Н. Б. Колесникова
Начало творческого пути Ф. Скотта Фицджеральда
В последние годы в нашей периодической литературе стало появляться имя Френсиса Скотта Фицджеральда, одного из прогрессивных писателей США XX века, неизвестное ранее широкому кругу советских читателей. Из всего наследия писателя на русский язык переведено только несколько его рассказов и роман «Великий Гэтсби». Быстрое исчезновение книги Фицджеральда с прилавков книжных магазинов свидетельствует о большом интересе, который вызвали его произведения. Творчество этого своеобразного и талантливого писателя привлекло внимание советских литературоведов, появились статьи А. Старцева, М. Ландора, М. Мендельсона, Я. Засурского, А. Горбунова. Но во всех этих работах авторы освещают только некоторые аспекты творчества многогранного и своеобразного писателя, каким является Фицджеральд. В зарубежном литературоведении подробно писали о нем Артур Майзнер, Эдмунд Уилсон, К. Кросс, Ч. Шейн, М. Каули, В. Голдхерст и многие другие. Но полностью опираться на критическую иностранную литературу не представляется возможным. Несмотря на то, что большинство упомянутых критиков является представителями прогрессивного крыла, следует помнить относительную прогрессивность их взглядов на фоне буржуазного литературоведения Запада.
Становится совершенно очевидной необходимость глубокого анализа творчества Фицджеральда. Это интересно с научной и важно с практической точек зрения, ибо литературе веды могут дать четкие рекомендации переводчикам при переводе и читателям в восприятии произведений писателя, которые несомненно будут переводиться в ближайшие годы.
Творческий путь Френсиса Скотта Фицджеральда охватывает 20-30-е годы XX века. Большинство писателей США этого периода было объединено в небольшие группы. Так, в эти годы существовала группа «Новых гуманистов», представителями которой были ярые реакционеры, не оправдывавшие своего названия, боровшиеся против жизненной правды в литературе и искусстве. Больших и важных проблем современной жизни старались избегать «критики импрессионисты». Мало чем отличались от них «экспрессионисты», считавшие «духовную интуицию» выше человеческо| познания. Всех писателей, входивших в перечисленные группы, объединяло отрицание влияния окружающей среды писателя, утверждение «свободного» воображения.
В противовес им имелись другие группы, объединявшие писателей, которые возлагали большие надежды на просвещение, полемизировали с консервативными авторами. «Либералы» пытались разобраться в степени влияния окружающей социальной среды на писателей, стремились уяснить типичные черты национального характера. Считая, что писатели мог воздействовать на общество, представители этой группы то же время не были лишены и идеалистических тенденции, а их вера во всемогущую роль писателя выражалась несколько наивно.
Писателей 20-30-х годов XX века объединял общий под-ход к выбираемому ими литературному материалу: они тали личный опыт основой искусства. Изображение конкретных актуальных явлений жизни было главным направлением. Так, Синклер Льюис «занимался исследованием» предмета, прежде чем придать ему форму романа; Томас Вулф полагался на колоссальный запас сохраненных в намят событий и бесед; Скотт Фицджеральд использовал свои собственные переживания. Так, его наблюдения университетской жизни в Принстоне легли в основу романа «По эту сторону рая». Именно в эти годы реалистическое направление в литературе достигло наивысшего подъема. И недаром этот период известен в критике как второе литературное возрождение. В эти годы вышли в свет произведения Элтона Синклера, Теодора Драйзера, Синклера Льюиса, Шервуда Андерсона и других писателей, благодаря которым окончательно утвердился критический реализм в американской литературе. Бурному развитию критических настроений американских писателей способствовало растущее ощущение ими порочности американской буржуазно-капиталистической цивилизации, трагизма и обреченности «американского образа жизни». Писатели, очень различные по своим философским и политическим взглядам, видели лицемерие американской демократии и в своих произведениях выражали свое отношение к окружающей действительности.
Своеобразным явлением в литературе США этого периода явилось творчество группы молодых писателей, показавших в своих произведениях трагическую судьбу человеческой личности в послевоенной Америке. Бессмысленность войны, бесперспективность существования, утрата смысла жизни молодежью, побывавшей на войне, отображены писателями так называемого «потерянного поколения». Сам термин укоренился в американской литературе после выхода в свет романа Эрнеста Хемингуэя «И восходит солнце», эпиграфом к которому служили слова Гертруды Стайн: «Все мы — потерянное поколение». Причины этого явления американский критик Малькольм Каули видит в том, что «оно (поколение-Н. К.) было потеряно прежде всего потому, что оно было вырвано, отучено и почти отброшено от своей привязанности к какому-нибудь месту или традиции. Оно было потеряно, потому что его обучение подготовило его для другого мира, а не для того, который существовал после войны…».
Одним из представителей нового течения и явился Френсис Скотт Фицджеральд, остро показавший в своих произведениях губительное действие буржуазной Америки на молодое поколение. Он даже дал особое наименование этой эпохе, назвав одну из книг «Рассказы джазового века». Этим термином он хотел выразить то ощущение неустойчивости, мимолетности в жизни, которое испытывало множество людей, смешивших жить и стремившихся убежать от своей потерянности.
Френсис Скотт Фицджеральд родился 24 сентября 1896 года в городе Сент-Пол, штат Миннесота, в сравнительно небогатой семье. Его отец Эдвард Фицджеральд принадлежал к старинному, обедневшему американскому роду, а мать, Мери Макквилен была дочерью богатого ирландского эмигранта. Мать обожала сына, который появился на свет после смерти двух первых детей, и уделяла ему много внимания. Ее чрезмерная и подчас эксцентрическая привязанность оставила свой след на его воспитании. Френсис рос впечатлительным, самоуверенным и избалованным ребенком, который «не знал до 15 лет, что существовал кто-нибудь в мире, кроме него». Мать не хотела, чтобы сын страдал от неудач отца, который однажды лишившись работы, потерял цель жизни и был неудачником до конца своих дней. Она ни в чем не отказывала своему ребенку. Первый раз его отправили в школу, когда ему было 4 года, но он так плакал, его пришлось забрать. В 1903 году его определили в школу при монастыре Святого Ангела, откуда перевели в католическую школу, а в 1908 году — в Академию Сент-Пола. 1911 году Фицджеральд уехал в Ньюменский пансион, вивший студентов для светских университетов. Большая поклонница книг, мать с детства привила ему любовь к чтению. Сам он начал писать рано. В 1909 году, когда Френсису было 15 лет, в школьном журнале впервые был напечатан его рассказ «Тайна закладной Раймонда», являвшийся подражанием Гастону Лероксу и Анне Кэтрин Грин, чьими детективными произведениями он тогда увлекался. В этом рассказе были все необходимые детали детективной литературы: пропавший документ, отвратительный слуга-убийца, который совсем недавно был «действительно самым честным человеком»; глупый начальник полиции и блестящий следователь-любитель, который, применив индуктивный и дедуктивный методы, раскрывал преступление. Рассказ имел успех у читателей. В течение двух последующих лет Фицджеральд опубликовал еще три больших рассказа. В первом, «Рид, замени правого полусреднего», описан футбольный матч, в котором победу своей команде приносит самоотверженно игравший светловолосый Рид, заменивший одного из игроков в момент растерянности всей команды. Футбол всегда был для Фицджеральда символом недосягаемого. Образ футболиста в его представлении сливался с образом храброго солдата, награжденного орденами. Он был для него современным героем негероического века. Даже в этом несовершенном в художественном отношении рассказе Фицджеральд сумел эмоционально передать напряжение и игровой азарт спортивной борьбы.
Две другие истории были посвящены военной теме. В 1910 году был напечатан рассказ «Долг чести», в котором говорилось о судьбе солдата Сандерсона, помилованного генералом Ли. Во время боя Сандерсон оправдал доверие и погиб как храбрый солдат, поджигая дом, в котором засел неприятель. «Он выполнил свой долг», — такими словами закончил автор свой рассказ, навеянный эпизодами, услышанными от отца и его близких, принимавших участие в гражданской войне 1861 -1865 гг. Другой эпизод описан Фицджеральдом в рассказе «Комната с зелеными шторами», который был напечатан в том же журнале «Hay энд зэн» в 1911 году. Автор поведал читателям о том, как был найден убийца А. Линкольна Джон Бус, который скрывался в течение четырех лет. В рассказе исторический материал тесно переплетается с фантастикой. В эти же годы Фицджеральд написал несколько пьес для местного театра, в которых играл ведущие роли. С 1911 по 1913 гг. в Ньюменском пансионе он опубликовал еще три рассказа: «Несчастный Санта Клаус», «Наказание и ученый», высмеивающий церковную науку, а «Путешествие герцога» явилось первой попыткой автора заглянуть в особняки богачей Пятой авеню.
Фицджеральд был уверен в своем таланте, он знал, чего ему надо добиваться в жизни. Подчас эта самоуверенность отталкивала от него товарищей, но они уважали его живой ум, его умение высмеивать кого-либо в стихах и эпиграммах. Как и прежде, в эти годы Скотт Фицджеральд продолжает много читать. Киплинг, Теннисон, Честертон, Оппенгейм и другие — вот круг его чтения. Посещение театров Нью-Йорка навело его на мысль написать музыкальную комедию. Как-то летом он привез домой пьесу «Трофейная тень», героями которой были пьяницы, комичные гангстеры, старая дева, ирландский полисмен и французский сыщик. Пьеса была поставлена в Елизаветинском драматическом клубе и имела огромный успех. Однажды весной последнего года пребывания в Ньюменском пансионе ему случайно попала в руки партитура музыкального спектакля «Его честь Султан», поставленного студенческим клубом «Трингл клаб» Принстонского университета. «Этого, — писал он позднее, — было достаточно для меня. Вопрос об университете был решен. Я направился в Принстон». Из другого замечания Фицджеральда видно, что в выборе университета не последнюю роль сыграли и проигрыши футболистов Принстона, и он надеялся, что его введут в состав команды. В этом университете, впрочем, как и во многих других, между студентами не существовало равенства. Главной заботой студентов первых двух курсов было сделать университетскую карьеру. Футбол являлся лучшим средством завоевания положения «в обществе». За футболом наиболее сильной организацией являлся «Трингл-клаб», который, благодаря огромной затрате времени и энергии старшекурсников, ставил ежегодно банальную музыкальную комедию. Самое последнее место в перечне остальных клубов университета занимал «Тайге». Принстонские клубы должны были обеспечивать систему градации студентов, согласно их социальному положению в обществе, уже к середине второго года обучения.
Семнадцати лет Фицджеральд сдал экзамены в Принстонский университет. Он сразу же почувствовал разницу между собой и детьми богатых. У него появилось «прочное недоверие, враждебность к классу бездельников — не убеждения революционера, а затаенная ненависть крестьянина. В последующие годы я никогда не мог перестать думать о том, откуда появлялись деньги моих друзей». Самолюбивому, уверенному в своем таланте Фицджеральду нелегко добиться признания в Принстоне, где он хотел быть либо капитаном футбольной команды университета, либо президентом «Трингл-клаб». Вскоре ему пришлось оставить стадион из-за роли в пьесе Английского драматического общества, которое не имело большого престижа, но, благодаря участию в нем, Френсис мог напечатать что-либо из своих произведений в одном из выпусков «Тайге». Лирические стихи, представленные Фицджеральдом в «Трингл-клаб», были отвергнуты ради песен хорошо известных студентов из высшего общества. Весь первый год он писал оперетту и лирические стихи для «Трингл-клаб». Он работал, как одержимый, часто просыпаясь по ночам, разбрасывал по полу исписанные листы, которые на следующее утро, не глядя, кидал в корзину. Он запустил занятия, результатом чего явился провал на экзаменах, который он позднее описал в своем рассказе «Шпили и горгулья». Упорство Фицджеральда было вознаграждено. Уже в конце второго года пребывания в Принстоне он стал известной фигурой: был избран президентом «Трингл-клаб» и редактором «Тайге». Но стоило ему заболеть малярией и отправиться лечиться домой, как он не только лишился звания президента, но даже перестал числиться членом этого клуба.
Вернувшись в Принстон в 1916 году, Фицджеральд продолжал писать лирические стихи для «Трингл-клаб», поэмы и рассказы для «Тайге». В это время его имя начало появляться в журнале «Нассау лит», в котором были опубликованы одноактная пьеса «Призрачные почести» и рассказ «Тяжелое испытание».
В первом произведении Фицджеральд показал француза, приехавшего из провинции в Париж, с целью узнать о своем давно умершем отце, которого он почти не помнит. Он разыскал старых друзей отца в одном из винных погреб-ков. Бывшие собутыльники поведали сыну о жизни «велико-лепного неудачника», который был хвастливым пьяницей, но имел «славную душу». И вот герой постепенно, незаметно для себя опускается и настолько начинает походить на своего родителя, что, когда он умирает, старый друг его отца произносит имя последнего.
В рассказе «Тяжелое испытание» автор описывает в сильно драматизированном стиле душевную борьбу юноши между религиозными догмами и искушениями жизни. В сюжете и содержании истории нашла отражение религиозная неустойчивость самого Фицджеральда. Авторская оценка жизненного опыта героев в данном случае уже более сложная, чем в ранних произведениях.
Благодаря своей работе в «Нассау лит» Фицджеральд познакомился с Эдмундом Уилсоном, редактором журнала, со вкусом и мнением которого многие считались. Последний обладал способностью сравнительно точно определять литературную ценность произведения. У Уилсона был разумный критический подход к действительности, воспринятый от отца-юриста. В отличие от него Фицджеральд жил в своем воображении, в нем кипела поэтическая жилка, и никто не мог с ним состязаться в творческом огне. По сравнению с живым и порывистым Фицджеральдом Уилсон казался застенчивым и педантичным. Они как бы дополняли друг друга, и это сыграло не последнюю роль в их сближении. Уилсон высоко ценил поэтический дар Фицджеральда. Об этом свидетельствует то, что через некоторое время после их знакомства первый обратился к другу с просьбой «влить… некоторое свежее волнение молодости» в рукопись своей книги, к которой Фицджеральд писал лирические стихи. Уилсон вместе с другим другом Фицджеральда, Джоном П. Бишопом, открыли для него новый мир неизвестных книг. Бишоп помог увидеть различие между поэзией и непоэзией, после чего Фицджеральд заметил, что некоторые из профессоров университета, преподававших поэзию, в действительности ненавидели и подчас не знали ее.
Большую роль эти друзья сыграли и в отдалении Фицджеральда от церкви. На молодого Фицджеральда сильно влиял старинный друг матери епископ Фей, знакомый еще по Ньюмену и привязавшийся к нему, как к родному сыну. Видя в нем — в определенные моменты жизни — самого себя в молодости, он считал, что Фицджеральд станет неплохим его преемником. При встречах они часто беседовали о величии католицизма, вследствие чего Фицджеральд высказывал мысль, что станет священником. Когда об этом намерении узнал Бишоп, то он заметил, что такие слабохарактерные люди, как Френсис, никогда никого не обратят в свою веру. Религиозные убеждения Фицджеральда под влиянием его друзей-атеистов, Бишопа и Уилсона, были в значительной мере ослаблены и, по замечанию сестры, этот «набожный мальчик» потерял свою религию в Принстоне. Епископ Фей говорил, что Фицджеральд допустил грубую ошибку, считая возможным быть романтиком без религии. «Секрет нашего успеха — в мистике, существующей внутри нас…». Он думал, что его влияние прочно, и вера Фицджеральда окончательно утвердится после их бесед. Но сам Фицджеральд не был Уверен в этом. Он чувствовал себя теперь больше язычником. Религия, по его мнению, имела слишком малую связь с Жизнью. Но, несмотря на это, теплые отношения его с епископом Феем не прекратились. Они по-прежнему переписывались, и, когда последнему представилась возможность побывать в России в качестве руководителя делегации Красного Креста, он сразу же предложил Фицджеральду сопровождать его. Но этому не суждено было сбыться: в связи событиями, происшедшими в России в 1917 году, поездка была отменена.
Фицджеральд продолжал много писать. Постепенно он все больше отдает предпочтение одному из журналов: «Нассау лит». Темой одного из рассказов, написанного для этого журнала, «Вдохновение и последняя капля», послужила его первая любовь. Девушка, в которую он был влюблен, Джиневра Кинг принадлежала к имущей аристократии Чикаго. Для Фицджеральда она была принцессой, для которой он добивался почестей и славы. Но она не захотела ждать, пока он достигнет материального благосостояния. Она была недосягаема. А замечание, ненароком брошенное на одном из званных вечеров, что бедным юношам нечего думать о женитьбе на богатых девушках, ранило его в самое сердце. С тех пор он «не мог перестать думать, что однажды нечто вроде права сеньора может быть использовано… по отношению к его девушке».
Но в этом раннем рассказе «Вдохновение и последняя капля» Фицджеральд показал другой конец своего романа. Его герой возвращает свою потерянную любовь, и осуществление его мечты уничтожает желание писать. Оставшиеся дни он проводит в игре в гольф, прилично скучая в обществе. Это первый рассказ, в котором появляется лейтмотив большинства его произведений, отражающих жизненный опыт автора.
Военная лихорадка, затронувшая Принстон в 1917 году, коснулась и Фицджеральда. Он добровольно вступил в армию и покинул Принстон, не получив диплома об окончании университета. В октябре он получил назначение в Форт Ливенворс (Канзас). Последовали пятнадцать месяцев военной службы в американских учебных лагерях. Хотя Фицджеральд и не был заражен патриотическим пылом, он негодовал, что ему не пришлось участвовать в героических сражениях, и никогда не прекращал на это жаловаться. В свободное от военных занятий время Фицджеральд дорабатывал роман, который начал писать ранее. Когда он показал первые главы профессору литературы Дину Госсу по возвращении в Принстон из неудавшейся поездки в Россию, то профессор вернул рукопись, считая, что «роман недостаточно хорош». Теперь, в Ливенворсе, Фицджеральд заново переделал его целиком. Работал он очень много и в отдельные субботние вечера писал по 1200 слов, посылая каждую главу машинистке в Принстон. Он жил, по его словам, «в грязных карандашных страницах. Все мое сердце принадлежало моей книге». Написанные главы романа Фицджеральд посылал Бишопу. Его критические замечания относительно недостаточной субъективности книги автор учел в последующей работе. В марте он послал рукопись романа «Романтический эготист» Ш. Лесли, который, откорректировав книгу, представил ее в издательство Скрибнерс. Рукопись была возвращена с рядом замечаний. Его хвалили за оригинальность и предлагали улучшить произведение. Фицджеральд немедленно принялся за работу, и к середине октября исправленная рукопись была вновь отправлена в издательство. Но и на этот раз роман был отклонен, несмотря на энтузиазм редактора Максуэлла Перкинса, открывателя молодых талантов. В это время Фицджеральда перевели из Ливенворса в лагерь Гордон (Джорджия), а затем в Шеридан, около Монтгомери (Алабама). Здесь он узнал, что его любимая девушка Джиневра Кинг скоро выйдет замуж, и именно здесь он познакомился с будущей своей женой, дочерью судьи, Зельдой Сейер. В Монтгомери это была всеми уважаемая семья. Отец Зельды был нетерпимым католиком; мать, будучи очень музыкальной, некогда стремилась в оперу, но, выйдя замуж, посвятила себя семье и саду. И в то время, как ее муж жил работой, читая для развлечения историю, она писала поэмы в местную газету. Зельда была одной из пяти детей. Она была красивой избалованной девушкой, совсем непохожей на своих разумных консервативных родителей, которые больше подходили на роль деда и бабушки. Они ни в чем не отказывали ей, потакали любой ее прихоти.
Война в Европе шла к концу, а Фицджеральд со своей дивизией еще не добрался до моря. И к великому его огорчению перемирие было заключено прежде, чем они достигли Лонг-Айленда. «Я никогда не испытывал страха идти на войну, — писал он в 1930 году. — Я был, во-первых, в то время католиком, который верил в бога, во-вторых, я думал, что закончил большой роман, в-третьих, в порту погрузки на судно, где мое продвижение закончилось, я так влюбился в Зельду, что не мог ни о чем больше думать». После окончания войны Фицджеральда демобилизовали, и он отправился в Нью-Йорк. Он дважды делал предложение Зельде, но оба раза получал отказ вместе с искренними заверениями в любви. Она, как все женщины ее круга, считала, что муж должен материально обеспечивать семью, а он еще не мог быть в достаточной мере ей опорой. Фицджеральд много писал, но рукописи возвращались, и он немедленно посылал их в другой журнал. Сплошные неудачи и крах надежд толкнули его к вину. Он начал пить. Первый стакан виски Фицджеральд выпил в 16 лет. Сначала он плохо переносил этот напиток и пил умеренно. Но со временем это перешло в привычку, и он стал активным участником студенческих попоек. В этот тяжелый период, когда рукописи возвращались из редакций и он мог потерять Зельду навсегда, злоупотребление вином резко усилилось. Впоследствии это привело талантливого писателя к печальному концу. Денег становилось все меньше и меньше, но его бедность была относительной, т. к. были живы родители, к которым всегда можно обратиться за помощью. После второго отказа Зельды он решил уехать в Сент-Пол и сосредоточить все свое внимание на книге. Желание вырваться из этой бедности и добиться руки Зельды увеличивало его работоспособность. Он работал почти круглосуточно, родители помогали ему по мере возможности. не допуская никого к нему. Он обновлял старый материал и писал новые главы. Вскоре роман был закончен и отправлен в редакцию. Новый вариант книги под названием «По эту сторону рая» был принят к печати. «Книга так оригинальна, что трудно предсказать, как она разойдется, но мы все за риск и энергично поддерживаем ее», — писал Максуэлл Перкинс. Бишоп считал книгу «чертовски хорошей» и писал, что «наиболее поэтическое в романе — название — не могло бы быть лучше».
Роман «По эту сторону рая», вышедший в свет в 1920 году, был одним из самых ярких художественных произведений «джазового века». Фицджеральд был первым, кто детально описал жизнь американских юношей этого времени. В опубликованной книге автор использовал удачные главы из первого ее варианта, переработав и частично изменив их. Так, в главе II первой книги использованы рассказы «Шпили и гаргулья», «Ха-ха, Гортензия», «Простаки» и «Кресчендо», написанные от третьего лица, сокращенные и заново отредактированные, а глава III содержит материал из глав «Второе-происхождение эготиста», «Дьявол» и других. Но, по свидетельству самого автора, «старый материал получил новое oсвещение…, все персонажи выписаны лучше». В другом письме Максуэллу Перкинсу он писал: «Вчера я закончил первый черновик романа, названного „Воспитание выдающейся личности“ (первоначальное название романа „По эту сторону рая“, которое стало названием II части книги — Н. К.). Это пересмотр неудачного „Романтического эготиста“, который содержит часть старого (переработанного материала и носит черты фамильного сходства. Но в то время, как тот — винегрет, этот являет собой определенную попытку создания большого романа, и я надеюсь, что она мне удалась». Э. Уилсон полушутливо писал в ноябре 1919 года, что роман Фицджеральда был «похож на изысканную пародию Комптона Макензи с подражанием Уэллсу». Интересно замечание самого Фицджеральда, сделанное в письме к матери зимой 1919 года: «Мой роман автобиографичен, но я заимствовал эпизоды из жизненного опыта всех моих друзей». Автобиографичность романа заметна при рассмотрении основных героев, чего не отрицал и сам автор. В письме, адресованном Ф. Ньюмену 26 февраля 1921 г., он писал, что в образе монсиньора Дарси показал своего лучшего друга монсиньора Фея, которому и посвятил свой первый роман. «Он был известен многим католикам как самый блестящий священник в Америке. Письма в книге являются почти точной копией его писем ко мне. Мать Эмори Блейна также реальное лицо, мать моего друга, чье имя я не могу назвать. Связь между началом ее карьеры и судьбой поварихи из „Юношеских встреч“ так очевидна, что я отдаю должное Вашему указанию на это.
Я возражаю против двойного обвинения: с одной стороны, полное списывание образа с жизни, а с другой, кража его у другого автора. Я получил целый ряд нареканий из Принстона за то, что я вставил Дж. (Джон П. Бишоп) в эту книгу как Томаса П. Д’Инвиллерса, а теперь мне говорят, что я позаимствовал дилетанта — эстета Уилпорта у Макензи. Глава „Шпили и гаргульи“, возможно, была подсказана „Мечтающими шпилями“, но термины, „ловкач“ и „молодчина“ были в ходу в Принстоне, когда я впервые там появился, до того, как „Юношеские встречи“ были написаны. Мне кажется, что вы слили воедино справедливую критику с такими мелочами, как сравнение имен Блейн и Фейн. Кажется, вы не хотите признаться, что даже у Макензи были свои источники как „Дориан Грей“ и „Нет других богов“ и, может быть, случайно мы напились из одного источника». Защищая свой роман, Фицджеральд, однако, не отрицал влияния других авторов. «Моя книга совершенно ясно носит заметные следы постороннего влияния» — писал он Ф. Ньюмену в цитируемом выше письме.
Главным героем романа «По эту сторону рая» является Эмори Блейн. Автор начинает повествование с рассказа о родителях героя, его детстве. Как и у самого Фицджеральда, главная роль в семье Эмори принадлежала матери — Беатрис О’Хара. Воспитываясь в Священном монастыре в Риме, двери которого были открыты только для дочерей богатых, она получила блестящее образование. Отец героя, Стефен Блейн, высокий, с безжизненным лицом, был человеком довольно нерешительным, «постоянно занятым заботами о своей жене, постоянно обеспокоенным мыслью, что он не понимает и не сможет понять ее».
Его сын, Эмори, внешне был привлекательным мальчиком с каштановыми волосами и большими прекрасными глазами. Одаренный богатым воображением, он уже в пять лет был превосходным компаньоном своей матери во время путешествия на машине деда от Коронадо до Мехико-Сити. «Он не считал себя „сильной личностью“, но полагался на незаурядный склад своего ума». Эмори считал себя достаточно совершенным физически. Свои умственные способности он оценивал как неоспоримо превосходные, что давало ему все основания считать себя способным всех очаровывать. Около двух лет Эмори посещал школу в Виннеаполисе, «которая вызвала у него отвращение к образцовым писателям», а затем учебное заведение в Сент-Реджисе (Коннектикут). В это же время он познакомился со старым другом матери монсиньором Дарси, с которым его связала дружба на долгие годы и который оказал большое влияние на его мировоззрение. Затем Эмори сдал экзамены в Принстонский университет. Обнаружив, что имена многих писателей он даже не слышал, Эмори с упоением читал произведения Уайльда, Шоу, Честертона, Китса и других. Он пишет стихи, пьесы, рассказы для «Трингл-клаб». Автор рассказывает о его первой любви к Изабелл Бордж, об их переписке, о размолвке, происшедшей во время ее приезда в Принстон. Другой неудачей Эмори явился провал его (кандидатуры на выборах президента Принстона, который означал исключение его из списка редакционного совета университета. Его отец умер спокойно и незаметно, когда Эмори было около 20 лет. Знакомясь с деловыми бумагами отца, он с удивлением обнаружил ухудшение финансовых дел семьи в последние годы, даже деньги матери, которые считались неприкосновенными, не могли поправить положения. Но Эмори никогда этого не чувствовал.
Началась первая мировая война, Эмори ушел в армию: он был младшим лейтенантом 171 пехотного полка. В отличие от автора Эмори пришлось участвовать в сражениях, о чем мы узнаем из письма другу, Тому Д’Инвиллерсу.
Вернувшись в Нью-Йорк после демобилизации из apмии, Эмори вместе с другом, Томом, навешают своего соученика Алика Коннаджа. Его обедневшая семья относилась к высшему обществу. Эмори познакомился с сестрой Алика, восемнадцатилетней Розалиндой. Она была хороша собой, прекрасно танцевала, неплохо рисовала. У нее был приятный голос, красивые серые глаза и светлые волосы. Розалинда была стройная с грациозной походкой девушка, «одна из тех девушек, которым нет необходимости прилагать даже самое слабое усилие, чтобы заставить мужчин влюбляться в них».
Она была совершенно беспринципной; ее философия выражалась девизом: «лови момент и не мешай другим». За первым знакомством с Эмори и легким флиртом к ней пришло большое чувство. Мать была против брака и старалась внушить дочери, что Эмори не сможет обеспечить семью. Несмотря на то, что Розалинда искренне заверяла Эмори в своей любви, она отказывается выйти за него замуж. «Я не могу жить без деревьев, цветов, готовить в маленькой квартирке, ожидая тебя. Ты возненавидишь меня в этой тесной атмосфере. Я заставлю тебя возненавидеть меня». Она возвращает ему обручальное кольцо. «Никогда не забывай меня, Эмори», — просит она на прощанье. Розалинда была для него единственной девушкой в бескрайнем мире, которая смогла бы его удержать.
Фицджеральд всегда негодовал, что его бедность была причиной потери любимой девушки. И в момент написания романа он считал его единственным шансом добиться руки Зельды. Действительно, когда роман вышел в свет и принес большую (известность автору, она дала свое согласие стать его женой.
После отказа Розалинды Эмори переживает кризис. Он начинает пить. Эмори бросает работу в рекламной конторе. Он много читает и много пишет. Но все его рукописи возвращаются, так и не увидев света. И постепенно он утрачивает свой прежний литературный энтузиазм. Узнав о помолвке Розалинды, он понял, что потерял ее безвозвратно. Его надежды рушатся одна за другой по мере того, как он узнает, что не может ожидать дальнейших денежных переводов от матери. В это же время приходит известие о внезапной смерти в Филадельфии монсиньора Дарси. Оставшись одиноким в огромном Нью-Йорке с 24 долларами в кармане, Эмори размышляет, глядя из окна на движение толпы: «Я не люблю бедных людей… Я ненавижу их за то, что они бедные. Бедность когда-то была прекрасна, но теперь она отвратительна. Это самая отвратительная вещь в мире. По существу лучше быть развращенным и богатым, чем быть невинным и бедным… О’Генри находил в этих людях романтику, пафос, любовь, ненависть — Эмори видел только грубость, развращенность и глупость». Автор концентрирует внимание на этих потерях Эмори - любимых героев, любимых женщин, идеи прогресса и религии — на его попытках найти что-нибудь во что верить. «Он знал, в его сердце не было бога; его идеи были все еще в беспорядке; всегда была боль воспоминания, сожаление о потерянной юности — кроме того, разочарование оставило осадок в его душе, подорвав его чувство ответственности и любовь к жизни». Его друг пропал, словно его никогда и не существовало; монсиньор Дарси умер. Для него не было больше мудрых людей, не было героев.
Он презирал Торнтона Хэнкока, которого уважала половина интеллигенции всего мира как знатока жизни, «как учителя учителей, советника президентов — и все же Эмори знал, что этот человек в душе сам искал опоры в приверженцах другой религии». Мистические мечты, которые однажды завладели им в тиши ночей, теперь вызывали у него отвращение. Его разочарование в религии «приняло форму старой как мир, процессии пророков, мучеников, святых…» «Женщины — от которых он ожидал так много, чья красота, он надеялся, превратится в виды искусства, природное чутье которых он думал воплотить в выражение своих переживаний, — просто посвятили себя потомству. Изабелл, Клара, Розалинда, Элеонор — все сошли со сцены благодаря своей красоте, из-за которой сталкивались мужчины; все они были лишены возможностей дать что-нибудь, кроме боли в сердце и страниц, ставящих в тупик слов, которые стоило записать».
Эмори слушал рассеянно людей, которые делали вид, что знают, и которые не знали ничего. Когда-то он мечтал стать значительной фигурой в обществе, «великим диктатором или писателем, либо религиозным или политическим вождем». Но жизнь слишком сложна, и мир так велик, что «не может возвысить по-настоящему никого». Во время войны популярные герои не имели «ни авторитета, ни ответственности. Как мог школьник стать героем Першинга? У великого человека нет времени что-либо делать кроме того, чтобы сидеть и быть великим» . По его мнению, постоянные герои могут быть только в истории, а не в жизни. Он презирал противоречивость в людях, но прощал ее вождям, так как считал их наследниками прогресса, хотя их внутренние разногласия и могли «послужить причиной смерти миллионов людей… Людям так трудно поверить в вождей сейчас, чрезвычайно трудно». Едва только появился популярный реформатор или политик, или писатель, или философ — «Рузвельт, Толстой, Вуд, Шоу, Ницше — как сталкивающиеся течения критицизма смоют его». Он считал, что «ни один человек не может вынести исключительного положения. Людей тошнит от того, что они слышат одно и то же имя снова и снова». И в этом он винит буржуазную прессу. Даже в самом блестящем еженедельнике страны в «Нью демокраси» умному репортеру приходится быть циничным, по отношению к людям, доктринам, книгам или политике«, с которыми ему приходится иметь дело, и чем больший скандал он может извлечь из них, тем больше ему платят, тем больше раскупают выпуск. Эмори поклялся не прикасаться к бумаге, пока его идеи не прояснятся для него или умрут совсем. Он слишком сильно верил в ответственность писателя, считал, что необходимо иметь связь с интересующим делом. Работа же клерка в течение 10 лучших лет его жизни не имела никакого отношения к его интересам. Он внезапно понял то, чего всегда хотел и будет желать — „не восхищаться, не быть любимым так, как ему казалось; но быть совершенно необходимым людям“. Он вспомнил то чувство уверенности, которое замечал в Борне Холидее. И ему вдруг захотелось отбросить старую эпиграмму, оправдывавшую его безразличие. („Очень мало что значит, и ничто значит очень много“), и „почувствовал огромное желание дать людям чувство уверенности“. Надежда зарождается снова. Он протянул руки к прозрачному чистому небу. Я знаю себя, — крикнул он, — но это все». Так заканчивает автор свое повествование о судьбе Эмори Блейна.
И читатель чувствует, что сам Фицджеральд не знает, как сложится дальнейшая жизнь его героя. В Эмори он показал самого себя. Мы наблюдаем тождественность мыслей, чувств, переживаний автора и героя его произведения. У молодого писателя еще не сложился свой целостный взгляд на исторические процессы, происходящие в окружающем мире. Он вместе с Эмори пытается осмыслить и обобщить их, ищет объяснение у различных философов. И так как сам автор еще не совсем разобрался в многочисленных философских учениях, ело герой непоследовательно становится защитником идей то Джеймса, то Ницше, то Маркса. Однако герои романа только обсуждают их идеи. Фицджеральд не сумел показать влияния философских учений на развитие характеров героев. Читатель наблюдает формирование мировоззрения героя, а вместе с ним и самого автора.
Роман «По эту сторону рая» имел огромный успех благодаря верному изображению века. Это было первое произведение, в котором рассматривались серьезно проблемы, стоящие перед молодежью послевоенной Америки. Произведение явилось вызовом старому порядку, и те, кто, подобно Фицджеральду, росли во время войны, — «потерянное поколение», — увидели в его герое зеркальное отражение самих себя. Фицджеральд отважился взять под сомнение моральные взгляды установившегося порядка и громко провозгласил эмансипацию американской молодежи XX века от сдерживающих ограничений прошлого.
Герой Фицджеральда, в противовес Нику Адамсу Хемингуэя, стремится не к пониманию абстрактного зла, а к уяснению различий, отделяющих одного человека от другого. Картины жизни Эмори в колледже и в Принстоне, изображенные автором в первой половине книги, написанные непосредственно под впечатлениями, которые еще не успели остыть, остры, убедительны и интересны. Письмо президента Принстона Хиббена, выразившего негодование университетской «аристократии» по поводу фривольного описания жизни студентов, свидетельствует о точности и реалистичности отражения будней молодежи, их взаимоотношений, споров и обсуждений различных вопросов, волновавших их умы, раз-влечений в свободные вечера, кутежей в ресторанах, шумных попоек с девицами легкого поведения. В романе много несвязанных эпизодов, раскрывающих жизнь студенческой молодежи и изменения в характере главного героя («Шпили и гаргулья», «Дебютантка», «Дьявол», «Клара», «Элеонор», сцена в гостинице и другие). Ни один из этих рассказов не отвлекает внимания читателя от Эмори, они предназначены показать превращение романтического эготиста в подлинно выдающуюся личность. Самовлюбленность Эмори, его преувеличенное мнение о самом себе, его отчаянная борьба за индивидуальность являются выражением отвергнутой личности. И если он недостаточно честен с собой, то это больше от недостатка познания себя, чем желания обмануть. Становление Эмори как общественного мыслителя в конце книги, вероятно, произошло под впечатлением произведений Шоу и Уэллса, влияние которых автор все еще испытывал. В сущности, размышления главного героя не удивляют читателя и понятны ему, хотя спор о важнейших проблемах жизни является несколько искусственным, как и сама затея свести Эмори и миллионера.
Однажды по пути в Принстон Эмори предложили подвезти. В машине он познакомился с миллионером, оказавшимся отцом погибшего на войне соученика по университету Ференби. Он излагает свои мысли о классе богатых, к которому еще недавно сам принадлежал и который «благодаря наследству… или бесчестности стал имущим классом». Он утверждал, что все дети независимо от состояния родителей должны получать одинаковое образование. Эмори говорил о неграмотности многочисленного среднего класса, не имеющего фактически своего собственного мнения, «ясных логических идеалов, кроме стойкого флегматичного сопротивления всем изменениям». Эти усталые, «слишком запутавшиеся в современной жизни» люди готовы проглотить «любую, но уже переваренную пищу», которая приготовлена с согласия владельца газеты какой-нибудь «богатой консервативной, старой партии… За два цента избиратель покупает свою политику, предрассудки и философию». А люди хотят верить: студенты стараются поверить в известных авторов, избиратели — в конгрессменов, страны — в своих государственных деятелей. Но они не могут, так как существует «слишком много рассеянного, нелогичного, необдуманного критицизма». По мнению Эмори, современная жизнь изменяется с каждым годом и «если жизнь не является поиском истины, то она может быть чертовски забавной игрой». Социальная революция могла бы изменить ее. Он полагал, что его положение не стало бы хуже: она возвысила бы его. Высказывая свои мысли о социализме, Эмори отнюдь не был социалистом, он сам признавал, что не был уверен в половине высказанного им, но логика жизни, когда «самый богатый человек получает самую прекрасную девушку, если он хочет ее, художник без постоянного дохода должен продавать свой талант пуговичному фабриканту»5, толкала его к социалистическим идеям. Себя он считал «продуктом беспокойного поколения» и поэтому имел все основания отдать свой ум и перо радикалам«. Хотя, как и его герой, Фицджеральд не знает способа изменить «американский образ жизни», но уже первым своим романом он протестует против несовершенного мира старшего поколения и его прагматической философии. В этом заключается основная мысль произведения. В дальнейшем интерес Фицджеральда к марксизму возрастет. Но он так и не сможет до конца понять это учение. Расплывчатость мировоззрения молодого писателя явно чувствуется во взглядах героя его первого романа. Поэтому дальше искреннего глухого протеста крестьянина против жизненной несправедливости и разговоров об общих, но до конца непонятых идей социализма ни автор, ни его герой не идут. Эмори протестует, но не знает, каким образом осуществить перестройку общества по-иному, ибо он презирает беднейшую часть его — пролетариат, который является основной движущей силой социалистической революции. Эта половинчатость ’ взглядов героя — следствие его буржуазного воспитания и мелкобуржуазной среды, представителем которой он фактически является и от влияния которой он не может избавиться. Отсюда полная неопределенность дальнейшей судьбы героя, которого автор не знает, куда направить. Именно этот тупик когда герой не хочет жить по-старому и не знает иного пути, порождает у него чувство растерянности. Отрыв от мировоззрения своего класса и неприятие мировоззрения другого создает вокруг него социальный вакуум, благодаря чему возникает ощущение потерянности. Его судьба типична для представителей молодого поколения той эпохи — потерянного поколения.
Толчком и причиной пробуждения «беспокойного поколения», послужила война, которая «определенно разрушила старые предпосылки убийственного индивидуализма». Фицджеральд выразил «иллюзию разочарования» поколения, которое, по выражению Малькольма Каули, «принадлежало периоду перехода от ценностей уже устоявшихся к ценностям, которые еще должны были быть созданы». Но это не является единственным исходом поиска Эмори: «Даже, если бы глубоко в душе я думал, что мы все слепые атомы в мире, столь быстротечном, как удар маятника, я и подобные мне боролись бы против традиции, пытаясь, наконец, заменить старые устои новыми». Высказывание автором устами свое-го героя идеи социального переустройства говорит о его гражданской смелости, так как по замечанию английского критика К. Кросса, это было «достаточно опасным делом в год пальмеровских рейдов и ареста Сакко и Ванцетти».
В художественном отношении роман «По эту сторону рая» сильно отличался от последующих произведений Фицджеральда. У него еще не выработалось умение писать изящно и ярко. Но уже в этом первом крупном произведении он показал себя одаренным многообещающим художником-реалистом.
В распределении сюжета Скотт Фицджеральд следовал писателям «поисковых» книг. Единственной уступкой, на которую он шел в построении романа, было разделение его на две части: «Романтический эготист» и «Воспитание выдающейся личности». Но настоящее деление наступает в четвертой главе первой книги, т. е. почти на пятьдесят страниц раньше. В этой главе автор намечает более серьезное направление в развитии характера Эмори. Беседы становятся полными идей и менее забавными. Обе части романа состоят из глав, многие из которых не»длиннее одного абзаца, с названиями, указывающими на последовательные этапы превращения героя из «эготиста» в «личность». Автор использовал часть из написанных и вышедших в свет ранее рассказов. Сравнив некоторые сцены романа с опубликованным в «Haccay лит» и «Смарт сет» материалом, нельзя не заметить, что содержание их улучшилось. Во многих переписанных отрывках романа «По эту сторону рая» видно, что автор стремился к свежести и новизне языка. Легкий разговорный стиль и лиризм произведения явились большой удачей после мелочной тяжеловесности господствующих в американской литературе 20-х годов натуралистов. Интересна форма романа: читатели встречают и стихи (глава V, ч. II, р. 243), и прозу, главы, написанные в форме диалога, в жанре пьесы. Так, размышления главного героя даны в виде вопросов и ответов:
«— Вопрос: — «Хочешь ли ты иметь много денег?
— Ответ: — Нет. Я просто боюсь быть бедным…
— Вопрос: — Куда тебя несет?
— Ответ: — О, не спрашивай меня!
— Вопрос: — Тебе безразлично?
— Ответ: — До некоторой степени. Я не хочу совершать морального убийства…».
Но это был диалог не двух внутренних голов, а сомнения одного, который был одновременно и спрашивающим, и отвечающим. Правда, такая форма повествования несколько тормозит развитие сюжета. Внимание читателей часто отвлекается на многочисленные отступления, вставные новеллы. Позднее, при написании романа «Великий Гетсби», автор останавливается на прозе. Именно в этом произведении проявляется способность Фицджеральда, по выражению Эдмунда Уилсона, «играть языком». Но уже в первом романе ощущается, что у Фицджеральда, по замечанию того же Уилсона, «был инстинкт грациозной и яркой прозы, чему некоторые из его наиболее претенциозных приятелей могли позавидовать». Так например, рисуя картину наступления ноябрьского вечера, описанную в V главе II-й книги, автор тонко передает душевное состояние героя. Серый фон наступающих сумерек как нельзя лучше соответствует безразличному настроению отрешенного человека: «Эмори стоял под стеклянной опускной решеткой театра, наблюдая, как первые большие капли дождя разбрызгивались и превращались в темные пятна на тротуаре. Воздух становился серым <с молочным отливом; одинокий свет, внезапно вспыхнувший через дорогу, обрисовал контур окна, затем другой, потом сотни огней заплясали и замерцали перед его взором. Под его ногами густой верхний свет пожелтел; на улице огни такси отбрасывали сверкающие блики на уже почерневшую мостовую. Неприветливый ноябрьский дождь упрямо воровал последний час дня и отдавал его под залог этому древнему хранителю ночи».
Глубоко лирична и эмоциональна драматическая сцена объяснения Эмори и Розалинды. Принеся в жертву благополучию свою любовь, Розалинда восклицает: «О, боже, я хочу умереть! О, Эмори, что я сделала с тобой?». Фицджеральд замечает в ремарке: «И глубоко под ноющей грустью, которая со временем пройдет, Розалинда почувствует, что она потеряла что-то, она не знает что, она не знает почему».
Фицджеральд доказал важность эмоциональной настроенности самого автора и свое умение выражать ее. Оценивая роман, Эдмунд Уилсон писал: «Ее (книги — Н. К.) эмоции не затрагивают вас глубоко, ее драма не заставляет вас затаить дыхание: но ее веселость, колорит действуют возбуждающе после большинства тусклых и тяжелых произведений серьезной американской беллетристики». Скотт Фицджеральд сумел уловить дух времени и эмоционально передать его. Испытывая недостаток структурного единства, его первая книга привлекает «энергией, честностью» (по выражению Малькольма Каули), и ее колеблющаяся моральная точка зрения возмещается последовательностью настроения или чувства, которое объединяет все произведение. Для Фицджеральда в 23 года это была книга, которую он хотел написать, книга, которую он написал. «Если бы это не было жизнью, это было бы изумительным», — воскликнул автор в раннем эпизоде ’Своего произведения, когда трансатлантический лайнер в четырех часах пути от Нью-Йорка лег на обратный курс, чтобы вернуть на берег больного тринадцатилетнего Эмори. То же самое можно сказать и о самом романе, так как несмотря на все недостатки, он великолепен в своей убежденности, жизнерадостном лиризме, актуальности.
Интересно, что в наше время книга Фицджеральда снова обрела популярность. Вторая мировая война породила новое «потерянное поколение», которым занимаются на Западе все — от коммерсантов до философов, от педагогов до социологов. Жесткая действительность западного мира, культ насилия и произвола, дух безжалостной конкуренции между людьми порождают у молодежи капиталистических стран цинизм и чувство протеста. Последние порой принимают форму бесцельного бунтарства, протеста, не затрагивающего устоев капиталистического общества. Юноши и девушки находят, по-видимому, в книгах Фицджеральда, в том числе и в романе «По эту сторону рая», отзвуки, близкие их настоящим переживаниям, общественным настроениям. Вопросы, занимавшие умы в 20-х годах XX века, вновь встают перед новым поколением читателей, заставляют задумываться, к чему приведут их новые идеи, новые вожди, новые философские течения. Роман «По эту сторону рая» Фицджеральда переживает свою «вторую молодость».
Опубликовано в издании: МОПИ им. Крупской. Ученые записки, том 175 (Зарубежная литература) вып. 10. М., 1967.