Ф. Скотт Фицджеральд
Особое отношение
По бульвару Вентура в утреннем холодке ехали, изредка обмениваясь фразами, мужчина и юноша. На юном Джордже Бейкере была строгая серая форма военного училища.
— Так любезно с вашей стороны, мистер Джером!
— Да ну что ты! Всегда рад помочь. Все равно каждое утро езжу на студию мимо твоего училища.
— Да уж, училище… — с чувством подхватил Джордж. — Только и делаю, что сам учу салаг строевой подготовке, которой меня учили в прошлом году! Ни на какую войну все равно не попаду, разве что в Сахару, Марокко или на афганскую границу.
Джеймс Джером, который как раз обдумывал сложное распределение ролей на сегодня, в ответ лишь хмыкнул; затем, почувствовав себя неловко, добавил:
— Но ведь ты говорил, что учишь и математику, и французский?
— А на что мне этот французский?
— На что?! Знаешь, я вот лично ни разу не жалею, что выучил французский во время войны, и потом еще дополнительно занимался.
Для Джерома это было необычно развернутое высказывание; он и не догадывался, что миг спустя произнесет еще более длинную речь.
— Вот именно! — с горячностью подхватил Джордж. — Когда вы были молоды, шла война, а теперь в жизни осталось разве что кино. Я мог бы пойти работать в кино, но Долли в этом плане довольно ограниченная. — И торопливо добавил: — Я знаю, она вам нравится; она всем нравится, и мне так повезло, что я её племянник, но… — он опять вернулся к своим грустным размышлениям: — Мне шестнадцать, и если бы я работал в кино, у меня было бы больше возможностей общаться с людьми, как у Микки Руни[1] или у «Уличных мальчишек»[2], ну или как у Фредди Бартоломью[3]!
— Так ты хочешь стать актером?
Джордж скромно рассмеялся.
— С моими-то ушами? Но в кино ведь не только актеры работают! Вы же режиссер, сами знаете. И Долли вполне могла бы мне помочь с началом карьеры.
Когда они свернули в оживлённый студийный городок, на западе отчетливо проступили видны горы.
— Долли чудесная! — пошёл на попятный Джордж. — Так здорово, что она сделала карьеру! У неё есть все: и лучший дом в долине, и приз киноакадемии, и даже возможность стать графиней, если вдруг ей захочется ею стать. Не понимаю, с чего ей вдруг захотелось на сцену, но раз уж она собралась играть в театре, свою карьеру мне бы хотелось начать, пока она ещё в кино. Эх, если бы только она не была такой мелочной в этом вопросе!
— В твоей тетке нет ничего мелочного, если не считать роста, — строго ответил Джим Джером. — Она, как говорят французы, настоящий «гранд клиент»[4].
— Чего?
— Ты же учишь французский?
— Этого мы не проходили.
— Ну, посмотри в словаре, — коротко ответил Джим.
Час молчания перед тем, как начнется день на студии, был одной из его привычек, и даже общество кузена Долли Бартон не в силах было этого изменить. Свернув, они въехали в Голливуд и пересекли бульвар Сансет.
— Как-как произносится? — спросил Джордж.
— «Ун гранд клиент», — повторил Джеймс. — Сложно передать это понятие точно, но я уверен, что твоя тетка уже была именно такой еще до того, как прославилась.
Джордж повторил вслух новое французское выражение.
— Таких людей не очень много, — сказал Джером. — Это выражение теперь даже во Франции не всегда понимают правильно; с другой стороны, быть таким человеком дорогого стоит.
Училище Джорджа было сразу за бульваром Кавунга. Джером посмотрел на часы, остановил машину и услышал, как юноша еще раз пробормотал себе под нос новые слова.
— У нас с тобой еще несколько минут в запасе, — сказал Джером. — Чтобы ты не мучился весь день, я приведу тебе пример. Представь, что тебе из лавки присылают большой счет, и ты его вовремя оплачиваешь — вот тогда ты для них «гранд-клиент». Но это не просто выражение из языка коммерсантов, оно означает нечто большее. Однажды, много лет назад, я сидел в компании за столиком в «Летнем казино» во французских Каннах. И так получилось, что я взглянул на стоявшую у входа толпу желающих получить столик, и увидел там Ирвинга Берлина[5] с женой. Ты его, конечно, видел…
— Конечно, я с ним знаком! — ответил Джордж.
— Ну вот, тогда ты знаешь, что внешность у него самая обычная. И никто не обращал на него никакого внимания. Его даже попросили отойти в сторонку подождать.
— А почему же он не сказал им, кто он такой? — спросил Джордж.
— Ирвинг Берлин? Ну что ты… Я подозвал официанта, но имя Берлина было ему незнакомо; никто ничего не сделал, и столики получали даже люди, пришедшие позже него, а он — нет. И вдруг один русский из нашей компании подозвал проходившего мимо метрдотеля и сказал ему: «Послушайте! — и показал на Берлина, — немедленно найдите столик для этого человека! Иль эс ун гранд клиент, ву компрене муа? Ун гранд клиент![6]»
— И ему дали столик? — спросил Джордж.
Машина снова поехала; Джером, держась за руль, вытянул ноги и кивнул.
— А я бы просто взял и пошел напролом, — сказал Джордж. — Сам бы занял первый освободившийся столик!
— Тоже вариант. Но иногда, возможно, лучше быть таким, как Ирвинг Берлин и твоя тетя Долли. А вот и училище.
— Мистер Джером, большое вам спасибо! Я обязательно загляну в словарь!
В тот вечер Джордж опробовал новое выражение на юной актрисе, сидевшей рядом с ним за столом в тетином доме. Она почти все время разговаривала с сидевшим от нее по другую сторону актером, но Джорджу всё же удалось вклиниться в разговор.
— Моя тетя, — произнес он, — типичный «гранд клиент»!
— Я по-французски не говорю, — отозвалась на это Филлис. — Учила испанский.
— А я учу французский.
— А я испанский!
На этом разговор на некоторое время застопорился. Филлис Барнс был двадцать один год, она была на четыре года моложе Долли, и её образ на экране прямо-таки взрывал нервную систему Джорджа.
— И что это значит? — спросила она.
— Ну, так говорят… Это не потому, что у неё все есть — и приз киноакадемии, и этот дом, и титул графини де Ланклер, и все такое прочее… — сказал он.
— Мне кажется, что это уже довольно много, — рассмеялась Филлис. — Видит бог, мне и самой очень хотелось бы все это иметь! Я знаю о твоей тетке больше многих, и я ею просто восхищаюсь!
Через два часа у большого бассейна, вода в котором меняла свой цвет, подчиняясь ритму меняющейся подсветки, у Джорджа выдался случай блеснуть. Его подозвала к себе поговорить сама тетя Долли.
— Джордж, ты же получил водительские права?
— Конечно!
— Я очень рада, потому что я на тебя очень рассчитываю. Когда все кончится, отвезешь Филлис Барнс домой?
— Конечно, Долли!
— Только сильно не гони, пожалуйста. Я тебе точно говорю, что её нисколько не впечатлит, если ты будешь давить на газ. И, кроме того, она мне еще нравится!
Вокруг неё вдруг появилось множество мужчин: её муж, граф Хеннен де Ланклер, и еще несколько, нежно и безнадежно в неё влюбленных. Как только Джордж, покраснев, сделал шаг назад, один из мягко освещавших её прожекторов заставил его остановиться, словно свет нанес ему удар. Потому что впервые он увидел её не в знакомом облике щедрой и доброй тети Долли; она показалась ему языком пламени, ярко горевшим в ночи, бесстрашным и разящим, готовым заразить все вокруг своим смехом или печалью, своей любовью или презрением. И он понял, почему никто на свете никогда не замечал, что она изумительной красотой не обладала.
— Я еще ничего не подписала, — объясняла она, — ни на восточном, ни на западном побережье. Но здесь и сейчас я как в тумане! Ах, если бы я только была уверена, что они будут ставить «Разум и чувство»[7] и дадут мне роль! В Нью-Йорке я, по крайней мере, знаю, в какой именно пьесе я буду играть, и уверена, что все будет хорошо!
Позже, в машине с Филлис, Джорджу захотелось поговорить о Долли, но Филлис его опередила, вдруг вспомнив их разговор за столом.
— А что такое ты говорил про «клиента»?
Чудо какое: неужели это её рука коснулась его плеча? Или это роса выпала сегодня пораньше?
— Когда доберемся до дома, я приготовлю для тебя особый коктейль за то, что ты привез меня домой!
— Ну, честно говоря, мне алкоголь еще нельзя, — ответил он.
— Ты так и не ответил на мой вопрос, — рука Филлис по-прежнему оставалась у него на плече. — Что, разве Долли не довольна собой? Разве ей не нравится то, чего она добилась?
А затем случилось это — одно из тех четырехсекундных микро-землетрясений, о которых потом пишут, что они произошли «где-то в радиусе двадцати миль от станции наблюдения». Стрелки на панели управления автомобиля дрогнули; машину, шедшую по встречной полосе, качнуло, тряхнуло и она боком задела задний бампер машины Джорджа, невидимкой ускользнув дальше в ночной мрак и оставив их без каких-либо повреждений, но в потрясении.
Джордж остановил машину, и оба первым делом убедились, что Филлис не поранилась; лишь после этого Джордж выдохнул:
— Землетрясение!
— Да, действительно, землетрясение, — спокойным тоном произнесла Филлис. — А машина в порядке?
— Да-да. — Он хрипло повторил: — Это землетрясение! Я вел, как положено.
— Давай не будем об этом, — перебила его Филлис. — Мне завтра на студию к восьми, и надо выспаться. О чем мы сейчас говорили?
— Это земле… — Джордж сдержался и умолк, когда они вновь поехали, и постарался вспомнить, что же он говорил ей о Долли? — Она очень беспокоится, будут ли снимать «Разум и чувство». Если не будут, то она отсюда уедет и подпишет контракт с каким-нибудь театром.
— Спросила бы у меня, я бы ей все рассказала, — ответила Филлис. — Снимать, скорее всего, не будут, а если и будут, то у Бетти Дэйвис[8] уже есть подписанный контракт на эту роль.
Вновь обретя уверенность после землетрясения, Джордж вернулся к своей сегодняшней любимой теме.
— И даже на сцене она будет «гранд клиент»! — произнес он.
— Ну, это амплуа я не знаю, — ответила Филлис. — Но считаю, что уходить в театр будет ошибкой. Так и передай ей это от меня!
Джорджу надоело обсуждать Долли; десять минут назад разговор складывался гораздо приятнее. Они доехали до улицы, где жила Филлис.
— Я с удовольствием попробую твой коктейль, — произнес он с заискивающим смешком. — Пару стаканов пива я уже выпил, да еще это землетрясение… А в училище мне завтра только к половине девятого.
Когда они остановились перед её домом, она улыбнулась, как ангел, но покачала при этом головой.
— Боюсь, что между нами теперь встало землетрясение, — мягко сказала она. — Сейчас мне хочется лишь прилечь и спрятать голову под большой подушкой.
Джордж проехал несколько кварталов и остановился на перекрестке, где двое таинственных мужчин чертили какие-то бессмысленные широкие дуги большим прожектором в воздухе посреди какого-то сада. «Все на свете» было не у Долли; мир сейчас целиком сосредоточился в Филлис. Долли состоялась, её личная жизнь была устроена. А у Филлис, наоборот, все еще было впереди: и это был целый новый мир, который почему-то лучше всего выражался огромным прожектором и красно-белыми неоновыми огнями вывесок баров, а не изменчивой подсветкой бассейна в доме у Долли. Джорджу было известно, как устроена эта система в бассейне — он даже видел при дневном свете, как её монтировали. Но он не знал, как устроен мир, и чувствовал, что и Филлис живет в таком же чудесном неведении.
***
Прошла осень, и все изменилось. Джордж продолжал учиться, но теперь он жил в общежитии училища и приезжал в гости к Долли в Нью-Йорк только на рождественские и пасхальные каникулы. Следующим летом Долли вернулась на западное побережье и провела месяц отпуска в своем особняке, а затем ей надо было возвращаться на восточное побережье, чтобы отработать ещё один театральный сезон по контракту. Джордж поехал вместе с ней, направляясь в школу, где его должны были подготовить к поступлению в Йельский университет[9].
«Разум и чувство» в итоге сняли, но роль Марианны сыграла не Бетти Дэйвис, а Филлис. За весь этот год Джордж виделся с Филлис лишь однажды, когда Джим Джером, который иногда приглашал его на выходные к себе на ранчо, в одно из воскресений объявил, что готов выполнить все, чего пожелает Джордж. И Джордж предложил навестить Филлис.
— Помните, вы мне как-то рассказывали, что значит «ун гранд клиент»?
— Неужели я тебе о Филлис так сказал?
— Нет, о Долли.
У Филлис в тот день было скучно. Её полностью занимали другие окружавшие её мужчины; а ведь Джордж познакомился после переезда на восточное побережье с другими девушками, и даже прославился своим знакомством с Филлис и тем смелым, с его собственных слов, флиртом, который он с ней пережил.
В июне следующего года, после экзаменов, Долли приехала проводить Хеннена и Джорджа в Европу, куда они отправлялись на океанском лайнере; сама она собиралась лететь позже, после закрытия театрального сезона, на трансатлантическом самолете.
— Я могу подождать и полететь с тобой? — предложил Джордж.
— Тебе всего восемнадцать, и у тебя впереди долгая жизнь, и все в ней под вопросом.
— Да тебе самой всего двадцать семь!
— Было бы лучше, если бы ты вписался в компанию ребят, с которыми поплывешь.
Хеннен плыл в первом классе; Джорджу взяли билет в туристический. На палубе туристического класса было так много девушек из «Брин-Мар», «Смит» и других частных пансионов[10], что Долли решила его предостеречь.
— Только не сиди ночи напролет, попивая с ними пиво! А если почувствуешь, что это выше твоих сил, тихонько ускользни от них в первый класс, и Хеннен тебя успокоит.
При расставании Хеннен выглядел подавленным и спокойным.
— Это мне надо было ехать в туристическом, — с отчаянием произнес он. — Познакомился бы там со всеми этими красавицами!
— Ты бы там смотрелся настоящим киношным злодеем, — ответила она ему. — Прямо как Иван Лебедев[11] на экране.
Хеннен и Джордж разговаривали, стоя между верхней и нижней палубой, пока буксир выводил корабль из узкого пролива.
— Я презираю вас всех, путешествующих внизу, в этих корабельных трущобах! — произнес Хеннен. — Надеюсь, никто не заметит, что я с тобой разговариваю?
— Да, у тебя там все сливки корабельного общества! Все наши зовут вас «буржуйские шкуры». Кстати, раз уж разговор зашел о мехах: ты что, крейсируешь за одной из этих барж в норковых шубах?
— Нет. Я все ещё жду, что Долли вот-вот объявится в моей каюте. И, кроме того, я ей телеграфировал, чтобы она не летела через океан самолетом.
— Все равно она сделает по-своему!
— Да, приходи сегодня ко мне наверх, поужинаем! Правда, сначала тебе, конечно, придется отмыть уши…
Лишь одна девушка на всем корабле была на одной волне с Джорджем, но её уже перехватили; поэтому он готов был ужинать с Хенненом хоть каждый вечер, но после первого раза его приглашали лишь к завтраку, а сам Хеннен постоянно скучал и хандрил.
— Я ухожу к себе в каюту каждый вечер в шесть и ужинаю в постели, — рассказывал он. — Шлю Долли телеграммы, но мне кажется, что отвечает не она, а её пресс-агент!
За день до прибытия в Саутгемптон девушка, которая нравилась Джорджу, поссорилась со своим воздыхателем то ли из-за маникюра, то ли из-за Мюнхенского соглашения[12], или сразу из-за того и другого — и тогда Джордж вновь снизошёл до общества туристического класса.
Начал он, как и подобало, с иронического замечания.
— Вы с принстонцем довольно мило проводили время, — сказал он. — А теперь возвращайся ко мне!
— Ну, так получилось, — объяснила Марта. — Я решила, что ты чересчур зазнался, что твоя тетка — Долли Бартон, и что ты жил в Голливуде…
— А куда это вы все время исчезали? — перебил её он. — Фокус был прямо сногсшибательный, хотя слегка надоел.
— Да ничего такого! — резко ответила Марта. — И если ты и дальше будешь продолжать в том же духе…
Примирившись с прошлым, Джордж был тут же вознагражден.
— Я тебе, пожалуй, покажу, — сказала она. — Сейчас пойдем туда, куда мы все время ходили, пока он не начал называть меня невеждой и критиковать. Батюшки! Словно в Принстоне учатся какие-то особенные люди! Да там мой отец учился!
Джордж, волнуясь, пошёл за ней; через железную дверь с табличкой «Вход воспрещен» они вышли наверх, затем прошли по коридору и поднялись к другой двери, на которой было написано: «Вход только для пассажиров первого класса».
Он был разочарован.
— И только-то? В первом классе я уже бывал.
— Подожди, это еще не все.
Она осторожно открыла дверь, и они обошли шлюпку, возвышавшуюся над огороженным со всех сторон квадратом палубы.
Смотреть там было не на что — он мельком заметил лицо офицера, глядевшего на море поверх ещё более высокой палубы, и очередную норковую шубу в палубном шезлонге; даже заглянул в шлюпку — а вдруг там притаился какой-нибудь безбилетник?
— Я тут видела кое-что, что может пригодиться в будущем, — пробормотала Марта, как бы разговаривая сама с собой. — Я видела, как они это делают! И если я когда-нибудь туда попаду, то буду точно знать всю технику!
— Какую технику?
— Взгляни на шезлонг на палубе, дурачок!
Джордж посмотрел, и вдруг из обширного темного пятна норковой шубы перед ним во всей своей индивидуальности возникло давно знакомое лицо. И в тот же миг, узнав Филлис Барнс, он заметил, что рядом с ней сидит Хеннен.
— Смотри, как она это делает! — пробормотала Марта. — Пусть ничего не слышно, зато отлично видно, что мы с тобой наблюдаем за репетицией!
Морская болезнь Джорджа до сих пор не беспокоила, но одна лишь мысль о том, что его могут заметить, вызвала у него рвотные позывы; Хеннен переместился со стула к ногам Филлис и взял её за руку. Чуть погодя Филлис наклонилась вперед и нежно коснулась его руки — прямо как в воспоминаниях Джорджа; в её глазах читалось неописуемое сочувствие.
Откуда-то донесся пронзительный звук горна, созывавшего всех в столовые; Джордж схватил Марту за руку и потащил её обратно тем же путем, которым они сюда пришли.
— Но ведь им это нравилось! — возражала ему Марта. — Она же живет напоказ, для публики! Я прямо сейчас отбила бы Уинчеллу[13] телеграмму!
Джордж услышал лишь слово «телеграмма». Через полчаса он уже написал не поддающийся расшифровке текст:
ОН НЕ СПУСТИЛСЯ ВНИЗ ТУРИСТСКИЙ ЕМУ НЕ НУЖНО ИЗЗА РАЗУМА ЧУВСТВ ТЧК РЕКОМЕНДУЮ ПЛЫТЬ НЕМЕДЛЕННО ДЖОРДЖ (ОТВЕТ ОПЛАЧЕН)
Долли либо ничего не поняла, либо твердо решила лететь на самолете, а беспокойный Джордж отправился колесить на велосипеде по Бельгии, решив приехать в Париж одновременно с ней. Его телеграмма, должно быть, ее предупредила, хотя, пока она вместе с Хенненом и Джорджем ехала из Ле-Бурже в Париж, об этом не было сказано ни слова. Лишь на следующее утро шило в мешке стало прощупываться, а днем, когда Джордж узнал о ситуации, это было уже очевидно торчащее и довольно-таки острое шило. Чтобы пройти в отель, Джорджу пришлось миновать довольно густую толпу зевак, потому что прошёл слух о том, что тут остановились сразу две звезды экрана.
— Входи, Джордж! — пригласила его Долли. — Ты ведь знаком с Филлис? Она вот-вот уедет в Экс-ле-Бен[14]. Везет же ей! Платить за проживание придется либо мне, либо Хеннену — это зависит от того, кто на кого подаст в суд. Я вот предложила Хеннену обвинить меня в том, что я превратила его в своего пуделька!
Она вела себя опрометчиво, потому что её могли услышать секретари, репортеры за дверями и официанты, которые время от времени заходили в номер. Филлис отлично держалась и надела на себя маску «прошу, оставьте меня в покое!» Джордж был подавлен, огорошен и опечален.
— Как ты думаешь, Джордж, стоит ли мне осложнять всем жизнь? — спросила у него Долли. — Или просто сыграть характерную роль — как раз подойдет под мою нежную натуру. Или лучше дать волю примитивным инстинктам? Да, лишь Джим Джером или Франк Капра[15] могли бы точно сказать, что мне сейчас делать! Джордж, у тебя есть благоразумие? Или этому только в университетах учат?
— Честно говоря, — сказала Филлис, поднимаясь с кресла, — для меня все это такой же сюрприз, как и для тебя. Я, как и Хеннен, не знала, что мы с ним окажемся на одном и том же корабле!
В подготовительной школе Джорджа, по крайней мере, научили, как вести себя грубо. Он ядовито рассмеялся и посмотрел прямо в глаза Хеннену, который тоже встал.
— Не стоит меня злить! — Джордж слегка подрагивал от гнева. — До сих пор мы с тобой были друзьями, но ты вдвое старше, и я не хочу превратить тебя в котлету!
Долли усадила его на место. Филлис вышла, и все услышали, как из коридора донеслось её выразительное: «Только не это! Только не это!»
— Мы с тобой могли бы куда-нибудь уехать… — с грустью произнес Хеннен.
Долли покачала головой.
— Да знаю я все эти компромиссы! Мне в таком приходилось участвовать в качестве самой близкой подруги. Уезжаешь, забирая все с собой! Наступает тишина, реплики кончаются. Тишина… Гадаешь, что же кроется за этой тишиной? Затем пытаешься повторить все, как раньше… И опять тишина… И огромная рана в сердце.
— Могу лишь сказать, что мне очень жаль, — произнес Хеннен.
— Не стоит. Я поеду путешествовать с Джорджем на велосипеде, если он не против. А ты вези свою потаскушку в Понт-а-Дью[16] и знакомь со своей семьей. Я ведь живой человек, Хеннен, хотя признаюсь, что мне это сейчас не очень нравится. А ты, видимо, умер еще раньше — жаль, я об этом не догадывалась!
Впоследствии она говорила Джорджу, что благодарна Хеннену за то, что он тогда не стал взывать к её материнскому инстинкту. Все свои ужасные страдания она пережила во время перелета; она умела экономить чувства. Даже профессия святой требует определённых организаторских способностей, а для близких людей Долли всегда — даже в те редкие моменты, когда выдержка ей изменяла — была почти святой.
Но на протяжении следующих двух месяцев Джордж ни разу не видел, чтобы по утрам глаза Долли вновь лучились серебристой голубизной; и часто, когда его номер в гостинице оказывался по соседству с её номером, он лежал без сна и слушал, как она ходит там у себя, тихо всхлипывая в ночи.
А во время завтрака она всегда вела себя как «гранд клиент». Теперь Джордж точно знал, что это значит.
В сентябре Долли вместе с секретаршей, горничной и Джорджем переехали в бунгало одного из отелей в Беверли-Хиллз: бунгало просто утопало в цветах, которые почти ежедневно срезали и отправляли в городские больницы. Вокруг вновь воцарилось сумеречное уединение мира кино, защищенное от нетерпимого и докучливого обычного мира; внутри были телефоны, агенты, продюсеры и друзья.
Долли ездила на встречи, обговаривала возможные проекты, какие-то предложения отклоняла, какие-то обсуждала — и рассматривала, или притворялась, что рассматривает, возможность вернуться на театральную сцену.
— Все так же мила! Все так рады, что ты вернулась!
Её присутствие ясно подчеркивало их собственный богатый опыт; её вновь желали видеть на экране как дань уважения самим себе. Едва ли нашлась бы еще одна актриса, о которой можно было бы это сказать.
— Ну а теперь я обязана устроить праздничный прием, — сказала она Джорджу.
— Куда уж больше? Ты и так везде бываешь — а где ты, там и праздник!
Джордж повзрослел; через неделю у него начиналась учеба в Йеле. Но он и правда так считал!
— И его надо делать либо для самых близких друзей, либо звать абсолютно всех, — размышляла она вслух, — иначе многие сочтут себя обиженными. Хотя момент совсем не подходящий — разве можно так начинать карьеру?
— Чего тебе беспокоиться? Все и так просто из кожи вон лезут, чтобы тебя заполучить!
Поколебавшись, она показала ему список на двух листах.
— Вот они, эти потуги, — сказала она. — Обрати внимание: в каждом предложении есть что-то не то, какое-нибудь хитрое условие или подвох. Вот, взгляни, характерная роль: обворожительная пожилая дама — а мне еще и тридцати нет! Либо деньги — куча денег и фатальная роль, либо хорошая роль, но мимо денег. Придется нам подготовить особняк…
Долли поехала туда на следующий день в сопровождении свиты и прислуги, чтобы подготовить все необходимое для приема гостей.
— Повсюду свечи! — воскликнул Джордж в день приема. — Это же целое состояние!
— Красиво, правда? А когда-то я думала — зачем мне их все дарят и дарят?!
— Великолепно! Схожу в сад, проверю, как работает подсветка в бассейне — сразу вспоминаются добрые старые времена.
— Она не работает, — весело сказала Долли. — Электропроводка вышла из строя, потому что затопило подвал.
— Надо починить.
— Не сейчас — я же на мели. Да-да! В банке об этом сказали совершенно определенно. Дом заложен-перезаложен, и я его сейчас пытаюсь продать.
Он сел в пыльное кресло.
— Но как же так?
— Все началось, когда я пообещала труппе поехать с ними на гастроли. Поначалу все было прекрасно. А затем кассир сбежал в Канаду вместе с кассой… Джордж, у нас через два часа будет полон дом гостей. Расставь вокруг бассейна свечи!
— Жаль, больших подсвечников тебе никто не подарил… А что если попробовать взыскать долги — многие ведь брали у тебя в долг?
— Как ты себе это представляешь? Милая очаровательная девочка вроде меня просит отдать долги? И кроме того, все эти люди сейчас, наверное, стали еще бедней, чем были. А еще всю нашу бухгалтерию вел Хеннон — правда, он никогда ничего не записывал. И если ты будешь ходить с такой грустной миной, мне придется тебя слегка освежить вот этой вот тряпкой! Учеба у тебя оплачена на год вперед…
— Ты и правда думаешь, что я пойду учиться?
Джордж увидел, как с другого конца обширного зала к ним приближается совершенно незнакомый человек.
— Везде в доме было темно, мисс Бартон, и я не думал, что встречу вас здесь… Я из агентства недвижимости «Риджвей»…
Он умолк в глубоком смущении. Можно было не объяснять, что он привез в дом покупателя, потому что покупатель стоял прямо за ним.
— Ах! — произнесла Долли. Она посмотрела на Филлис, улыбнулась, а затем, рассмеявшись, села на диван. — Так это ты покупатель! Тебе нужен мой дом, да?
— Скажу прямо: я слышала, что ты хочешь его продать, — ответила Филлис.
Долли что-то пробормотала сквозь смех, и Джорджу показалось, что он расслышал: «Надо было для экономии времени просто отправить тебе все мои закладные».
— И что же тут такого смешного? — осведомилась Филлис.
— А твое… твое семейство тоже сюда переедет? Ох, прошу прощения; это не мое дело. — Долли повернулась к агенту по недвижимости. — Покажите графине дом, вот вам свеча. Свет не работает.
— Дом этот я хорошо знаю, — сказала Филлис. — Я просто хотела получить общее впечатление.
— Вместе с домом идет и вся обстановка, — сказала Долли, и добавила своим неотразимым тоном: — Впрочем, ты это и так знаешь. Но без Джорджа! Джордж остается со мной.
— Я выкупила все закладные, — думая о чем-то своем, произнесла Филлис.
У Джорджа вдруг возникло желание ухватить её за ремень широких брюк цвета морской волны и вытащить из гостиной.
— Филлис, ну как же! — с мягким упреком обратилась к ней Долли. — Ты ведь знаешь, что эту реплику надо произносить с жокейским стеком в руках и с черными усиками под носом! И только с разрешения «Актерской гильдии». А твоя реплика должна звучать так: «Я не желаю всё это слушать!»
— Что ж, я не желаю всё это слушать! — произнесла Филлис.
Когда она ушла, Долли сказала:
— И это мне предлагали роль злодейки!
— Но четыре года назад, — начал Джордж, — Филлис была…
— Замолчи, Джордж! Мы в Голливуде, здесь играют по особым правилам. Вечером здесь будут даже люди, виновные в убийстве первой степени[17].
Собрались гости, и она опять была очаровательна, вновь став самой собой, и все вокруг неё тоже были добрыми и очаровательными, и Джордж даже отказался от мысли вычислить, кто из присутствующих убийца? Лишь в туалете до него донесся обрывок чьего-то приглушенного разговора, из которого он понял, что все догадывались о том, что у Долли сейчас тяжелые времена. Но на поверхности ничего такого не было заметно. По комнатам блуждал даже Хайми Финк[18], ослепляя окружающих вспышками своей камеры или своей ухмылкой, проходя мимо — отделяя таким образом тех, чья карьера шла в гору, от тех, кто катился под откос.
На Долли, стоявшую на крыльце, он направил камеру. Они были старыми друзьями, и он сделал несколько кадров с разных ракурсов. Судя по тому, кто сидел рядом с ней, недалек был тот день, когда она вновь станет «звездой».
— И мистера Джерома сними! — сказала ему Долли. — Он сегодня вернулся в Голливуд из Англии. Говорит, там теперь стали гораздо лучше снимать; ему даже удалось их убедить не делать перерыв на чай в середине длинных романтических сцен!
Джордж увидел их вместе и почувствовал огромное облегчение; он понял, что все будет хорошо. Но по окончании приема, когда все свечи расплющились в застывшие жирные капли, он заметил неуверенный взгляд Долли — такой взгляд он видел у неё впервые. В машине на обратном пути в гостиничное бунгало она рассказала, что случилось.
— Он хочет, чтобы я оставила кино и вышла за него замуж. Он настаивает! Старая история про две карьеры и так далее. Интересно, что…
— Да?
— Нет, не интересно. Он считает, что моя карьера окончена. И это тоже причина.
— А ты сможешь в него влюбиться?
Она посмотрела на Джорджа и рассмеялась.
— Смогу ли я? Дай-ка подумаю…
— Он всегда тебя любил. Он мне однажды сам чуть не сказал.
— Знаю. Но это будет очень странная жизнь. Мне ведь будет совершенно нечем заняться. Я стану как Хеннен.
— Тогда не выходи за него, пережди. Есть много верных способов достать деньги!
— Джордж, ты меня пугаешь! — беззаботно сказала она. — Скоро я, видимо, найду у тебя в карманах программу скачек или встречу тебя на бульваре Голливуд, когда ты будешь приставать к прохожим с историей о том, что ты нашел нефть и готов поделиться прибылью, а шляпа будет у тебя надвинута на глаза, чтобы не узнали!
— Я имею в виду честные деньги! — защищался он.
— Можешь пойти играть на сцене, как Фредди, а я буду твоей тетушкой Присси[19].
— Не выходи за него, если не хочешь!
— Да я не против, если бы только он умел уступать. В конце концов, любой женщине нужен мужчина. Но ведь он такой упрямый, и по любому поводу! Миссис Джеймс Джером… Нет! Я так не могу, а раз так, то ничего с этим не поделаешь. Напомни мне вечером отправить ему телеграмму — он завтра уезжает на восточное побережье подбирать актрису для «Женского портрета»[20].
Джордж написал текст и передал по телефону телеграмму, а через три дня еще раз заехал в особняк в долине, чтобы забрать оттуда кое-какие вещи Долли.
Сделка по продаже дома завершилась, и в дом его впустила сама Филлис; она постаралась сделать так, чтобы он забрал побольше вещей. И он даже проникся к ней легкой симпатией; по крайней мере, вернулось его юношеское убеждение в том, что в каждом человеке обязательно есть что-то хорошее. Они пошли прогуляться в сад, где рабочие чинили проводку и налаживали разноцветную подсветку в бассейне.
— Забирай из дома все, что хочешь, — произнесла Филлис. — Я никогда не забуду, что она была моим идеалом и дарила мне вдохновение; честно говоря, то, что с ней случилось, может случиться с каждым!
— Вряд ли, — возразил Джордж. — С ней произошло нечто особенное, потому что она «гранд клиент».
— И я до сих пор не понимаю, что это значит, — рассмеялась Филлис. — Но, надеюсь, это её утешит, когда ей станет грустно.
— Грустить ей теперь некогда. Сегодня утром она начала сниматься в «Женском портрете».
Филлис так и застыла на месте.
— Она? Но ведь роль должны были дать Кэтрин Корнелл[21] — если только удастся её уговорить! Мне клялись, что…
— Корнелл не уговаривали, и вообще никого не уговаривали. Отсняли пробную сцену с Долли — и я никогда еще не видел, чтобы в просмотровой заплакало сразу столько людей! Одного парня даже пришлось вывести из зала — а сцена-то была всего минуты на три!
Он ухватил Филлис за руку, чтобы она не споткнулась о бортик и не упала в бассейн, и тут же сменил тему.
— А когда ты… То есть, когда вы переезжаете?
— Не знаю, — ответила Филлис. И повысила голос: — Мне это место не нравится! Пусть забирает отсюда хоть все — и передай ей мои поздравления!
Но Джордж знал, что Долли ничего здесь не нужно. Она теперь жила совсем на другой улице, и жизнь открыла ей новый огромный кредит. Ведь, в сущности, все именно так всегда и поступают: сначала берут, а потом расплачиваются.
Рассказ написан в июле 1939 года в Голливуде; этот текст послужил причиной разрыва Фицджеральда с его литературным агентом Гарольдом Обером, который впервые отказался выдать аванс в счет еще не проданного произведения.
В то время у Фицджеральда был план: он начал писать новый роман «Последний магнат», а деньги на жизнь хотел зарабатывать рассказами для популярных журналов, плативших высокие гонорары. Не считая серии рассказов о Пэте Хобби, Фицджеральд практически не писал рассказов о Голливуде, поскольку весь голливудский материал он берег для романа.
Первый вариант рассказа писатель предложил для публикации редакции «Сатердей ивнинг пост»; текст был отклонен из-за «неясности концовки». В августе текст был переработан, но редакция отклонила и этот вариант. В письме Оберу Фицджеральд признавал: «Рассказ не блестящий, и ничего с этим не поделать. Все дело в слегка разболтанной структуре. Из-за неё сокращения не получаются, и одна из причин неудачи в том, что первую версию я писал в расчете на длину текста, нужную для «Кольерс», и не включил в рассказ детали, которые зачастую оказываются главными».
Летом 1939 года, в надежде наладить постоянное сотрудничество с редакцией «Кольерс», Фицджеральд, минуя агента Обера, самостоятельно отправил редактору Кеннету Литтаеру несколько текстов, ни один из которых не был принят для публикации. В сопроводительном письме к одному из текстов Фицджеральд давал следующую оценку ситуации:
«Я вряд ли напишу еще множество рассказов о юной любви. А именно этот ярлык приклеился ко мне из-за первых вещей, написанных мной до 1925 года. С тех самых пор я и пишу рассказы о юной любви. Создавать их становится все сложнее, я чувствую себя все менее искренним. Если бы три десятка лет подряд мне удавалось выдавать идентичную продукцию, это было бы чудом — либо халтурой.
Я понимаю, что именно этого от меня и ждут, но этот мой источник уже иссяк, и мне кажется мудрым не пытаться выжать из него еще хоть каплю, а взять и найти новую скважину, новую тему. Понимаете, я ведь не только рассказал в «По эту сторону рая» о рождении своих юношеских иллюзий; я рассказал и об их смерти в своих недавних рассказах в «Пост» — например, «Снова в Вавилоне». Лоример, кажется, это до некоторой степени понимал. Тем не менее, на удивление большое количество редакторов все еще думают, что я питаю пристальный интерес к молодым девчонкам — а в моем возрасте такой интерес и до тюрьмы может довести».
После того, как «Кольерс» и «Космополитен» рассказ не приняли к публикации, Фицджеральд больше никому его не предлагал. Текст был впервые опубликован в январе 1948 года после смерти писателя в журнале «Харперс Базар» под редакционным заголовком «В тираж».
[1] Микки Руни (1920 — 2014) — американский актер; в 1938 году сыграл в фильме «Город мальчиков» и был номинирован на Оскар за сыгранную в этом фильме роль (ему тогда было 19 лет); прославился как актер гораздо раньше.
[2] «Уличные мальчишки» — группа юных актеров из Нью-Йорка, впервые появившаяся на Бродвее в 1935 году в мюзикле по пьесе Сидни Кингслея «Тупик» о подростковой преступности, по которому в 1937 году был снят имевший успех кинофильм, вслед за которым было поставлено еще двенадцать криминальных драм с этим актерским составом.
[3] Фредди Батоломью (1924 — 1992) — английский ребенок-актер, эмигрировавший в США и прославившийся в Голливуде 1930-х годов ролями в экранизациях «Маленький лорд Фаунтлерой», «Дэвид Копперфильд» и др.
[4] гранд клиент — важный клиент; в современном русском это понятие соответствует калькированному статусу «ВИП».
[5] Ирвинг Берлин (наст. имя Израиль Моисеевич Бейлин, 1888 — 1989) — американский композитор, автор множества песен и музыки к кинофильмам.
[6] Иль эс ун гранд клиент, ву компрене муа? Ун гранд клиент! — Это важный клиент, вы меня понимаете? Важный клиент!
[7] «Разум и чувство» — вышедший в 1811 году роман английской писательницы Джейн Остин; не был экранизирован вплоть до 1971 года.
[8] Бетти Дэйвис (1908 — 1989) — американская актриса; её кинодебют состоялся в 1931 году, а крупного успеха она достигла в 1934 году, после роли в экранизации романа С. Моэма «Бремя страстей человеческих».
[9] Йельский университет — один из старейших университетов США.
[10] «Брин-Мар», «Смит» и других частных пансионов — Фицджеральд перечисляет названия престижных женских подготовительных школ, в которых учились дети американской элиты.
[11] Иван Лебедев (1894 —1953) — американский киноактер русского происхождения, начавший свою голливудскую карьеру в 1926 году после эмиграции из России и снявшийся в более чем двух десятков лент; к концу 1930-х годов его карьера была практически окончена.
[12] Мюнхенское соглашение — т.е. текущее глобальное политическое событие; подписанное в сентябре 1938 года соглашение между Британией, Францией, Германией и Италией соглашение о разделе Чехословакии.
[13] Уинчелл, Уолтер (1897 — 1972) — американский радиоведущий, выступавший с программой скандальных сплетен из жизни «звезд»; его имя в Голливуде даже стало нарицательным в значении «звукооператор».
[14] Экс-ле-Бен — бальнеологический курорт во Франции в регионе Рона-Альпы на юго-востоке страны, вблизи Леона.
[15] Франк Капра (1897 — 1991) — американский режиссер итальянского происхождения, мастер комедии, лауреат «Оскара» в 1935 (фильм «Это случилось однажды ночью»), 1937 и 1939 годах, в 1939 году являлся президентом «Гильдии режиссёров Америки».
[16] Понт-а-Дью — место с таким названием не существует; скорее всего, это игра слов (первая часть выражения означает «мост», а вторая часть звучит как «до свидания»).
[17] убийство первой степени — по законодательству многих штатов США это намеренное и обдуманное убийство.
[18] Хайман «Хайми» Финк — голливудский «светский» фоторепортер, работавший в 1930 — 1950-х годах, штатный фотограф журнала «Фотоплей».
[19] Тетушкой Присси — упомянутого ранее актера Фредди Бартоломью вырастила его тетушка Миллисент «Цисси» Мэри Бартоломью; родители мальчика бросили.
[20] «Женский портрет» — роман американского писателя Генри Джеймса, вышедший в 1881 году и впервые экранизированный в 1996; по мнению автора, роман не мог быть даже адаптирован для театра, поскольку лучшей сценой в книге он считал сцену, в которой героиня молча сидит на стуле.
[21] Кэтрин Корнелл (1893 — 1974) — американская актриса, прославившаяся своими ролями в театре.
Оригинальный текст: Discard [Director’s special], by F. Scott Fitzgerald.