «По эту сторону рая», «Ночь нежна» и др.
История о курильщице и пономаре «Спасибо за огонек» была написана в 1936 году. Тогда же писатель предложил текст в журнал The new Yorker, однако издание отказалось его печатать. Долгое время рукопись считалась утерянной, но недавно наследники Фицджеральда обнаружили ее, разбирая бумаги писателя. Летом 2012 года The New Yorker решил исправить досадную ошибку, и рассказ «Спасибо за огонек» увидел свет.
Оригинальный текст: Thank You For the Light, by F. Scott Fitzgerald.
Опубликовано в журнале Юность (декабрь 2012).
Без иллюстраций.