Ф. Скотт Фицджеральд
Третий ларчик
При входе в контору Сайруса Жерара на тридцать втором этаже сначала кажется, что лифт по ошибке привез вас не наверх, а в центр города, и попали вы куда-то на Пятую авеню, где вам совершенно нечего делать. То, что вы приняли за стук биржевой тиккерной ленты, оказывается всего лишь деловой канарейкой, покачивающейся в серебристой клетке у вас над головой, и пока медлительная юная особа за столом красного дерева готовится спросить, как вас зовут, ваш взгляд наслаждается созерцанием гравюр, гобеленов, резных панелей и свежих цветов.
Но Сайрус Жерар не занимается оформлением интерьеров, хотя время от времени занимается практически всем. Сибаритский аспект его приемной — всего лишь продуманный камуфляж, скрывающий царящий в его конторе неистовый деловой ажиотаж. Это нечто вроде мягкой перчатки на железной длани, или улыбки на лице боксера-чемпиона.
И никто не ощущал это острее, чем трое молодых людей, которые одним апрельским утром ждали в приемной встречи с мистером Жераром. Всякий раз, когда под давлением громады дел вздрагивала дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен!», они тоже, подчиняясь бессознательному порыву, нервно вздрагивали в унисон. Пора надежд для всех троих еще не миновала, всем им было слегка за тридцать, все только что сошли с поезда, и друг друга никогда до этого не видели. Почти целый час они прождали, сидя бок о бок на ореховой кушетке, обитой кожей черкесской выделки.
В какой-то момент молодой человек с черными, как смоль, глазами и волосами вытащил пачку сигарет и, поколебавшись, предложил остальным закурить. Но остальные принялись вежливо-встревоженно отказываться, и темноволосый молодой человек, торопливо осмотревшись, сунул нетронутую пачку обратно в карман. Вслед за этим неприятным инцидентом последовала продолжительная тишина, нарушаемая лишь щелканьем канарейки, неустанно отстукивавшей изменения на своем птичьем рынке.
Когда часы в стиле Людовика XIII пробили полдень, дверь с надписью: «Посторонним вход воспрещен!» со стыдливым напряжением открылась, и секретарь с безумными глазами призвал троих посетителей в кабинет. Все, как один, вскочили.
— Вы хотите сказать, войти всем вместе? — спросил в некотором замешательстве самый высокий.
— Да, заходите вместе!
Двигаясь какими-то рывками, не глядя ни влево, ни вправо, все трое миновали несколько приведенных в боевую готовность комнат конторы и строем вступили в личный кабинет Сайруса Жерара, занимавшего должность Аякса Теламонида в штатном расписании гомеровских героев Уолл-стрит.
Это был сухопарый, со спокойными манерами мужчина лет шестидесяти, с приятным беспокойным лицом и чистым, свежим и доверчивым взглядом ребенка. При виде входящей процессии молодых людей он встал из-за стола и улыбнулся улыбкой, исполненной надежд.
— Пэрриш? — с жаром вопросил он.
Высокий молодой человек откликнулся: «Да, сэр!» и получил в ответ рукопожатие.
— Джонс?
Им оказался черноглазый и черноволосый молодой человек. Он улыбнулся Сайрусу Жерару и с легким южным акцентом объявил, что чрезвычайно рад знакомству.
— А вы, стало быть, Ван-Барен, — произнес Жерар, повернувшись к третьему. Ван-Барен это подтвердил. Он явно прибыл из большого города: выглядел ничуть не взволнованным и тщательно-опрятным.
— Садитесь, — пригласил Жерар, нетерпеливо переводя взгляд с одного на другого. — Даже выразить не могу, как я рад этой минуте!
Все трое нервно улыбнулись и сели.
— О, да, господа, — продолжил пожилой человек, — если бы у меня были сыновья, я желал бы, чтобы они выглядели именно так! — Он заметил, что все трое порозовели, и прервал свою речь смешком. — Ладно, не буду вас больше смущать. Скажите, как там поживают ваши почтенные отцы, и перейдем к делу.
Все отцы, как выяснилось, поживали прекрасно и передавали с сыновьями многочисленные поздравления по случаю шестидесятилетия мистера Жерара.
— Благодарю, благодарю! Так, с этим покончили. — Он резко откинулся на кресле. — Что ж, мальчики, вот что я хотел вам сказать. В следующем году я отхожу от дел. Всегда собирался уйти на покой в шестьдесят, и моя супруга всегда на это рассчитывала, и вот это время пришло. Больше откладывать нельзя! Сыновей у меня нет, племянников тоже, да и кузенов не имеется — есть только брат, которому пятьдесят и который в том же, что и я, положении. Возможно, его тут еще лет на десять хватит, ну а после этого «Корпорации Сайрус Жерар», видимо, придется менять вывеску.
— Месяц назад я написал трем своим лучшим друзьям по университету — трем своим самым близким друзьям — и спросил, есть ли у них сыновья в возрасте от двадцати пяти и до тридцати? Я написал, что готов взять в свое дело одного молодого человека, но он должен иметь талант в плане коммерции. И поскольку в это утро сюда прибыли вы, я полагаю, что ваши отцы считают, что это — именно вы! Предложение у меня очень простое. Мне надо три месяца, чтобы узнать все необходимое, а по окончании этого срока двоих из вас постигнет разочарование, ну а оставшийся получит практически все, что обычно выдают в сказках, то есть: полкоролевства, и — если она того захочет — руку моей дочери. — Он махнул рукой. — Поправь, Лола, если я что-то не так сказал.
При этих словах трое молодых людей резко вздрогнули, оглянулись и стремительно вскочили. В паре ярдов от них, лениво откинувшись в кресле, сидела миниатюрная красавица с золотистыми волосами и кожей цвета слоновой кости, с томными глазами и по-детски подвижной улыбкой, в которой жила вся утраченная юность этого мира. Заметив изумление на их лицах, девушка издала приглушенный смешок, который спустя мгновение был подхвачен ее жертвами.
— Моя дочка! — невинно улыбаясь, произнес Сайрус Жерар. — Только не волнуйтесь! У нее множество поклонников — и местных, и издалека, и все такое прочее. Лола, прошу тебя, прекрати выставлять ребят дураками и пригласи их сегодня вечером к нам на ужин.
Лола степенно поднялась с кресла; ее серые глаза осмотрели всех, одного за другим.
— Я слышала лишь ваши фамилии… — сказала она.
— Легко поправить! — ответил Ван-Барен. — Меня зовут Джордж!
Высокий молодой человек поклонился.
— А я отзываюсь на имя Джон Хардвик Пэрриш, — признался он, — ну или на что-то подобное.
Девушка повернулась к темноволосому южанину, который не спешил делиться информацией.
— А что насчет вас, мистер Джонс?
— Ну, лучше просто… Джонс, — смущенно ответил тот.
Она удивленно на него посмотрела.
— Ах, до чего же коротко! — воскликнула она, рассмеявшись. — Как-то даже… я бы сказала, фрагментарно.
Мистер Джонс испуганно огляделся.
— Ну, ладно, признаюсь, — помолчав, промолвил он. — Не думаю, что мое имя подходит для этой обстановки.
— Почему?
— Меня зовут Рип!
— Рип?!
На него укоризненно уставились сразу четыре пары глаз.
— Молодой человек! — воскликнул Жерар. — Вы хотите сказать, что мой старый друг, в здравом уме, дал своему сыну такое имя?
Джонс с вызовом переступил с ноги на ногу.
— Нет, это не так, — признался он. — Он назвал меня Освальдом!
Последовал всплеск сочувственного смеха.
— А теперь вы все четверо можете идти, — сказал Жерар, сев за стол. — Завтра ровно в девять явитесь к моему старшему управляющему, мистеру Галту, и начнем турнир. Ну а пока, если Лола приехала на своем купе-молнии-лимузине-родстере-ландо, или что она там сейчас водит, пожалуй, она подбросит вас до ваших отелей.
После их ухода лицо мистера Жерара вновь выразило беспокойство; он долго смотрел в никуда, прежде чем нажать кнопку и запустить надолго прерванный поток своей деловой мысли.
— Один из них наверняка подойдет, — пробормотал он, — но вдруг это окажется тот брюнет?! Подумать только, «Корпорация Рип Джонс», вот так названьице!
II
Три месяца подходили к концу, и выходило, что на высоте оказались все трое, а не кто-нибудь один. Все трое отличались усердием, у каждого присутствовала та самая таинственная непринужденность манер, которую обычно называют «личность», и, кроме того, все трое оказались умны. И если Пэрриш — высокий юноша с запада — чуть быстрее ориентировался в рынке, а Джонсу — южанину — лучше всех удавалось выстраивать отношения с клиентами, то Ван-Барен все это компенсировал тем, что ночи напролет проводил в изучении инвестиций в ценные бумаги. Как только мысли Сайруса Жерара начинали склоняться к одному из кандидатов из-за проявленной им практичности или изобретательности, в ком-нибудь другом тут же обнаруживался альтернативный талант. Жерар обнаружил, что вместо того, чтобы крепко держаться полной нейтральности, он стал концентрироваться на индивидуальных достоинствах сначала одного, потом другого — но пока все было безуспешно.
Каждые выходные все трое приезжали в особняк Жерара в Такседо-парк, где дружески, но слегка застенчиво, общались с юной и прекрасной Лолой, а по утрам в воскресенье бестактно обыгрывали в гольф ее отца. В последние напряженные выходные перед тем, как должно было быть принято решение, Сайрус Жерар пригласил всех собраться у него в кабинете после ужина. Исходя из присущих им всем достоинств решение по поводу того, кто станет партнером в «Компании Сайруса Жерара», он принять не смог, но его отчаяние породило иной план, в соответствии с которым он намеревался это решение принять.
— Джентльмены, — произнес он, когда все собрались у него в кабинете в назначенный час, — я пригласил вас всех сюда, чтобы сообщить, что вы все уволены!
Трое молодых людей немедленно вскочили, как от удара; все посмотрели на него с укоризной.
— Но только на время! — добавил он с добродушной улыбкой. — Так что не обижайтесь на дряхлого старичка и присаживайтесь.
Все сели, с облегчением заулыбавшись.
— Вы все мне нравитесь, — продолжал он, — и я не знаю, кто из вас нравится мне больше. Честно говоря, из этой идеи ничего не вышло. Поэтому я хочу продлить состязание еще на две недели, но теперь все будет совершенно иначе.
Не вставая, все трое с интересом подались вперед.
— Так вот. Мое поколение, — продолжал он, — так и не научилось отдыхать. Мы росли в эпоху самой крутейшей коммерции, какой еще не знала ни одна страна в мире, так что когда мы уходим на покой, мы даже представить себе не можем, что нам делать с остатком своей жизни? Вот, например, я: собрался выйти из бизнеса в шестьдесят — но никакой радости по этому поводу не испытываю. Мне незачем жить: я никогда не любил читать, гольф я могу выносить не чаще раза в неделю, и увлечений никаких у меня нет. А ведь и вам когда-нибудь тоже будет шестьдесят. И вы тоже увидите, как другие ни о чем не волнуются и прекрасно проводят время, и вам тоже захочется так жить. Я хочу понять, кто из вас будет чувствовать себя лучше, когда придет его пора оставить бизнес
Он пристально смотрел то на одного, то на другого. Пэрриш и Ван-Барен с пониманием закивали. Джонс, после легкого изумления, тоже кивнул.
— Пусть каждый из вас проведет следующие две недели так, как он станет проводить время тогда, когда он будет слишком стар, чтобы работать. Хочу, чтобы вы решили за меня мою проблему. И тот, кто, по моему мнению, сможет извлечь из своего свободного времени больше, и станет тем человеком, который продолжит мой бизнес. Я буду уверен, что бизнесу не удастся его, в отличие от меня, поглотить.
— То есть, вы хотите, чтобы мы насладились жизнью? — вежливо переспросил Рип Джонс. — Отвлеклись от дел и хорошо провели время?
Сайрус Жерар кивнул в ответ.
— Можете делать все, что угодно!
— Но, мистер Жерар, я правильно понимаю, что о разгуле речь не идет? — заметил Ван-Барен.
— Можете делать все, что угодно! — повторил пожилой человек. — Я ничего вам не запрещаю. А когда кончится срок, поглядим, что вышло хорошего.
— Ах, две недели путешествий! — мечтательно протянул Пэрриш. — Всегда мечтал попутешествовать. Поеду…
— Ха, путешествия! — с презрением перебил его Ван-Барен. — Разве у нас дома заняться нечем? Уехать, может, и хорошо, если есть год свободного времени; а две недели… Я вот хочу попробовать и узнать, какую пользу бизнесмен на пенсии может принести обществу!
— Только путешествия! — резко повторил Пэрриш. — Мне кажется, что все должны проводить свой досуг с пользой и наилучшим…
— Минуточку! — перебил Сайрус Жерар. — На словах этот спор решать не надо. Приходите ко мне в кабинет в 10:30 утром первого августа — это ровно через две недели, начиная с завтрашнего дня — и посмотрим, что вам удалось. — Он обернулся к Рипу Джонсу. — Надеюсь, у вас тоже имеется план?
— Нет, сэр, — признался растерянный Рип Джонс. — Придется мне подумать…
Но несмотря на то, что весь остаток вечера прошел в раздумьях, Рип Джонс так и лег в постель, ничего не придумав. В полночь он вскочил, нашел карандаш и написал список всех приятных моментов, которые у него выдались в жизни. Но весь этот отдых теперь показался ему бессмысленным и скучным, и когда в пять утра ему удалось уснуть, мысли так и продолжали без остановки крутиться вокруг перспективы предстоящих пустых и потраченных впустую часов.
***
На следующее утро, выводя машину из гаража, Лола Жерар заметила Рипа, который торопливо шел к ней по лужайке.
— Едешь в город, Рип? — весело спросила она.
— Пожалуй, да!
— Почему только «пожалуй»? Папа и все остальные уже уехали на девятичасовом поезде.
Он коротко объяснил, что все они временно потеряли работу и в контору сегодня ехать не было никакой надобности.
— Меня это слегка беспокоит, — угрюмо сказал он. — Терпеть не могу бросать работу! Хочу днем заглянуть в контору узнать, нельзя ли ненадолго остаться и закончить пару начатых вещей.
— Ты бы лучше подумал, как тебе развлечься.
Он беспомощно на нее посмотрел.
— Единственное, что мне пришло в голову — начать пить, — признался он. — Я родился в небольшом городке, и когда у нас говорят «отдохнуть», обычно это значит «ошиваться на углу у магазина». — Он покачал головой. — Не надо мне никакого отдыха! Мне в жизни впервые выпал шанс, и я хочу себя проявить.
— Слушай, Рип! — сказала Лола, повинуясь внезапному импульсу. — Давай встретимся, как закончишь сегодня дела в конторе, и что-нибудь вместе придумаем!
Когда они встретились в пять вечера, как она предложила, его глаза еще больше потемнели от грусти.
— Меня даже не впустили! — сказал он. — Пришел твой отец и сказал, что я должен найти какой-нибудь способ себя развлечь, иначе стану таким же скучающим стариком, как и он!
— Не обращай внимания. Мы пойдем в театр, — утешающим тоном сказала она, — а потом отправимся в какой-нибудь ресторан на крыше и потанцуем.
Этот вечер стал первым в недельной череде вечеров, которые они провели вместе. Иногда они ходили в театр, иногда в кабаре; один раз провели большую часть дня, гуляя по Центральному парку. Но она заметила, что он — раньше самый беззаботный и веселый из всех троих — стал самым унылым и подавленным. Все вокруг напоминало ему о работе, по которой он так скучал.
Даже когда они по вечерам танцевали, звон браслетов на руках сотни женщин напоминал ему звуки конторы утром в понедельник, когда закипает деловая жизнь. Кажется, он не умел ничего не делать.
— Это все ужасно мило и я тебе очень благодарен, — сказал он ей как-то днем, — и если бы все происходило по вечерам после работы, я даже выразить не могу, как бы я был рад. Но сейчас у меня в голове лишь дела, которыми я должен заняться. И мне… Мне очень грустно.
Он заметил, что его слова ее ранили — его откровенность прозвучала как отказ принять все то, что она пыталась для него сделать. Но никак иначе думать у него не получалось.
— Лола, мне ужасно жаль, — мягко произнес он. — Может, когда-нибудь потом, когда получится после работы, я за тобой заеду и мы…
— Вряд ли это будет мне интересно, — холодно ответила она. — Сейчас мне стало ясно, как глупо с моей стороны было вообще проявлять интерес!
Во время этого разговора он стоял около ее авто, и она, не дожидаясь его ответа, нажала на педаль и уехала.
Он так и остался стоять, грустно глядя ей вслед и думая о том, что, может быть, больше никогда ее не увидит, и она навсегда запомнит его как неблагодарного и бесчувственного человека. Но ему нечего было ей сказать. Нечто динамическое у него внутри не позволяло ему отдыхать, если этот отдых не был им заслужен упорным трудом.
— Эх, если бы все это было после работы! — пробормотал он себе под нос, медленно двинувшись вперед. — Если бы все было после работы!
III
В десять утра первого августа в контору «Компании Сайруса Жерара» явился высокий загорелый молодой человек и передал свою визитку президенту компании. Не прошло и пяти минут, как прибыл еще один молодой человек — пусть и не столь вопиюще излучавший физическое благополучие, зато с огоньком блистательного успеха, сиявшего в его глазах. Из-за трепещущей от громады дел двери кабинета передали, что обоим нужно немного подождать.
— Ну что, Пэрриш, — снисходительно произнес Ван-Барен, — как вам понравился Ниагарский водопад?
— Слов нет! — надменно ответил Пэрриш. — Сами увидите, когда соберетесь туда на медовый месяц.
— Медовый месяц? — вздрогнул Ван-Барен. — Откуда… С чего вы взяли, что я думаю о медовом месяце?
— Я лишь хотел сказать, что когда будете думать, скорее всего, выберете Ниагарский водопад!
Несколько минут они просидели в холодной тишине.
— Предполагаю, — равнодушно заметил Пэрриш, — что вы глубоко вникли в нужды почтенной бедноты?
— Ошибаетесь, ничем таким я не занимался, — Ван-Барен посмотрел на часы. — Боюсь, что наш конкурент с щегольским имечком запаздывает. Назначено было в 10:30, осталось всего три минуты.
Дверь кабинета открылась и по команде секретаря с безумными глазами оба энергично вскочили и прошли в кабинет. Сайрус Жерар с часами в руках ждал их, встав из-за стола.
— Приветствую! — удивленно воскликнул он. — А где Джонс?
Пэрриш и Ван-Барен, улыбнувшись, обменялись взглядами. Если Джонс где-то застрял — что ж, тем лучше.
— Прошу прощения, сэр! — произнес секретарь, задержавшийся в дверях. — Мистер Джонс находится в Чикаго.
— Что он там делает? — с изумлением спросил Сайрус Жерар.
— Поехал разбираться с отгрузкой серебра. Никто, кроме него, в этом деле толком не разбирается, и мистер Галт подумал…
— Какая разница, что там подумал мистер Галт? — раздраженно выпалил Жерар. — Мистер Джонс больше не работает в этой компании. Когда вернется из Чикаго, рассчитайте его и скажите, что он свободен. — Он резко кивнул. — Это все.
Секретарь поклонился и вышел. Жерар повернулся в Пэрришу и Ван-Барену; в глазах его светился сердитый огонек.
— Так, с этим покончили, — решительно произнес он. — Любой юнец, который даже не пытается выполнить мой приказ, не заслуживает ни единого шанса! — Он сел и принялся пальцами отстукивать дробь по ручке кресла.
— Ладно. Пэрриш, давайте-ка выслушаем, чем вы занимались на досуге?
Пэрриш обворожительно улыбнулся.
— Мистер Жерар! — начал он. — Я превосходно провел время. Ездил в путешествие.
— В путешествие? И куда — в Адирондак? В Канаду?
— Нет, сэр! Я съездил в Европу.
Сайрус Жерар выпрямился в кресле.
— Пять дней ушло на дорогу туда, еще пять дней — на дорогу обратно. У меня осталось два дня на Лондон, и еще я успел заскочить в Париж на аэроплане, провел там ночь. Посмотрел Вестминстерское аббатство, Лондонский Тауэр и Лувр, а ночевал в Версале. На корабле прекрасные условия, чтобы поддерживать форму: я плавал, играл в теннис на палубе, каждый день проходил по пять миль, знакомился с интересными людьми, и даже выкроил время на чтение. Я вернулся, проведя две самые лучшие недели в своей жизни, чувствую себя прекрасно, и я теперь знаю больше о своей стране, потому что мне есть с чем сравнивать! Вот так, сэр, я распорядился своим досугом, и именно так я буду его проводить после того, как уйду на пенсию.
Жерар задумчиво откинулся в кресле.
— Что ж, Пэрриш, совсем неплохо! — произнес он. — Не знаю, почему, но идея мне нравится: сплавать через океан, в морской круиз, и поглядеть, как там дела на лондонской бир… То есть, поглядеть на лондонский Тауэр! Да, сэр, вы подарили мне хорошую идею! — Он повернулся ко второму молодому человеку, который во время этого повествования тревожно ерзал на стуле. — А теперь, Ван-Барен, послушаем, чем занимались в свободное время вы.
— Я тоже подумывал о путешествии, — возбужденно выпалил Ван-Барен, — но решил никуда не ездить. Человеку в шестьдесят лет вряд ли захочется мотаться туда-сюда по европейским столицам. С год, может, и будет интересно, но не более! Нет, сэр, главное — это серьезный интерес, а особенно такой, который приносит пользу обществу, потому что с годами хочется чувствовать, что мир, в котором ты прожил жизнь, становится лучше благодаря тебе. И я придумал план: основать историко-археологический центр, который полностью изменит народное просвещение, куда будет интересно вложить и свое время, и свои деньги любому человеку. Эти две недели я потратил на разработку деталей этого плана, и позвольте сказать, что теперь всю эту работу можно выполнить играючи — это как раз то, что нужно для финальных лет жизни активного человека. Это было так увлекательно, мистер Жерар! Занимаясь планом, я узнал гораздо больше, чем за всю предыдущую жизнь, и считаю, эти две недели самыми счастливыми в своей жизни!
Когда он закончил, Сайрус Жерар несколько раз покивал головой вверх-вниз, как бы соглашаясь, но не совсем.
— Основать университет, да? — пробормотал он. — Что ж, всегда подумывал этим заняться, только никогда не хотел сам вставать во главе… Мои таланты относятся к иной области. И все же эту идею, определенно, стоит обдумать.
Он беспокойно встал и принялся шагать туда-сюда по ковру; в его лице все глубже читалось недовольство. Несколько раз он вытаскивал часы и смотрел на время, будто надеясь, что Джонс все же не уехал в Чикаго и вот-вот появится с каким-нибудь планом, который окажется ближе его сердцу.
— Да что со мной такое? — грустно пробормотал он себе под нос. — Раньше, что-то наметив, я всегда шел до конца. Должно быть, старею…
Но, как ни старался, он был не в силах принять окончательное решение. Несколько раз останавливался и задерживал взгляд то на одном, то на другом молодом человеке, пытаясь выделить какую-нибудь привлекательную черту, за которую можно было бы зацепиться и сделать выбор. Но после нескольких попыток оба лица как бы слились в одно, и теперь он не смог бы отличить одного от другого. Они стали близнецами, рассказывавшими ему одну и ту же историю о том, как биржу перевезли на аэроплане в Лондон и сделали из нее кинокартину.
— Простите, мальчики! — прерывающимся голосом произнес он. — Я обещал, что сегодня утром приму решение, и я его приму, но это так много для меня значит… Мне нужно еще немножко времени.
Оба кивнули в ответ и опустили глаза на ковер, чтобы не встречаться с его безутешным взглядом.
Внезапно Жерар остановился у стола и, сняв трубку телефона, вызвал старшего управляющего конторы.
— Алло, Галт! — крикнул он в микрофон. — Вы точно отправили Джонса в Чикаго?
— Абсолютно! — произнес голос на другом конце провода. — Он явился сюда пару дней назад и сказал, что без работы уже чуть с ума не сошел. Я сказал, что это против выданных мне указаний, а он сказал, что все равно уже выбыл из гонки, а нам нужен кто-то, кто разбирается в поставках серебра и сможет разобраться с этим делом. Так что я…
— Вы не должны были так делать, понятно? Мне надо было с ним кое о чем поговорить, а вы не должны были так делать!
Щелк! Он повесил трубку и возобновил свой бесконечный путь туда-сюда по комнате. Черт бы побрал этого Джонса, подумал он. Неслыханная неблагодарность — и это после всех его хлопот, и лишь ради его отца! Отвратительно! Его мысль вдруг совершила крутой вираж, и он принялся думать, удастся ли Джонсу разобраться с тем делом в Чикаго? Ситуация была сложная, но Джонс вполне заслуживал доверия… Все эти парни были надежными. Вот в чем и была проблема!
Он опять снял трубку телефона. Надо позвонить Лоле: он чувствовал, что она смогла бы ему помочь, если бы захотела. В этом деле от него все время ускользал личностный элемент, и ее суждение будет вернее, чем его.
— Прошу прощения, ребята, — грустно произнес он, — я вовсе не желал столько возни и проволочек. Но у меня просто сердце разрывается, как подумаю, что мне надо передать дела, и когда я пытаюсь что-то решить, просто какое-то затмение наступает. — Он помолчал. — Кто-нибудь из вас делал предложение моей дочери?
— Я делал, — сказал Пэрриш. — Три недели назад.
— И я сделал, — признался Ван-Барен. — И все еще надеюсь, что она передумает.
Жерар подумал, делал ли предложение и Джонс тоже? Скорее всего, нет; он никогда не делал того, чего от него ожидали. У него даже имя было не то!
Пронзительно зазвонил телефон, и он машинально снял трубку.
— Звонок из Чикаго, мистер Жерар!
— Не хочу ни с кем разговаривать.
— Это по личному вопросу, мистер Жерар.
— Ладно, — произнес он, и его глаза сузились. — Соединяйте!
Последовала серия щелчков, затем из трубки раздался мягкий южный говорок Джонса.
— Это мистер Жерар?
— Да.
— Я с десяти утра пытаюсь вам дозвониться, чтобы принести вам свои извинения.
— Да уж, наверное! — взорвался Жерар. — Возможно, вы уже в курсе, что уволены?
— Да, я был в этом уверен, — печально ответил Джонс. — Возможно, я поступил глупо, мистер Жерар, но признаюсь вам честно: без работы для меня жизни нет!
— Разумеется, нет! — выпалил Жерар. — Никто не может… — Он тут же себя одернул. — То есть, я хочу сказать, это дело очень нелегкое.
На другом конце провода повисла пауза.
— И я думаю точно так же, — с сожалением произнес голос Джонса. — Думаю, мы друг друга поняли, так что больше мне нечего вам сказать.
— Что это вы имеете в виду, «мы друг друга поняли»? — выкрикнул Жерар. — Это наглость, молодой человек! Мы вовсе друг друга не поняли!
— Вот именно это я и хотел сказать, — пояснил Джонс. — Я вас не понимаю, а вы не понимаете меня. Я от дел удаляться не хочу, а вы… А вы хотите!
— Я?! Уйти от дел?!!! — крикнул Жерар, и его лицо покраснело. — Да о чем вы вообще говорите? Вы что, решили, что я хочу отойти от дел? — Он яростно потряс трубку телефона. — Не дерзите мне, молодой человек! Чтобы я больше даже не слышал, что я хочу отойти от дел! Да я… Да я никогда от дел не отойду! Хорошо расслышали? Я никогда не брошу свое дело!
Трубка выскользнула у него из руки и соскочила со стола на пол. Он тут же сел на колени и судорожно стал ощупью ее искать.
— Алло! — крикнул он. — Эй, там! Алло! Алло! Быстро соедините меня опять с Чикаго! Я не договорил!
Двое молодых людей вскочили. Жерар повесил трубку и повернулся к ним; голос его охрип от избытка чувств.
— Какой же я идиот! — отрывисто произнес он. — Отойти от дел в шестьдесят! Да я, видно, с ума сошел! Я же еще молодой, у меня еще лет двадцать нормальной жизни впереди! Пусть только кто-нибудь попробует отправить меня домой помирать!
Снова зазвонил телефон. Он снял трубку; в глазах его сверкал огонь.
— Это Джонс? Нет, мне нужен мистер Джонс, Рип Джонс! Он? Он — мой партнер! — Последовала пауза. — Нет, Чикаго, вы, наверное, ошиблись номером. Не знаю я никакой миссис Джонс… Соедините с мистером…
Он замолчал, а выражение его лица стало медленно меняться. Когда он снова заговорил, его хриплый голос внезапно стал тихим.
— Что? Ах, Лола…
От редактора:
Рассказ написан в Грейт-Нек в марте 1924 года; журнал «Сатердей ивнинг пост» заплатил за него 1750 долларов и опубликовал его в номере за 31 мая 1924 года. По истечении контракта на публикации в журналах «Метрополитен» и «Интернейшнл» Фицджеральд на следующие десять лет превратился практически в эксклюзивного автора «Пост». Все лучшие рассказы сначала предлагались в этот журнал, и в «Пост» стабильно повышали цены за тексты, доведя гонорары до пикового значения в 4000 долларов в 1929 году. Очевидно, что в «Пост» Фицджеральд считался «звездой». Имя Фицджеральда регулярно появлялось на обложках, и рассказы включались в номера практически на первых страницах. «Ларчик» при публикации был размещен как главный текст номера, сразу после очередного отрывка из романа с продолжением.
Как и большинство рассказов 1924 года, здесь основным является сюжет, а не герой. Фицджеральд адаптировал эпизод из «Венецианского певца», который Шекспир, в свое время. позаимствовал у кого-то еще.
«Третий ларчик» был создан в полном соответствии со стандартом текстов популярного журнала. Текст несет в себе простую мысль о том, что работа приносит человеку больше пользы, чем любой отдых.
Оригинальный текст: The Third Casket, by F. Scott Fitzgerald.