Алексей Матвеевич Зверев
Вступление к рассказу «Вечер на ярмарке»
Фицджеральд, кажется, прочитан нами весь: редкостные его книги много раз популярно издавались и переиздавались, начиная с трехтомника 1977 года, впервые показавшего этого писателя во весь рост. Правда, трехтомник сильно запоздал — при жизни Фицджеральд у нас совсем не печатался, его лучшие книги стали появляться по-русски лишь с середины 60-х. Зато оценен он был сразу по выходе «Великого Гэтсби» в русском переводе. А дальше волна публикаций Фицджеральда, не прерываясь, шла по нарастающей — второй его шедевр, роман «Ночь нежна», и недописанный, но так много обещавший «Последний магнат», и рассказы, среди которых есть замечательные. И довольно наивная, хотя точно передававшая умонастроение эпохи книжка «По эту сторону рая» — в Америке она в мгновенье ока сделала дебютанта знаменитостью. И фрагменты автобиографической книги «Крушение», которую Фицджеральд так и не довел до конца. И даже записные книжки.
После хемингуэевского «Праздника, который всегда с тобой», после написанной Э. Тернбуллом биографии — она у нас вышла в серии «ЖЗЛ» — у каждого, наверное, есть свое представление и о яркой личности Фицджеральда, и об окружавшей его атмосфере И обо всей его недолгой жизни: поначалу такой счастливой, под конец ужасающей.
Бывают люди, сосредоточившие в себе отличительные приметы своего времени, чтобы стать его символом. Есть время Фицджеральда, «век джаза», как сказано им самим об Америке 20-х годов. Этого времени он не пережил, угаснув вместе с эпохой. Последнее десятилетие было для Фицджеральда лишь порой стремительного и неостановимого саморазрушения, когда жизненные и литературные катастрофы преследовали его с неотвратимостью рока.
У него были достаточные причины считать свою жизнь трагической. Но неудавшейся — едва ли. Какая неудача, если при всей поражающей беспечности, с какой Фицджеральд относился к собственному таланту, он тем не менее сумел прочертить в американской литературе след, который не сотрется никогда?
Из десятков его несобранных в книги рассказов, которые большей частью писались наспех и с единственной целью отсрочить постоянно висевшую над ним угрозу нищеты, испытание временем выдержали немногие. Но и в тех из них, которые он, загнанный обстоятельствами в тупик, сочинял для хорошо плативших еженедельников, сверкнет иной раз органичное для Фицджеральда ощущение действительности как карнавала — то праздничного, то печального, — и его чуть скептический юмор, и вечная его ностальгия по юности, когда все переживается впервые, а оттого по-настоящему остро — влюбленность, ревность, наивная надежда, насмешка судьбы.
Эта пронзительная тоска по «утраченным счастливым минутам», может быть, запоминается в книгах Фицджеральда больше всего остального. Во всяком случае, ею созданы особый лад и неповторимое обаяние его прозы. Персонажи Фицджеральда, воссозданная им духовная ситуация «века джаза» давно принадлежат истории. Но та лирическая нота. которую сразу распознает его внимательный читатель, с годами нисколько не ослабела — все та же грустная музыка, тот же чистый, трогательный звук.
Опубликовано в издании: журнал «Иностранная литература», 1993, № 1. (вступление к публикации перевода рассказа).