П. Левин
Из архивов Вавилонской библиотеки: Сказки Века Джаза
Лучшим предисловием к сборнику произведений Фрэнсиса Скотта Фицджеральда могла бы стать… картина. «Сияющее розовое пространство, едва закрепленное в стенах дома высокими окнами справа и слева… Окна распахнуты и сверкают белизной на фоне зелени, как будто врастающей в дом… Легкий ветерок гуляет по комнате, трепля занавеси на окнах, развевающиеся, точно белые флаги… По винно-красному ковру рябью бежит тень, как по морской глади под бризом… На исполинской тахте укрылись две молодые женщины… Их белые платья подрагивают и колыхаются, как будто обе они только что опустились здесь после полета по дому». Не случайно повествование переведено нами в настоящее время — его, этого времени как совокупности событий и изменений, как бы не существует в богатом доме и в жизни его обитателей: «А куда нам девать себя вечером И завтра, и послезавтра, и в ближайшие тридцать лет»
Мир Скотта Фицджеральда и его произведений, мир красивых женщин и богатых и влиятельных мужчин, мир, полный прекрасных и бесполезных вещей (к коим относятся и его обитатели), — существовал ли он когда-нибудь в действительности, или его реальность сравнима с реальностью вышеописанной картины, при взгляде на которую жизнь вовсе не предстает цепью страданий и испытаний.
«Пойми, Скотт, я никогда не смогу ничего делать, потому что я слишком ленива и потому что мне это безразлично. Я не хочу славы, не хочу, чтобы передо мной преклонялись. Единственное, чего я хочу, — это всегда быть очень молодой, и ни за что не отвечать, и чувствовать, что моя жизнь принадлежит мне одной. И просто жить и быть счастливой». Это не монолог одной из героинь произведения Фицджеральда, как может показаться на первый взгляд,- это слова реальной женщины, жены писателя Зельды Сэйр, воплощения его самых смелых мечтаний… и виновницы самых горьких разочарований в его жизни.
Значит, надо полагать, волшебный мир «Великого Гэтсби» и новелл Фицджеральда и обычная жизнь где-то пересекаются в реальном времени. Можно даже назвать это время, это десятилетие, названное веком (сообразно условностям иной реальности, где жизнь одновременно стоит на месте и мчится с невероятной скоростью), — двадцатые годы двадцатого века. Не случайно также, что мечта всех времен и народов проросла, нашла свое воплощение в Америке — пресловутой сказочной стране реализации самых фантастических планов и возможностей. И вдвойне закономерно, что глашатаем этого мира иллюзий стал человек, всей своей жизнью и жизнью своих предков, когда-то обосновавшихся на Американском континенте, подтвердивший реальность осуществления знаменитой «американской мечты».
Предками Фицджеральда по отцовской и материнской линии были ирландцы. Его дед по материнской линии переехал в Америку вместе с родителями, когда ему было восемь лет. Начав свою карьеру посыльным в продуктовой лавке, в девятнадцать он уже приобрел магазин, а в тридцать основал собственную фирму с оборотом более миллиона долларов в год. Нечеловеческое напряжение сил на всем пути из нищеты «наверх» не прошло даром: сердце не выдержало перегрузок и Филип Маквилан умер в сорок три года, сделавшись, однако, воплощением американской мечты о богатстве и положении в обществе, заработанных собственными руками.
Однако Молли Маквилан дочь этого уважаемого человека, по мнению «высшего общества» городка Сент-Пол, совершила непоправимую ошибку, выйдя замуж за неудачника Эдварда Фицджеральда, который проделал головокружительный путь вниз: от владельца мебельной фабрики до изгнания с последней должности — посредника у бакалейщиков-оптовиков.
Семейство существовало милостями Маквиланов, а Скотт, их единственный сын, был даже отправлен на учебу в Принстон, считавшийся одним из самых престижных американских университетов. Однако юному отпрыску более состоятельные родственники всегда давали понять разницу между бедными неудачниками (имелся в виду отец Скотта) и богатыми благодетелями, хозяевами жизни. И с этих пор два противоречивых чувства — «тайная незатухающая ненависть» к богатым и не менее сильное желание очутиться в их среде определят все дальнейшие жизненные устремления Скотта Фицджеральда, о чем он сам позже прямо скажет в автобиографическом очерке «Крушение».
Теми же противоречивыми устремлениями будет овеяна его любовь к уже упомянутой Зельде Сэйр, которая стала для него, мелкого клерка нью-йоркского рекламного бюро с небольшим жалованьем, недостижимой и поэтому вдвойне желанной мечтой. Хотя молодые люди и были помолвлены, родители Зельды были против свадьбы, и Скотт мог рассчитывать только на чудо. По законам мира, где реальность причудливо переплетается с фантастикой, это чудо произошло: благодаря роману «По эту сторону рая» (прототипом Розалинды в нем стала Зельда), вышедшему в 1920 году, Скотт Фицджеральд в мгновение ока сделался литературной знаменитостью и почти так же быстро состоялась их свадьба.
Однако кажущаяся легкость этой победы — лишь мираж, как впоследствии напишет Фицджеральд в статье «Ранний успех». Поставив на карту литературного успеха все, Фицджеральд в работе над романом «выжал себя до последней капли», как когда-то его дед, нечеловеческим напряжением сил обеспечивший своему семейству положение в обществе. Однако Фицджеральд получил даже больше, чем ожидал.
Не многим писателям выпадает честь стать символами целого поколения. Двадцатые годы, эпоха невиданного, фантастического богатства и процветания Америки, когда она «затевала самый массовый, самый шумный карнавал, за всю свою историю», были названы «веком джаза»- по названию сборника новелл Фицджеральда, вышедшего в 1922 году.
В новеллах Фицджеральду удалось передать этот нервный, сложный ритм времени, пронизывавший великолепное безделье и фантастическую легкость, с которой огромные состояния тратились на поддержание этого безделья. Этой музыкой с непредсказуемым ритмом пронизаны и его лучшие романы: описание виллы Гэтсби начинается с музыки, с оркестра, ее исполняющего, и танца «мужских и женских силуэтов, которые вились, точно мотыльки, в синеве сада». Под эту музыку вспыхивает на небосклоне «высшего общества» новая звезда: «молодая красотка», «вся в волнах чего-то опалового, для храбрости залпом выпив выхваченный прямо из воздуха коктейль, выбежит на брезентовую площадку и закружится в танце без партнеров». И — «по толпе бежит уже пущенный кем-то ложный слух, будто это дублерша Гильды Грей из варьете „;Фоли“».
Великолепный юмор и легкость повествования попадают в такт этой свободной, непредсказуемой музыке, создавая картину всеобщего праздника, на котором в мгновение ока создаются и уничтожаются репутации, — во все это не всерьез. И сама жизнь кажется бесконечным фейерверком, устроенным для увеселения праздных душ, скучающих в ореоле своего ослепительного богатства.
Символом необъяснимого очарования этого мира становится Дэзи, героиня романа «Великий Гэтсби». Ник Каррауэй, от лица которого ведется повествование, тщетно пытается разгадать загадку ее голоса, чарующий тембр которого заставляет таинственно звучать самые банальные фразы: «вполголоса, как нечто очень важное: „;Шофера зовут Ферди“». Но Гэтсби раскрывает тайну этого голоса — и самой сути Дэзи — одной фразой: «В нем звучат деньги». Неожиданное, но очень верное определение, в котором заложено предвосхищение трагических событий, произошедших впоследствии.
Этим предчувствием трагедии, так не вяжущимся с беззаботной легкостью жизни, пронизаны все произведения Фицджеральда о «веке джаза». В статье «Ранний успех» он писал: «Все сюжеты, которые мне приходили в голову, непременно заключали в себе какое-то несчастье. Прелестные юные создания в моих романах шли ко дну, алмазные горы в моих рассказах взрывались изнутри, мои миллионеры были вроде крестьян Томаса Гарди: такие же прекрасные, такие же обреченные. В действительности подобных драм еще не происходило, но я был твердо убежден, что жизнь — не тот беззаботный разгул, какой в ней видят все эти люди…». Умением и, главное, желанием видеть этот естественно присущий жизни трагизм наделены не все герои Фицджеральда. Не случайно в конце романа автор устами Ника, такого же «постороннего» в мире богатых, как и он сам, раскрывает сущность людей, подобных Тому Бьюкенену и Дэзи. «Они были беспечными существами, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за свои деньги, свою всепоглощающую беспечность или еще что-то…».
«Еще что-то» — это лейтмотив романа «Великий Гэтсби». Облик самого Гэтсби постоянно двоится: он был нуворишем и «еще кем-то». Его великолепие и невиданная роскошь его дома держались на спекуляциях… и «еще на чем-то». Без этой неуловимой тени роман был бы банальным повествованием о беспринципности богатых и обреченности «выскочек», которых рано или поздно богатые изгоняют из своего круга. Это «еще что-то» — личная драма Фицджеральда, его глубокая связь с описываемым миром и предчувствие гибели этого мира.
Писатель «века джаза», своими произведениями определивший его характерные черты, получил гораздо больше, чем ожидал. Он стал символом этого времени и самой своей жизнью вынужден был подтверждать существование иллюзорного мира, в котором царит вечный праздник. В конце концов он оказался не в состоянии «держать дистанцию» с образом жизни, воспетым им в романах и новеллах. «Сказки века джаза» становились былью, а их создатель, с именем которого массовое сознание отождествляло целую эпоху, стал заложником этой второй реальности. И уже в «Отзвуках века джаза» (1931) вселенский карнавал завершился трагедией, «вся фанерная постройка рухнула наземь». То, что в «Великом Гэтсби» было драмой одной личности, постепенно превратилось в трагедию целого поколения, молодость которого прошла в головокружительном поиске удовольствий. «Может быть, я просто слишком рано сказал все, что мог сказать, да к тому же мы ведь жили все время на предельной скорости, все время в поисках самой веселой жизни, какая только возможна», — писал Фицджеральд Хемингуэю в 1929 году.
И все же, когда причины и ход трагедии ясны, и в эпитете «Great» (характеризующем и Гэтсби, и век, и саму «американскую мечту») чувствуется ирония, остается еще что-то…
Опубликовано в издании: Фицджеральд Ф. С. Великий Гэтсби: Роман, расказы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. («Вавилонская библиотека»).