Ф. Скотт Фицджеральд
Проповедник и боль
Уолтер Гамильтон Бартни переехал в Миддлтон потому, что местечко было тихое, и это давало ему возможность полностью погрузиться в изучение законодательства, чем ему надлежало заняться уже давным-давно. Он выбрал тихий домик недалеко от деревни, обосновав это для себя так: «Миддлтон — пригород, поэтому здесь на редкость тихо. В пригороде же пригорода уединение будет абсолютным, а мне именно этого и надо». Поэтому Бартни выбрал маленький домик в пригороде пригорода и поселился в нём. Слева находился пустырь, а справа жил Скиггс, знаменитый проповедник церкви «Христианская наука». Именно из-за Скиггса и написан этот рассказ.
Бартни, будучи в высшей мере благовоспитанным молодым человеком, решил по-соседски нанести визит мистеру Скиггсу — не потому, что его так уж интересовала эта личность, а, скорее, потому, что он еще никогда не встречался с адептом «Христианской науки» и чувствовал, что жизнь его может пройти напрасно, если он его так никогда и не увидит.
Но время для визита он выбрал исключительно неудачное. Однажды вечером, часов около десяти — тьма была, хоть глаз выколи! — не находя себе места, он отправился заводить знакомство. Он вышел со своего участка и пошёл по тропинке, гордо именовавшейся «улицей», на ощупь прокладывая путь среди кустов и камней, ориентируясь по свету одинокого окна в доме мистера Скиггса.
— Главное, чтобы он не вспомнил про свет и не погасил его на ночь! — пробормотал он себе под нос. — Ведь я тогда просто заблужусь! Придется сидеть и ждать, пока не наступит утро.
Он подошёл к дому, осторожно поставил ногу на то, что показалось ему на ощупь ступенькой — и внезапно издал крик боли, потому что на ногу ему вдруг скатился большой камень, пригвоздив его к земле. Он крякнул, выругался и попробовал сдвинуть камень, но это оказалось невозможно — камень был слишком велик и упал неудачно, и все его старания успехом так и не увенчались.
— Эй! — крикнул он. — Мистер Скиггс!
Ответа не было.
— Эй, кто-нибудь, на помощь! — крикнул он. — Помогите!
На втором этаже зажегся свет; из окна, как чертик из табакерки, высунулась голова в ночном колпаке.
— Кто там? — недовольно пропищал ночной колпак. — Кто там? Отвечай, а то стрелять буду!
— Не стреляйте! Это я — Бартни, ваш сосед. Я упал, вывихнул ногу и меня придавило камнем.
— Бартни? — переспросил ночной колпак, меланхолично кивнув. — Какой ещё Бартни?
Бартни негромко выругался.
— Ваш сосед. Живу в соседнем доме. Камень очень тяжелый. Пожалуйста, спуститесь сюда…
— А откуда мне знать, что вы действительно Бартни, кто бы он там не был? — спросил ночной колпак. — Может, вы хотите меня выманить из дома и избить?
— Ради Бога! — взмолился Бартни. — Взгляните на меня. Возьмите фонарик и убедитесь, что я с места сдвинуться не могу!
— Фонарика у меня нет, — донесся голос из выси.
— Тогда просто мне поверьте! Не могу же я здесь лежать всю ночь!
— Да идите себе пожалуйста, я же вас не держу, — решительно пискнул ночной колпак.
— Мистер Скиггс, — в отчаянии взмолился Бартни. — Я близок к смерти, а вы…
— Вы не близки к смерти, — заявил мистер Скиггс.
— Что? Вы всё ещё думаете, что я пытаюсь выманить вас наружу и убить?
— Повторяю, вы не близки к смерти. Теперь я убежден, что вы действительно думаете, что вы ранены, но, уверяю вас — это вовсе не так.
«Да он сумасшедший!» — подумал Бартни.
— Я постараюсь доказать вам, что это не так, и это принесет вам гораздо большее облегчение, чем если бы я спустился к вам и поднял камень. Я довольствуюсь малым и возьму с вас всего лишь три доллара за каждый час врачевания…
— За час?! — в ярости крикнул Бартни. — Немедленно спуститесь и снимите с меня камень, а не то я с вас шкуру спущу!
— …даже вопреки вашей воле! — продолжал мистер Скиггс. — Исцелить вас велит мне зов свыше, а помощь страждущим — вернее, тем, кто возомнил себя страждущим — является священной обязанностью каждого человека. Итак, освободите свой разум от всего чувственного, и начнём лечение.
— Иди сюда, мерзкий и глупый фанатик! — завопил Бартни, забыв о боли в припадке ярости. — Только спустись, и я клянусь — я выбью из тебя всю твою Христианскую науку!
— Начнём с того, что нет никакой боли — вообще никакой, — раздался в ответ пронзительный фальцет из окна. — Вы ведь наверняка уже об этом задумывались, правда?
— Нет! — крикнул Бартни. — Ты, ты… — его голос захлебнулся кашлем в бесполезной ярости.
— Так вот, существует лишь разум. Разум — это всё. Материя — ничто, абсолютное ничто. С вами всё хорошо. Вы думаете, что ранены, но на самом деле это не так.
— Ты лжешь! — взвизгнул Бартни.
Мистер Скиггс продолжал, не обращая внимания.
— Таким образом, если не существует боли, то и на разум она воздействовать не может. Ощущение физическим процессом не является. Если у вас нет мозга, никакой боли не будет, потому что то, что называется болью, может воздействовать только на мозг. Понятно?
— Ох-х! — воскликнул Бартни. — Если бы ты только знал, какую яму ты сам себе сейчас роешь, у тебя бы язык отнялся!
— Из этого следует, что, поскольку так называемая «боль» является функцией мозга, то ваша нога не болит. Ваш мозг может воображать, что боль есть, однако все ощущения существуют лишь в нём самом. Глупо жаловаться, что вы ранены…
Терпение Бартни лопнуло. Он сделал глубокий вдох и заорал так, что его крик эхом разнесся в ночи. Он орал, не переставая, и через некоторое время на дороге послышались шаги.
— Эй, там! — послышался голос.
Бартни возблагодарил Господа.
— Идите сюда! Со мной несчастье, на помощь! — позвал он, и через минуту шоколадные руки ночного сторожа скатили с него камень и он смог, шатаясь, встать на ноги.
— Доброй ночи, — вежливо крикнул адепт «Христианской науки». — Надеюсь, я произвёл на вас впечатление!
— Не сомневайтесь, — ответил Бартни, поковылявший домой, опершись на плечо сторожа. — Век не забуду!
Два дня спустя Бартни, вытянув ногу на подушке, разбирал почту. Из пачки писем вывалился незнакомый конверт, он вскрыл его и прочитал следующее:
Уильяму Бартни: счет от доктора Гепеции Скиггса.
Исцеление по методу «Христианской науки» — $3.00.
Оплата чеком либо почтовым переводом.
***
Прошло несколько недель. Бартни поправился. У себя во дворе он разбил цветочную клумбу и прослыл на всю округу любителем цветов. Он ежедневно что-то сажал, а на следующий день никак не мог отыскать то, что посадил накануне. Не ахти что, конечно, но надо ведь было как-то отвлекаться от тонкостей законодательства.
Однажды в разгаре дня он вышел из дома и направился к своей клумбе, где вчера от безысходности высадил какие-то «магазинные» анютины глазки. К своему удивлению, у клумбы он увидел длинную, тощую и скользкую на вид фигуру, выкапывавшую его новое приобретение. Он тихо подкрался поближе, а когда воришка обернулся, он сурово спросил:
— Что это вы делаете, сэр?
— Я просто…э-э-э… рву цветочки…
Длинная, тощая, скользкая на вид фигура умолкла. И хотя Бартни было не знакомо это лицо, голос, писклявый и недовольный фальцет, навеки запечатлелся у него в памяти. Он медленно подошел поближе и плотоядно, как волк на добычу, поглядел на обладателя этого голоса.
— Ну, мистер Скиггс, как же это так вышло, что я вдруг застаю вас на моей земле?
Мистер Скиггс выглядел крайне смущенным и старательно отводил глаза.
— Повторяю, — сказал Бартни, — я застал вас на своей земле… И теперь вы в моей власти!
— Да, сэр, — с тревогой поёжился мистер Скиггс.
Бартни ухватил его за воротник и принялся трясти, как терьер крысу.
— Ах ты, напыщенный выродок Христианской науки! Несчастный лицемер! Что? — яростно вопрошал он, едва Скиггс издал протестующий крик. — Ты визжишь? Да как ты смеешь? Ты что, не знаешь, что никакой боли нет? Ну же, давай, расскажи мне про свою христианскую науку! Давай, «разум — это всё!». Говори же!
Мистер Скиггс, не останавливаясь в своем движении вверхх-вниз, повторил дрожащим голосом: «Р-р-разум — эт-то в-в-се».
— Боль — ничто! — продолжал его беспощадный палач.
— Б-б-боль — н-н-ничто! — с готовностью повторил мистер Скиггс.
Встряска продолжалась.
— Помните, Скиггс, всё это ради вашего же блага. Надеюсь, что мой урок проймет вас до самого сердца. Помните, такова жизнь, следовательно, жизнь такова. Понятно?
Он прекратил трясти Скиггса и стал таскать его из стороны в сторону, крепко держа за воротник, а проповедник при этом бешено сопротивлялся, пытаясь освободиться.
— А теперь, — сказал Бартни, — я хочу услышать от вас, что вы не чувствуете никакой боли. Давайте, говорите!
— Я не чув… О-о-ох, — воскликнул он, ударившись о большой камень, — н-н-никакой б-б-боли.
— Ну а теперь, — сказал Бартни, — вы дадите мне два доллара за час произведённого мною исцеления по методу христианской науки. И закончим на этом!
Скиггс колебался, но взгляд Бартни и его сильная хватка были крайне убедительны — нехотя он протянул двухдолларовую банкноту. Бартни порвал её на мелкие кусочки и пустил по ветру.
— Теперь можете идти.
Почувствовав, что за воротник его уже никто не держит, Скиггс вскочил на ноги — и вы даже представить себе не можете, как быстро он пересек границу участка.
— До свидания, мистер Скиггс! — вежливо крикнул Бартни. — Как только вам опять потребуется исцеление, обращайтесь! Цена та же. Вижу, кое-что вы уже и без меня знаете. Нет никакой боли, когда страдает кто-то другой.
Примечание переводчика
Немного о секте «Христианская наука»: статья Александра Меня и статья Регины Краклис.
Оригинальный текст: Pain and the Scientist, by F. Scott Fitzgerald.