Ф. Скотт Фицджеральд
Пикантная мастерская
Это случилось в 1938, когда все народы, за исключением немцев, уже согласились, что Европа поделена вполне сносно и нет никакой нужды развязывать новые войны. А люди, составлявшие эти народы, стали заниматься исключительно искусством, пытаясь приспособить к нему все, что попадалось им на глаза: от старой одежды до апельсиновой кожуры. Именно странные дороги искусства и свели принцессу Дигнанни с Пэтом. Ей захотелось создать произведение искусства из него.
— Нет-нет, не вас, мистер Де-Тинк, — сказала она. — Я не стану вас писать! У вас слишком стандартная внешность, мистер Де-Тинк!
Мистер Де-Тинк, который был одним из магнатов киномира — и однажды даже удостоился чести быть сфотографированным самим мистером Дачменом, «экспертом по тайным грешкам» — без возражений отошёл в сторону. Он не был обижен — за всю свою жизнь мистер Де-Тинк никогда не был обижен, и тем более сейчас. Ведь принцесса предпочла ему не Кларка Гейбла, не Спенсера Руни и даже не Вивьен Ли.
Она увидела Пэта в столовой, узнала, что тот был сценаристом и попросила, чтобы его пригласили на вечеринку к мистеру Де-Тинку. Принцесса была красивой женщиной, родом из Бостона, штат Массачусетс; Пэту было сорок девять, под глазами у него были красные круги, а дыхание всегда отдавало мягким, но стойким ароматом виски.
— Вы пишете сценарии, мистер Хобби?
— Я помощник, — ответил Пэт. — Никому еще не удалось написать сценарий в одиночку!
Внимание ему льстило; он ничего не подозревал. Работал он только благодаря тому, что продюсер его фильма был старой развалиной с никуда не годными нервами. Уже с неделю Пэту казалось, что продюсер забыл о том, что нанял Пэта — и, получив от него в столовой приглашение в дом к мистеру Де-Тинку, сценарист провел незабываемую четверть часа.
Вечеринка совсем не походила на те, что посещал Пэт в дни былого благоденствия. Никто не выползал пьяным из туалета под лестницей…
— Вероятно, работа сценариста хорошо оплачивается? — вслух предположила принцесса.
Пэт огляделся, чтобы узнать, кто еще мог слышать этот щекотливый разговор. Мистер Де-Тинк куда-то передвигал свою огромную тушу, но один из пары его косых глаз посверкивал в сторону Пэта.
— Да, очень хорошо оплачивается, — сказал Пэт и почти шепотом добавил: — если только удастся получить эти деньги.
Принцесса, видимо, все поняла и тоже стала говорить тише.
— Вы имеете в виду, что сценаристам нелегко найти работу?
Пэт кивнул в ответ.
— Слишком многие вступают в профсоюзы, — и добавил чуть громче, чтобы это услышал мистер Де-Тинк: — Все они — чертовы коммунисты!
Принцесса кивнула в ответ.
— Не могли бы вы повернуться лицом к свету? — вежливо попросила она. — Вот так, прекрасно! Вас не слишком затруднит, если я попрошу вас зайти ко мне в мастерскую завтра, хорошо? Просто попозировать. Это займет от силы час!
Он окинул ее проницательным взглядом исследователя.
— Обнаженным? — осторожно спросил он.
— О, нет! — уверила она. — Я буду писать ваш портрет.
Мистер Де-Тинк подошел поближе и одобрительно закивал головой.
— Вы не можете отказать, вы просто обязаны согласиться! Принцесса Дигнанни собирается писать здешних звезд. Собирается писать Джека Бенни, и Бэби Сэнди, и Хейди Ламарр — правда, принцесса?
Художница ничего не ответила. Она была хорошим портретистом и отдавала себе отчет в том, насколько она была хороша и сколько к этому добавлял её титул. Она колебалась между несколькими течениями: то у нее господствовал розовый период Пикассо с проблесками Болдини, то вдруг начинался настоящий Реджиналд Марш. Но она уже знала, как будет называться ее новая картина. Она назвала её «Жидкое сердце Голливуда».
II
Несмотря на многократные заверения в том, что никто не собирается его раздевать, Пэт подошел к мастерской с некоторой тревогой. В пору впечатлительной юности ему однажды довелось заглянуть в глазок «волшебного фонаря», внутри которого перед его изумленным взором со стуком прокрутилось две дюжины картинок, каждая размером с почтовую открытку. Развернутая таким образом история называлась «Пикантная мастерская». И даже сейчас, когда стриптиз превратился в легальную статью дохода муниципалитетов, воспоминания о «Пикантной мастерской» его слегка шокировали. Когда он представлял себе, как на следующий день войдет в бунгало принцессы, располагавшееся недалеко от отеля «Беверли-хиллз», то думал, что не очень удивится, если хозяйка вдруг встретит его одетой в одно лишь широкое полотенце. Но ему пришлось разочароваться; на принцессе был заляпанный краской рабочий халат, а черные волосы были по-мальчишески зачесаны назад.
По дороге Пэт заскочил в пару мест, чтобы пропустить по стаканчику «для храбрости», но его первая, заранее приготовленная, фраза: «Ну как дела, герцогиня?» не смогла задать того слегка фривольного тона, который, по мнению Пэта, этой ситуации подобал.
— Спасибо, что зашли, мистер Хобби! — холодно ответила принцесса. — Очень любезно с вашей стороны уделить мне для работы вечер.
— Знаете ли, в Голливуде все работают не торопясь, — уверил он ее. — О чем бы вы ни спросили, вам всегда ответят «манана» — по-испански это значит «завтра».
Она провела его в дальнюю комнату, где у окна стоял мольберт с подготовленным холстом. Напротив стояла кушетка, на которую они и присели.
— Мне сначала надо к вам присмотреться, — сказала она. — Вам приходилось когда-нибудь раньше позировать?
— А что, разве я похож на натурщика?
Он подмигнул, и когда она улыбнулась, Пэт почувствовал прилив сил и спросил:
— Нельзя ли мне чего-нибудь выпить?
Принцесса колебалась. Ей было нужно, чтобы он выглядел так, будто выпить ему очень хочется. Решившись на компромисс, она пошла к бару и смешала для него маленький «хайболл». Вернувшись в комнату, она обнаружила, что Пэт снял пальто и непринужденно разлегся на кушетке.
— Вот так гораздо лучше, — сказала принцесса. — Мне нравится ваша рубашка. Я думаю, их шьют специально для Голливуда — они вроде копий фильмов, которые делают специально для Цейлона и Гватемалы. Сейчас вы выпьете, и мы начнем работать.
— А почему бы и вам не выпить вместе со мной — за знакомство? — предложил Пэт.
— Спасибо, я уже выпила, пока смешивала коктейль, — солгала она.
— Леди замужем? — осведомился он.
— Была. А сейчас не будете ли вы так любезны пересесть вон туда, на стул?
Пэт опрокинул стаканчик, нехотя встал и переместился на стул, заметив про себя, что виски в коктейле было слишком мало — и это, конечно, испортило ему всё удовольствие.
— А теперь попрошу вас по возможности не двигаться, — сказала принцесса.
И пока она работала, он изо всех сил старался сидеть неподвижно. Как раз сейчас — в три часа дня — начинался третий заезд на ипподроме в Санта-Аните, а у него было поставлено по десять баксов на каждую лошадь. Таким образом, в данный момент он был должен букмекеру Луи шестьдесят. Это имело значение, так как каждый вторник букмекер неумолимо появлялся рядом с ним перед окошком кассы. У этой дамочки были красивые ноги — он видел их из-под мольберта; ему нравились ее накрашенные губы, и то, как двигались ее обнаженные руки во время работы. Прежде женщины старше двадцати пяти привлекали его внимание только в качестве секретарш. Но теперь девчонки, которых он видел вокруг себя, слишком уж задирали нос — и всегда болтали о том, что немедленно позовут полицейского.
— Пожалуйста, сидите спокойно, мистер Хобби!
— А не закончить ли нам пораньше? — предложил Пэт. — А то от работы у меня в горле пересохло.
Принцесса писала от силы полчаса. Теперь она остановилась и пристально на него посмотрела.
— Мистер Хобби! Мистер Де-Тинк одолжил мне вас на время. Почему вы не можете вести себя так, словно вы сейчас у себя в кабинете? Я закончу через полчаса.
— А что я с этого буду иметь? — спросил он. — Ведь я не натурщик, я — сценарист!
— За этот день вы получите свое обычное жалованье, — сказала она, вернувшись к работе. — Какая вам разница, чем заниматься, если вам за это платят?
— Разница есть. Вы — женщина, и я не могу не думать о том, что я — мужчина!
— Так что же вы от меня хотите — чтобы я села и с вами пококетничала?
— Нет, это старо! Но я рассчитывал, что мы с вами сходим куда-нибудь выпить…
— Может быть, позже, — ответила она, а затем добавила: — Неужели вам так трудно просто сидеть? Неужели смотреть на меня противно?
— Я ничего не имею против того, чтобы просто сидеть и смотреть на вас — но почему бы нам с вами не пересесть на диван?
— Мне кажется, вы не сидите на диване у себя в кабинете?
— Уверяю вас, сижу! Послушайте! Пройдитесь по студии, и увидите, что большинство дверей всегда заперто! И не надо об этом забывать!
Она отступила на шаг от мольберта и искоса посмотрела на Пэта.
— Заперто? Чтобы случайные посетители не мешали работать?
Она положила кисть.
— Я сделаю вам еще один коктейль.
Вернувшись, она на мгновение застыла в дверях. За время ее отсутствия Пэт успел раздеться по пояс и теперь глупо, как овца, стоял посередине комнаты и протягивал ей рубашку.
— Вот вам моя рубашка, — сказал он. — Дарю! Куплю себе другую.
Она на мгновение задержала на нем взгляд; потом взяла рубашку и положила на диван.
— Сядьте и дайте мне закончить, — попросила она; Пэт упрямился, и она поспешила добавить: — А потом сходим куда-нибудь выпить.
— Когда же?
— Через пятнадцать минут.
Она работала быстро: несколько раз ей казалось, что нижняя часть картины хороша, но затем, решив, что это не то, она опять начинала всё заново. Нечто неуловимое, подмеченное ею в столовой, никак не хотело ложиться на полотно.
— Давно вы стали художницей? — спросил Пэт.
— Много лет назад.
— Наверное, повидали немало мастерских?
— Достаточно. У меня даже есть одна своя.
— Вероятно, в этих мастерских происходит много интересного. Приходилось ли вам…
Он запнулся.
— Приходилось ли мне что? — спросила она.
— Приходилось ли вам… писать обнаженных мужчин?
— Пожалуйста, помолчите минутку!
Она застыла, подняв кисть в руке — казалось, она к чему-то прислушивалась. Затем она сделала быстрый мазок и скептически посмотрела на результат.
— А знаете, вас очень сложно писать, — сказала она, положив кисть.
— Может быть. Если честно, то мне не нравится позировать, — признался Пэт. — Попробуем в другой раз?
Он встал со стула.
— Почему бы… Почему бы вам не переодеться во что-нибудь поудобнее?
Принцесса улыбнулась. Она обязательно расскажет об этом своим друзьям. И родится один из анекдотов, которые ходят вокруг любой удачной картины — впрочем, в удаче она уже сильно сомневалась…
— Вам надо пересмотреть свои методы. Они давно устарели! Неужели с таким подходом вы имеете успех?
Пэт закурил и сел на стул.
— Если бы вам было восемнадцать, я бы, конечно выдал вам нечто вроде «я с ума по вам схожу» и так далее…
— Но зачем вообще какие-то разговоры?
— Ах, перестаньте! — попросил он ее. — Вы ведь хотели меня написать, не правда ли?
— Да.
— Ну вот! А если даме вдруг захотелось написать какого-нибудь господина, — Пэт наклонился, развязал шнурки и, оставив ботинки стоять на полу, водрузил свои ноги в носках на кушетку, — когда даме почему-либо хочется видеть некоего господина, или господину хочется видеть даму, всегда выходит какая-нибудь история, а у каждой истории обязательно должна быть какая-нибудь завязка.
Принцесса вздохнула.
— Кажется, я попала в ловушку, — сказала она. — Вот уж не думала, что всё окажется так сложно, если дама хочет всего лишь написать портрет господина!
— Когда дама хочет написать портрет господина… — Пэт прикрыл глаза, наклонил голову и экспрессивно хлопнул в ладоши. Но когда его пальцы оказались в районе подтяжек, принцесса громко произнесла:
— Офицер!
За спиной у Пэта послышался какой-то звук. Он обернулся и увидел стоявшего в дверях молодого человека в полицейской форме.
— Офицер, этот человек — служащий мистера Де-Тинка! Мистер Де-Тинк направил его ко мне позировать!
Полицейский взглянул на воплощенный символ вины, сжавшийся на кушетке.
— Арестовать его? — осведомился он у принцессы.
— Нет, штрафовать не надо — я пригласила вас просто так, на всякий случай. Дело в том, что он сначала согласился позировать обнаженным, а теперь вдруг отказывается.
Она небрежно подошла к своему мольберту.
— Мистер Хобби, почему бы вам не отбросить всю вашу ложную скромность — в ванной вы найдете большое махровое полотенце!
Пэт с грацией манекена надел ботинки. У него промелькнула мысль, что в Санта-Аните, должно быть, начался восьмой заезд…
— Эй, пошевеливайся! — сказал коп. — Ты слышал, что сказала леди?
Пэт стоял, медленно осознавая происшедшее, и бросал укоризненные взгляды на принцессу.
— Вы… — сказал он хрипло, — вы мне сказали, что хотите написать мой…
— А вы мне сказали, что я имела в виду нечто другое! Так что, пожалуйста, поторопитесь. Офицер, в буфете есть виски!
…Через несколько минут дрожащий Пэт стоял в центре комнаты. В памяти у него вновь возникли образы из «волшебного фонаря» его юности — но в этот момент они показались ему совершенно неправдоподобными. Он был благодарен за то, что ему позволили оставить на себе хотя бы полотенце, но даже сейчас он никак не мог поверить, что принцессу интересовало только его лицо, а не давным-давно потерявшее форму тело.
И у него на лице застыло то самое выражение, которое бросилось принцессев глаза в столовой и которого она так долго добивалась. Это было именно оно, «Жидкое сердце Голливуда»: совершенно противоположная образу мистера Де-Тинка ипостась этого города. Принцесса быстро работала, пока из мастерской не ушел солнечный свет.
Оригинальный текст: Fun In An Artist’s Studio, by F. Scott Fitzgerald.