А. Н. Николюкин
Уэй Б. «Ф. Скотт Фицджералд и искусство социальной прозы».
(Way В. F. Scott Fitzgerald And The Art Of Social Fiction. — L.: Arnold, 1980. — XI, 171 p. — Blbllogr.: p. 164-166)
В монографии английского литературоведа Брайена Уэя творчество Фрэнсиса Скотта Фицджералда рассматривается в связи с общественной жизнью Соединенных Штатов между двумя мировыми войнами. Б. Уэй отмечает, что если в прежних исследованиях ключ к пониманию художественного наследия писателя искали в его биографии, в сложном и неуравновешенном характере Фицджеральд, по натуре человека романтически экзальтированного, то в настоящей книге внимание сосредоточено на характеристике социальной природы основных его произведений.
Признавая Фицджералда социальным романистом, Уэй вкладывает, однако, в это понятие смысл, отличный от общепринятого. В американской критике существует точка зрения, что Фицджералд в своем творчестве отразил крушение «американской мечты», веры в то, что Америка сумеет создать демократическое общество, где будут воплощены в жизнь идеалы, провозглашенные в эпоху американской революции в «Декларации независимости» (1776). Уэй полагает, что рассматривать романы писателя прежде всего в таком аспекте, как делает Мариус Бьюли в своей книге по истории американской литературы, означает упрощать и сужать их значение до уровня простой иллюстрации к истории Соединенных Штатов.
Уэй утверждает, что Фицджералд не черпал свои взгляды — и представления об Америке из общественных наук, как то делали, по его словам, Драйзер и Дос Пассос, не обращался он и к мифотворчеству и символике, присущей романам Фенимора Купера и других писателей-романтиков. Подлинная реальность воплощалась для Фицджералда в жизни небольших и замкнутых социальных коллективов, в том социальном микроклимате, который складывался в подобных группах лиц, объединенных общностью определенных интересов. В одном из писем 1934 г. он заявлял: «Я всегда легко схватываю форму жизни любой группы людей, в которой я оказываюсь, и воспринимаю ее как выражение самоочевидного и самоценного разреза частички мировой жизни в тот момент, когда я познакомился с этой группой лиц» (с. УШ).
Жизнь социальной микрогруппы становится в центре романа и как бы изнутри освещает жизнь всего американского общества в годы после первой мировой войны — мир спекуляций, «сухого закона» и безудержной погони за развлечениями и наслаждениями в так называемый век сикоза. Это не только точка зрения на действительность, но и способ показать различные стороны жизни героев. Однако Фицджералд не выступает бытописателем в собственном смысле слова, В героях его всегда интересует их внутренний мир — их мечты, сокровенные чаяния и стремления. Это с неизбежностью ведет к тому, что личная и общественная жизнь персонажей сливается, а психологический анализ и социальные зарисовки неразрывно связаны между собой.
Артистичность, с которой Фицджералд изображает мир Гэтсби и других своих героев, делает его наследником литературной традиции Генри Джеймса и Эдит Уортон, Особенно ощутимо в творчестве Фицджералда воздействие романов Э. Уортон о жизни американских богачей («Век невинности», 'Обычай страны», «Дом радости»), а также автобиографической книги Г. Адамса «Воспитание Генри Адамса».
Моральная основа лучших произведений Фицджералда имеет тот же этический и философский источник, что и проза Генри Джеймса. Это традиция американского пуританизма. Фицджералд говорил о себе, что в нем «живет новоанглийская пуританская совесть, возродившаяся в Миннесоте» (с. 25), откуда родом писатель. Сочетание духа Среднего Запада и пуританской Новой Англии стало источником той своеобразной критики «аристократических принципов в американской жизни» (с. 31), которая характерна для лучших произведений Фицджералда.
Сосредоточив особое внимание на исследовании социальной новеллистики Фицджералда, Б. Уэй отмечает, что рассказы писателя никогда не были должным образом оценены. Они либо предавались забвению, либо рассматривались как подспорье в изучении его больших романов. Примечательно, что более пятидесяти его рассказов оставались разбросанными по различным периодическим изданиям, где они впервые появились (во многих случаях они не были переизданы). «Тем не менее Фицджералд заслуживает признания как первоклассный мастер этого жанра, не уступающий своим современникам Шервуду Андерсону, Хемингуэю и Фолкнеру» (с. 72).
Обращаясь к романам Фицджералда «По эту сторону рая», «Великий Гэтсби», «Ночь нежна», «Последний магнат», Уэй пишет, что их достоинство определяется прежде всего соразмеренностью и четкостью художественной структуры.
Структура лучшего среди них — романа о Гетсби — представляет собой чередование различных сценических действий, имеющих социальную значимость. Обычно это вечеринки в том специфическом смысле слова, которое важно для писателя как выражение духа 20-х годов, «века джаза», начавшегося 1 мая 1919 г., как утверждает он в очерке «Отзвуки века джаза» (1931) и изображает в рассказе «Первое мая» (1920). Первая глава романа о Гэтсби построена вокруг сцены обеда в доме Бьюкененов, когда Них Каррауэй ощущает очарование и внутреннюю испорченность Дэзи, женщины из того класса людей, которых Гэтсби сделал объектом своей мечты.
В формировании сценической структуры романа решающая роль принадлежит Нику Каррауэю. Он определяет композицию и весь тон повествования. Ник как бы режиссер действия к в то же время хор, комментирующий события и рассказывающей о смысле происходящего. Иногда он даже выступает движущей пружиной происходящего — создает обстоятельства, когда герои-актеры вместе появляются на сцене.
Однако этим роль Ника не ограничивается. Благодаря ему Фицджералд получил возможность достичь той гибкости повествования, которую Генри Джеймс считал недостижимой в драматической прозе. Джеймс полагает, что романист, использующий приемы драматургии, лишен возможности выходить за рамки действия, рассуждать или комментировать происходящее. Образ Ника Каррауэя позволил писателю использовать преимущества обоих родов литературы: от драматического действия он свободно переходит к повествовательной манере, не нарушая законов жанра.
Этот принцип построения романа отражает сущность художественного мастерства писателя; язык повествования в «Великом Гэтсби» временами поднимается до уровня драматической поэзии; черты социальной комедии, придающие роману специфическую окраску, проявляются в театральных эффектах и зрелищности изображаемого. Однако драматическая структура романа не самоцель: каждая сцена, если использовать метафору Джеймса, — это лампа, освещающая одну на сторон главной темы, которая должна постоянно оставаться в центре внимания читателя. Эта главная тема романа — «социальная реальность Америки, образ жизни американских богачей, который ввел в заблуждение Гэтсби и обманул его» (с 100).
История эволюции и крушения мечты Гэтсби — это история его попытки приобщиться к жизни американских богачей.
«Великий Гэтсби» не только выдающийся американский роман XX в., но и шедевр мировой литературы, считает Б. Уэй, потому что в нем с исключительной глубиной и силой дан социальный анализ современной американской цивилизации.
Опубликовано в издании: «Общественные науки за рубежом». Серия 7. Литературоведение. Реферативный журнал. 1981, № 5. 81.05.038 (рецензия).