Александрович Наталья Владимировна
Концептосфера художественного произведения в оригинале и переводе (на материале романа Ф. С. Фицджеральда «Великий Гэтсби»)
Общая характеристика
Реферируемая диссертационная работа посвящена комплексному исследованию концептосферы романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» и способов ее репрезентации в переводах романа на русский язык Е. Калашниковой и Н. Лаврова.
Среди проблем, рассматриваемых современным переводоведением, наиболее сложным представляется комплекс задач, связанных с переводом художественного текста. Это объясняется, во-первых, трудностью определения самого феномена художественного текста, во-вторых, его оригинальной спецификой, наименее поддающейся формализации, и, в-третьих, традиционной парадоксальностью требований, предъявляемых к переводу.
Одной из центральных в переводоведении является проблема понимания и интерпретации текста. Параллельно она рассматривается и другими научными направлениями (семиотическим, психолингвистическим, культурологическим и др.). Если до недавнего времени эта проблема решалась лингвистическими или литературоведческими методами [Галь, 1980; Гак, 1979; Комиссаров, 2000; Чуковский, 1968; Федоров, 2002], то исследования последних лет, рассматривающие язык в неразрывной связи с культурой, обществом и мышлением [Вежбицкая, 1997, 2001; Гаспаров, 1988; Залевская, 2005; Маслова, 2004; Тер-Минасова, 2004 и др.], придали научным поискам новое оригинальное направление. Естественный язык понимается и рассматривается как неотъемлемая часть когнитивной системы, обеспечивающей познавательную и мыслительную деятельность человека. Это сближает лингвокультурологию, когнитивную лингвистику и переводоведение как науки, исследующие ментальную деятельность человека.
Концептуальный анализ как универсальный метод лингвокогнитивных дисциплин представляется продуктивным и при решении проблемы понимания и интерпретации художественного текста, поскольку концепты определяются большинством исследователей как ментальные образования, объективируемые с помощью языка [Арутюнова, 1999; Воркачев, 1997, 2004; Залевская, 2005; Карасик, 2005; Степанов, 1993, 2004 и др.]. В результате концептуального анализа художественного произведения можно смоделировать фрагмент языкового сознания автора в виде концептосферы исходного текста, а затем подобрать адекватные ресурсы для его перевода. Таким образом, актуальность настоящего исследования определяется: 1) увеличением внимания современной науки к художественному тексту как психолого-эстетическому феномену, обладающему этнокультурной и индивидуальной спецификой; 2) недостаточной изученностью концептуальной сферы текста, определяющей его форму и содержание и открывающей возможность приблизиться к авторскому пониманию, что, в свою очередь, позволяет наиболее адекватно передать его в переводе; 3) появлением новых переводов классических художественных произведений, что указывает на то, что переводчики увидели новые содержание и смыслы в знакомых текстах.
Объектом исследования являются тексты романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» и его переводов на русский язык Е. Калашниковой и Н. Лаврова. В качестве предмета изучения рассматриваются языковые средства объективации концептосфер романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» и его переводов на русский язык.
Цель работы — охарактеризовать концептосферу романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» в оригинале и переводе. Целевая установка определила задачи работы:
1) выделить ключевые слова — носители концептуального содержания в текстах оригинала и переводов романа Фицджеральда;
2) выявить синтаксические позиции ключевых лексем и смоделировать когнитивно-пропозициональную структуру каждого концепта;
3) смоделировать концептосферу романа, а затем переводов в виде полевой структуры;
4) провести сравнительно-сопоставительный анализ средств объективации концептосфер оригинального и переводных текстов.
Материалом исследования стал роман Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» (1925) как один из прецедентных текстов американской культуры, а также два русскоязычных перевода разных лет, выполненных переводчиками Е. Калашниковой (1980) и Н. Лавровым (2000). Роман посвящен «американской мечте», т. е. ядерный концепт романа — DREAM/МЕЧТА — совпадает с базовым элементом американской культурной концептосферы. Появление методик концептуального анализа и нового варианта перевода позволило рассмотреть возможности оптимального воплощения концептосферы подлинника в переводе. В материал исследования также включены словарные дефиниции слов-репрезентантов базовых концептов оригинала и переводов.
Методологической основой исследования послужили идеи и концепции, представленные в трудах по переводоведению и сопоставительному языкознанию И.С. Алексеевой, В.Г. Гака, Н.К. Гарбовского, М.Л. Гаспарова, А.Н. Дармодехиной, Т.А. Казаковой, В.Н. Комиссарова, А.В. Федорова и др., в которых описаны традиционные и современные подходы к общим и частным проблемам перевода; трудах В.П. Белянина, Л.С. Выготского, А.А. Залевской, А.А. Леонтьева и др., в которых обосновывается психолингвистический подход к исследованию текста; работах Т. ван Дейка, Д. Лакоффа, М. Джонсона, П. Гартенфорса и др., в которых получили освещение вопросы концептуализации мира человеком, а также лингвокультурологические исследования Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, С.Г. Воркачева, В.И. Карасика, В.А. Масловой, Ю.С. Степанова и др.
Методы исследования. Поставленные задачи решались с помощью комплексной методики, включающей принципы концептуального анализа художественного текста, разработанного Л.Г. Бабенко, компонентный анализ, интерпретативный подход к тексту и моделирование объекта. Сбор материала осуществлялся методом сплошной выборки из текста романа Ф.С. Фицджеральда и текстов его переводов. Критериями отбора единиц анализа стали их частотность, информационная емкость, способность трансформировать концептуальное содержание в фактологическом материале.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что для сопоставления оригинального художественного текста на английском языке и его русскоязычных переводов используется концептуальный анализ. Новой является предложенная в работе методика моделирования концептосферы художественного текста и языковых средств ее объективации в виде когнитивно-пропозициональных структур. В работе выявлены и описаны сходства и различия в структурной организации не только базовых концептов оригинала и переводов, но и концептосфер переводов.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что изучение и описание концептосферы художественного произведения в виде полевой структуры позволяют реконструировать авторское представление о мире, достичь понимания текста, близкого авторскому и, таким образом, сделать перевод более адекватным. Сопоставление концептосфер разных переводов одного и того же оригинала позволяет проследить ход переводческой мысли и процесса выработки решений, определить влияние переводящей культуры или субъективного опыта переводчика.
Практическая ценность исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в курсах теории перевода, стилистики и интерпретации текста, спецкурсах по лингвокультурологии и лингвистике текста, практике перевода художественных произведений.
Положения, выносимые на защиту:
1. Концептосфера художественного текста представляет собой поле авторских квантов сознания, включающее ядерные и периферийные смыслы, которые могут быть объективно установлены в оригинальном тексте и переданы в переводе с определенными модификациями. Критериями выделения концептуально значимых единиц являются их многозначность, наличие у них синонимических и/или антонимических уточнений, специфика их синтагматических, парадигматических и словообразовательных связей.
2. Концептосфера романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» включает ядерный концепт DREAM/МЕЧТА, вокруг которого приядерную зону образуют концепты—составляющие «американской мечты» — HOUSE/ДОМ, CAR/МАШИНА, MONEY/ДЕНЬГИ, SMILE/УЛЫБКА и концепт VOICE/ГОЛОС — объект мечты главного героя. Зоны ближней и дальней периферии формируются экзистенциально значимыми концептами WORLD/МИР, LIFE/ЖИЗНЬ, DEATH/СМЕРТЬ и архетипическими концептами LIGHT/СВЕТ, SUN/СОЛНЦЕ, MOON/ЛУНА и EYES/ГЛАЗА, образующими в романе сложную символическую систему.
3. Основные отличия переводной репрезентации концептосферы романа Ф.С. Фицджеральда заключаются в следующем:
1) в содержание ядерного концепта DREAМ переводчики добавили концептуальные признаки, отсутствующие в романе-источнике (музыка, надежда, духовный мир, феерия), в результате чего этот концепт в переводах сместился из национально-культурной в личностную плоскость и ослабилось авторское понимание мечты как иллюзии, ведущей к гибели;
2) приоритетным для переводчиков стало субъективное отношение к описываемым реалиям, это наиболее ярко показано в ядерном концепте МЕЧТА и экзистенциально значимых концептах ЖИЗНЬ и СМЕРТЬ;
3) в переводе Н. Лаврова репрезентируется русский культурный концепт ДУША, не представленный в концептосфере источника; такой прием повышает эмоциональность переводного текста, его соответствие русскому национальному характеру и увеличивает привлекательность перевода для русскоязычного читателя;
4) в переводе Е. Калашниковой концептуально значимый элемент периферии ASHES/ПРАХ представлен лексемой шлак, семантические признаки которой (твердость, промышленный отход, остаток) не совпадают с исходными концептуальными признаками (сухость, останки, тленность, недолговечность), в результате чего теряется авторское приращение смысла в ядерном концепте МЕЧТА, а шлак выбывает из концептосферы перевода.
Апробация. По теме исследования опубликовано 18 работ общим объемом 6 п.л. Содержание диссертации докладывалось на межвузовских, всероссийских и международных научно-практических конференциях (2003—2010 гг.) в Анапском филиале Московского государственного гуманитарного университета им. М.А. Шолохова; Кубанском государственном университете, Даугавпилском (Латвия), Шяуляйском (Литовская Республика) университетах. Основные положения диссертации обсуждались на заседаниях кафедры теории и практики перевода Кубанского государственного университета, кафедр иностранных языков и общегуманитарной подготовки Анапского филиала Московского государственного университета им. М.А. Шолохова, научно-исследовательской лаборатории «Аксиологическая лингвистика» Волгоградского государственного педагогического университета.
Структура. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Основное содержание
В первой главе «Теоретическое обоснование концептуального подхода к переводу художественного текста» определяется терминология исследования, дается общая характеристика современных концептологических направлений.
Моделирование концептов стало одним из наиболее продуктивных направлений современной отечественной филологии. Несмотря на некоторые различия в понимании концептов, в методах и приемах их исследования, представители лингвоконцептологических школ едины в признании того, что концепт — это условная ментальная единица, направленная на комплексное изучение языка, сознания и культуры [Степанов, 1997]. Он имеет объективацию языковыми средствами; через анализ этих средств можно составить представление о содержании и структуре концепта и описать их. В составе концепта выделяют ценностный, образный и понятийный компоненты [Карасик, Слышкин, 2003]. Совокупность концептов как единиц индивидуального сознания складывается в концептосферу, или модель картины мира автора, и воплощается в художественном произведении.
Перевод художественных произведений — это, прежде всего, вид интеллектуальной деятельности, которая заключается во взаимодействии двух концептуальных систем, автора оригинального текста и переводчика, следовательно, сопоставительный концептуальный анализ оригинала и переводов позволяет проследить специфику данного взаимодействия. В результате анализа моделируется концептосфера подлинника как фрагмент авторской картины мира, на которую переводчик может ориентироваться в процессе перевода.
В художественном тексте концепт вербализуется целым комплексом разноуровневых языковых средств, в настоящей работе предлагается моделирование когнитивно-пропозициональной структуры (КПС) концепта как системы авторских представлений об определенном фрагменте мира. Пропозиция в такой структуре является языковым выражением модели конкретной ситуации [ван Дейк, 1989], а именные и предикатные отношения в ней строятся в зависимости от авторского отношения к деталям данной ситуации. Иначе говоря, анализ каждой позиции КПС позволяет наиболее полно реконструировать авторское представление о данном предмете или явлении. По Н.Д. Арутюновой, концептуальный анализ в данном случае направлен на объективное «обнаружение принципов спонтанного, и в силу этого не всегда четкого, моделирования жизненного материла» [Арутюнова, 1999, с. 404]. Таким образом, через анализ связей и отношений внутри КПС мы получаем доступ к содержанию концепта как кванта сознания автора, что, на наш взгляд, позволяет говорить о понимании содержания текста, наиболее адекватного авторскому. Данные концептуального анализа дают переводчику возможность увидеть мир глазами автора и, следовательно, подобрать оптимальные средства для воплощения авторского образа мира в переводе.
Первоначальным этапом концептуального анализа служит предтекстовая пресуппозиция, т. е. те сведения об авторе, истории создания произведения, документальные свидетельства, которые помогают формировать концептуальное пространство текста. Далее проводится анализ лексического состава текста с целью выявления слов одной тематической области с разной степенью экспрессивности. Следующий шаг — обобщение всех контекстов, в которых употребляются ключевые слова — носители концептуального содержания с целью выявления характерных признаков концепта — его атрибутов, предикатов, ассоциаций, в том числе образных. Затем полученные данные сравниваются со словарными дефинициями на предмет выявления общих и специфических черт в репрезентации концепта. На основе всех данных проводится моделирование структуры концептосферы, т.е. выделение в ней ядра (базовой когнитивно-пропозициональной структуры), приядерной и периферийной зон.
Полученная модель позволяет приблизиться к истокам «эстетического впечатления», в результате которого и рождается художественное произведение. Это значит, что можно сделать еще один шаг на пути формализации процессов, скрытых от непосредственного наблюдения, но влияющих на создание и восприятие художественного текста и, следовательно, на его перевод.
Во второй главе «Описание концептосферы романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» представлена модель концептосферы исследуемого произведения в виде полевой структуры.
Замысел романа возник у писателя в 1924 г. в Америке. Первоначально он назывался «Тримальхион», по имени одного из персонажей «Сатирикона» Петрония. Тримальхион — бывший раб, которому удалось разбогатеть и который роскошными пирами пытался завоевать расположение элиты. В процессе работы «Тримальхион» превратился в «Великого Гэтсби». Название, эпиграф и горько-ироничный тон повествования указывают на то, что окончательный вариант, «The Great Gatsby», выбран по аналогии с многочисленными знаковыми американскими реалиями: Great Seal of the United States (герб США); Great Awakening («Великое пробуждение», религиозное движение в XVIII в.); the Great Society (великое общество, США); the Great Land (Великая земля, Аляска); the Great Central State (Великий центральный штат — Северная Дакота); the Great Lakes region (район Великих озер) и др. Главный герой романа становится «великим» потому, что его жизнь посвящена МЕЧТЕ.
DREAM/МЕЧТА относится к этноспецифическим концептам-регулятивам в лингвокультуре США, поскольку характеризует устремления нации создать особую модель поведения, сформировать идеалы, достойные подражания, внушить оптимизм в национальном масштабе. В американской культуре МЕЧТА связывается с представлением о США как о стране, где каждый может разбогатеть и добиться успеха.
На двухстах страницах романа Ф.С. Фицджеральда ключевое слово dream встречается всего 15 раз, что, казалось бы, может вызвать сомнения в его репрезентативности и состоятельности как имени ядерного концепта. Однако вокруг него группируются синонимичные и антонимичные единицы, образуя семантические комплексы, тождественные и синонимические повторы. Их связь подкрепляется сюжетным построением, в котором у каждого из персонажей существует МЕЧТА. Так, Ник Каррауэй приезжает в Нью-Йорк, чтобы заняться финансовым бизнесом, Дейзи желает любви и покоя, Том ищет развлечений, Миртл Уилсон мечтает «выйти замуж за джентльмена», а ее супруг хочет разбогатеть, но в долине праха (a valley of ashes), которая становится эпицентром событий, мечтам не суждено сбыться. Там даже существует символ несбывшейся мечты — остаток рекламного щита с «глазами доктора Эклберга». Когда-то здесь появился окулист с целью расширить врачебную практику, но и его мечта не осуществилась. Таким образом, концепт DREAM становится текстообразующим и может стать предметом анализа.
Компонентный словарный анализ семантики слова dream обнаруживает, что с этой лексемой в ее основном значении связано представление носителя английского языка о положительном эмоционально-психическом состоянии — состоянии надежды на лучшее будущее, ожидания лучшего. На это указывает и происхождение слова: древнеанглийское dream означало ‘радость’, ‘песня’ [Маковский, 2004, с. 181]. Существует и иное семантическое наполнение данной лексемы, связанное со сновидениями, грезами, что показывает отдаленность воображаемого от действительного.
В романе Фицджеральда актуализируются три словарных значения существительного dream: 1) сны; 2) идеал, идеалы; 3) мечта, мечты, а также его синонимический ряд: hope (надежда), idea (идея), wish (желание), fantasy (фантазия), fancy (мысленный образ). Анализ всех контекстов, обнаруживающих индивидуальные авторские представления о МЕЧТЕ, позволяет их обобщить и представить когнитивно-пропозициональную структуру концепта. Она складывается из следующих позиций: субъект — предикат — объект — атрибут.
Позиция субъекта мечты отводится главному герою Джею Гэтсби, бедному парню из американской глубинки, мечтающему разбогатеть и завоевать право быть рядом с любимой женщиной.
Cр.: He had been full of the idea so long, dreamed it right through to the end, waited with his teeth set, so to speak, at an inconceivable pitch of intensity [Fitzgerald, 2001, с. 59]. — Он так долго был полон этой идеей, храня мечту до конца, и со стиснутыми зубами, с нечеловеческой волей ждал, когда же она сбудется (перевод примеров без указания переводчика наш. — Н.А.).
В пяти высказываниях в тексте романа субъектом выступают существительное dream и его синонимы, а также существительное voice/голос. Позиция предиката мечты заполняется в основном фразовыми глаголами, перевод которых дается исходя из контекста:
— It had gone beyond her — [мечта] оказалась выше ее понимания;
— [this voice] couldn’t be over-dreamed — [об этом голосе] нельзя было не мечтать;
— these reveries provided an outlet for his imagination — эти грезы давали выход его воображению;
— some idea of himself had gone into loving Daisy — одна из его идей превратилась в любовь к Дейзи;
— only the dead dream fought on … trying to touch … struggling unhappily, undesparingly — боролась, пытаясь дотянуться…, сражаясь без успеха и уже без отчаяния;
— his dream must have seemed so close — его мечта, должно быть, казалась ему такой близкой.
В данной последовательности предикатов, соответствующей их последовательности в романе, четко прослеживается динамика образа мечты, определенная авторским выбором лексико-грамматических форм. Неотвратимость трагической развязки подсказывается читателю видовременным переходом от глагольных форм простого прошедшего времени dreamed, provided, fought к модальному глаголу с перфектным инфинитивом must have seemed. Эта же идея подкрепляется лексическими единицами fight/struggle unhappily, undesparingly (букв. «сражаться несчастно, неотчаянно»), причем последняя лексема не фиксируется словарями. Видимо, следует рассматривать ее наряду с over-dream (букв. «перемечтать») как авторский окказионализм, введенный для усиления эмоциональности.
В результате анализа объектной позиции КПС было выделено несколько авторских концептуальных признаков:
МЕЧТА имеет пределы (границы) — ср.: beyond the dreams of Castile (предел мечтаний в Кастилии); Daisy tumbled short of his dreams (Дейзи оказалась не такой, как в его мечтах — букв. «короче, чем его мечты»);
МЕЧТА материальна — ср.: the wake of his dreams (вслед его мечтам); to carry well-forgotten dreams (носить давно забытые мечты);
МЕЧТА — иллюзия — ср.: the colossal vitality of his illusion (колоссальная жизнеспособность его иллюзии); he had committed himself to the following of a grail (он посвятил себя поискам Грааля);
МЕЧТА — воздух — ср.: breathing dreams like air (дыша мечтами как воздухом);
МЕЧТА — сновидение — ср.: I tossed half-sick between grotesque reality and savage, frightening dreams (я беспокойно метался между гротескной реальностью и дикими, пугающими сновидениями);
МЕЧТА — тайна — ср.: concealing his incorruptible dream (скрывая неподкупную мечту).
Атрибутивные параметры позволили отчетливее выявить специфику авторского представления о мечте: the dead, incorruptible, the last and greatest of all human dreams, a single dream (умирающая, непорочная, самая последняя и великая мечта из всех, присущих человеку, одна-единственная мечта); well-forgotten dreams (хорошо забытые мечты); dreams like air (мечты как воздух). Очевидно, что в представлении Фицджеральда МЕЧТА абсолютизируется как единственная, непорочная, необходимая, как воздух, величайшая и последняя мечта человека. Другой аспект МЕЧТЫ — как забытого, бесполезного, гибнущего существа — структурируется метафорой the dead dream (умирающая мечта).
Cр.: It passed, and he began to talk excitedly to Daisy, denying everything, defending his name against accusations that had not been made. But with every word she was drawing further and further into herself, so he gave that up, and only the dead dream fought on as the afternoon slipped away, trying to touch what was no longer tangible, struggling unhappily, undespairingly, towards that lost voice across the room (Fitzgerald 2001: 86).
Выражение лица Гэтсби изменилось, и он возбужденно обратился к Дейзи, отрицая все, защищаясь от обвинений, которые только что прозвучали. Но с каждым словом она все глубже и глубже уходила в себя, и он сдался. Только умирающая мечта еще боролась, пока день медленно уходил, она пыталась коснуться того, что перестало быть материальным, слабо и безуспешно сопротивлялась и пробивалась через всю комнату к его растерянному голосу.
Эмоционально-оценочные признаки подкрепляются размышлениями автора о том, что мечты героев иллюзорны, а потому неосуществимы в том обществе, где гротескна сама реальность. Именно в столкновении с этой реальностью и разбиваются мечты.
Cр.: If that was true he must have felt that he had lost the old warm world, paid a high price for living too long with a single dream. He must have looked up at an unfamiliar sky through frightening leaves and shivered as he found what a grotesque thing a rose is and how raw the sunlight was upon the scarcely created grass. A new world, material without being real, where poor ghosts, breathing dreams like air, drifted fortuitously about … like that ashen, fantastic figure gliding towards him through the amorphous trees [Fitzgerald, 2001, с. 103].
Возможно, он почувствовал, что утратил старый уютный мир, заплатив высокую цену за то, что так долго жил одной-единственной мечтой. Быть может, он посмотрел на незнакомое небо сквозь листву, которая угрожающе шелестела, и вздрогнул, когда понял, что даже роза может показаться уродливой, а солнечный свет будет грубо смотреться на фоне только что появившейся травы. Неизвестный новый мир, материальный, но ненастоящий, в котором бедные привидения дышали мечтами, как воздухом, и беспорядочно двигались… как та фантастическая, серая фигура, что кралась между прозрачными деревьями.
В приведенном отрывке буквально аккумулированы слова лексико-семантического поля «мечта/иллюзия»: существительные — a dream (мечта); ghosts (привидения), dreams like air (мечты как воздух); прилагательные — a grotesque thing (гротескная штука); material without being real [world] (материальный, но нереальный мир), fantastic figure (фантастическая фигура); the amorphous trees (прозрачные деревья). Эти лексические единицы создают образ окружающего мира как фантастического пространства, населенного призраками, а мечты оказываются воздухом, которым те дышат.
Итак, проделанный анализ показывает, что концепт DREAM является ядерным концептом романа Ф.С. Фицджеральда. Основным приемом его актуализации является когнитивно-пропозициональная структура, в которой лексема dream, ее синонимы и антонимы занимают позиции субъекта, предиката, объекта, имеют атрибутивные параметры. В американской лингвокультуре концепт DREAM выражает идею о том, что любой гражданин США может разбогатеть и стать счастливым, но в романе Ф.С. Фицджеральда эта идея объективируется как иллюзия, ведущая к гибели.
Далее в результате анализа были выявлены когнитивно-пропозициональные структуры всех базовых концептов и выстроена модель концептосферы романа Фицджеральда. В приядерную зону вошли концепты — составляющие «американской мечты» CAR/МАШИНА, HOUSE/ДОМ, SMILE/УЛЫБКА, MONEY/ДЕНЬГИ и концепт VOICE/ГОЛОС, поскольку голос любимой женщины стал объектом мечты главного героя.
Отдельный слой концептосферы образуют экзистенциально-значимые концепты LIFE/ЖИЗНЬ, DEATH/СМЕРТЬ и WORLD/МИР, репрезентирующие отношение писателя к окружающему миру, жизни и смерти. Архетипические концепты LIGHT/СВЕТ, SUN/СОЛНЦЕ, MOON/ЛУНА и EYES/ГЛАЗА, которые выделяются в отдельный слой концептосферы, образуют в романе сложную символическую систему. К концептуально-значимым единицам относятся и ключевые слова dust — пыль, vitality — жизненная сила, ashes — прах.
Каждый концепт объективируется в романе в виде когнитивно-пропозициональной структуры, все элементы концептосферы тесно связаны друг с другом, их сочетание представляет авторский вариант концептуализации мира.
Третья глава «Представление концептосферы романа “Великий Гэтсби” в переводах Е. Калашниковой и Н. Лаврова» посвящена описанию репрезентации базовых концептов подлинника в переводах. Для сравнения целесообразно привести детальное описание репрезентации концепта DREAM/МЕЧТА в обоих переводах.
В русскоязычном сознании МЕЧТА кодирует мысленный образ, предмет желаний и стремлений субъекта, в его структуру одновременно входят семы ‘желание’ и ‘несбыточность’, что превращает соответствующие фрагменты русской и американской лингвокультур в зеркально-противоположные и сближает русскоязычное и индивидуально-авторское представление Фицджеральда о МЕЧТЕ.
В переводе Е. Калашниковой реализуется весь синонимический ряд русского слова мечта (мечтание, грезы, желание, стремление, видение). Концепт образует когнитивно-пропозициональную структуру, которая, как и в оригинале, состоит из следующих позиций: субъект — предикат — объект — атрибут.
Субъектную позицию в КПС занимают лексемы мечта/мечты и их синонимы: это был редкостный дар надежды; воображение ничего не могло преувеличить; самые дерзкие и нелепые фантазии одолевали его, когда он ложился в постель; эти ночные грезы служили ему отдушиной; только что рухнувшая мечта еще билась, оттягивая время, цепляясь за то, чего уже нельзя было удержать; долголетняя феерия пришла к концу и др.
Очевидно, что МЕЧТА в переводе персонифицируется в соответствии с оригиналом, однако субъектная позиция представлена заметно шире, чем в оригинале, добавлены иные концептуальные признаки. Так, надежда в русскоязычном сознании связывается не только с ожиданием, но и уверенностью в осуществлении чего-нибудь желаемого [Ожегов, Шведова, 1999], феерия ассоциируется с театром.
Субъектами мечты являются также главный герой и героиня, предикат мечтал встречается в одном контексте:
После замешательства, после не рассуждающей радости настала очередь сокрушительного изумления от того, что она здесь. Он так долго об этом мечтал, так подробно все пережил в мыслях, столько времени ждал, словно бы стиснув зубы в неимоверном, предельном напряжении.
В объектной позиции перевода Е. Калашниковой МЕЧТА, с одной стороны, представлена как материальный предмет, с другой — как выдумка, видение, воздух, «которым дышат призраки». Ср.: ядовитая пыль, что вздымалась вокруг его мечты; остался верен этой выдумке до самого конца; слить с ее тленным дыханием свои не умещающиеся в словах мечты; таскать за собою давно забытые мечты; он еще цеплялся за шальную надежду, и у меня не хватило духу эту надежду отнять; он сознательно внушил Дэзи иллюзию твердой почвы под ногами; скрывая от всех свою непорочную мечту; он дорогой ценой заплатил за слишком долгую верность единственной мечте; жалкие призраки, дышащие мечтами; после смерти Гэтсби я не мог отделаться от подобных видений; был некогда музыкой последней и высочайшей человеческой мечты; стоит протянуть руку — и он поймает ее [мечту].
Приведенная выборка показывает, что содержание концепта в переводе расширяется за счет полученного контраста, а также метафор иллюзия твердой почвы под ногами и музыка мечты, отсутствующих в оригинале.
Часть атрибутивных характеристик (особо увлекательная, не умещающаяся в словах, рухнувшая, непорочная, единственная, последняя и величайшая) абсолютизирует мечту и тем самым передает специфику оригинала. В сочетании с другими атрибутами МЕЧТА объективируется как продукт богатого воображения, что более соответствует русскоязычному сознанию, нежели индивидуально-авторскому представлению Фицджеральда; ср.: самые дерзкие и нелепые фантазии; эти ночные грезы; шальная, напрасная надежда; долголетняя феерия; фантастическое видение.
В переводе Н. Лаврова КПС концепта МЕЧТА, как и в оригинале, состоит из четырех позиций: субъект — предикат — объект — атрибут. В качестве субъекта МЕЧТА представлена в следующих контекстах: идеальный образ превзошел реальный по всем статьям; его духовный образ возник из идеализации своей собственной натуры; самые затейливые и невероятные видения посещали его по ночам; болезненное воображение плело один замысловатый узор за другим; юношеские грезы Джеймса Гетца облеклись в плоть и в кровь; занавес опустился — сказочная феерия подошла к концу; меня еще долго мучили странные и пугающе реальные видения; его мечта была так близко; настанет день, когда мечта будет так близко.
В позиции субъекта, таким образом, реализуется синонимический ряд русского слова мечта в сочетании с бытийным глаголом и глаголами действия, благодаря чему, с одной стороны, МЕЧТА персонифицируется, с другой — акцентируются ее предельность, изменчивость, духовная основа. Встречается контекст, где переводчик представляет МЕЧТУ как театральное действо (занавес, феерия), что не совсем точно отражает интенцию оригинала (в романе использована лексема extravaganza — нелепая пьеса).
В объектной позиции МЕЧТА, с одной стороны, репрезентируется как предмет материального мира, с другой — как произведение духовной сферы (воображения, вдохновения, чувства). Ср.: те ядовитые клубы зависти, ревности и недоброжелательства, которые клубились над его мечтой; под хрустальным куполом небес стало еще на одну мечту меньше; в своих юношеских фантазиях Джеймс Гетц воображал, будто достоин других родителей; Дейзи его мечты мало чем походит на оригинал; он творил свой идеал в порыве вдохновения; какое-то время ночное блуждание по звездам было для него потаенной дверцей в недоступный для него мир отдохновения и грез; стоит ему опалить бренным дыханием потаенную мечту; ему удалось внушить молодой и неопытной девушке чувство привязанности и иллюзию собственной надежности; [Гэтсби] на всю оставшуюся жизнь стал Рыцарем Святого Грааля; куда покойнее было строить перед ней воздушные замки; [Гэтсби] за напускным безразличием скрывал от нескромных взглядов свои пылкие юношеские мечты; грубый овеществленный мир обрушивался на него и теснил робкие фантомы призрачной мечты; вслушиваясь в торжественный гимн последней и величайшей мечты человечества — мечты о Земле Обетованной; казалось, протяни руку — и дотронешься до нее [мечты]; мы спешим в погоне за синей птицей удачи.
Предикатная позиция в переводе Н. Лаврова представлена видовременными формами глаголов мечтать и мысленно принимать: молоденькие офицеры из Кемп-Тейлор мечтали провести вечер или «ну, хотя бы часик» в ее милой компании; долгие годы мечтал он об этом дне, мысленно принимал ее в своем огромном доме. Субъектами выступают герои романа.
В атрибутивной позиции МЕЧТА репрезентируется и как плод пылкого юношеского воображения, и как вечная мечта человечества, обреченная на несбыточность: идеальный, духовный образ; юношеские фантазии; самые затейливые и невероятные, пугающе реальные видения; болезненное воображение; юношеские грезы; потаенная, призрачная мечта; последняя и величайшая мечта человечества — мечта о Земле Обетованной; сказочная феерия; пылкие юношеские мечты. Концептуальные признаки, переданные в атрибутивной позиции Н. Лавровым, не искажают авторской интенции, но и не поддерживают ее, т. к. доминантный концептуальный признак, переданный автором с помощью атрибутивных параметров — МЕЧТА абсолютна, теряется среди других.
Проведенный анализ показал, что в обоих переводах позиции КПС сохранены, но структурированы они значительно объемнее, чем в оригинале. Часть исходных концептуальных признаков передана адекватно, в частности, МЕЧТА как иллюзия, воздух, тайна, сновидение, живое существо. Другая часть концептуальных признаков добавлена переводчиками: МЕЧТА как музыка, надежда, духовный мир, феерия. Все они уводят от исходной авторской интенции, которая заключается в том, что МЕЧТА главного героя — иллюзия, ведущая к гибели. В результате добавлений переводчиков концепт МЕЧТА перемещается из национально-культурной в личностную плоскость, а ее языковое воплощение теряет семантическую динамику, благодаря которой в романе-источнике создается ощущение приближающейся трагедии.
Таким же образом анализировались и описывались когнитивно-пропозициональные структуры базовых концептов как элементов концептосфер переводов. Моделирование концептосфер обоих переводов позволило выявить расхождения и в структуре концептосфер, и в способах объективации отдельных концептов. В частности, Н. Лавров включил в концептосферу перевода русский национально-культурный концепт ДУША, что сделало его вариант перевода более эмоциональным и, значит, более привлекательным для русскоязычного читателя. В переводе Е. Калашниковой концепт ASHES представлен лексемой шлак, имеющей принципиально иные концептуальные признаки, что приводит к потере исходного приращения смысла и исключению данной единицы из концептосферы текста.
Итак, выявленные расхождения в сочетании позиций когнитивно-пропозициональных структур исходного текста и его переводов подтверждают мысль о том, в процессе перевода большее влияние на переводчика оказывает индивидуальный психический и эстетический опыт, нежели переводящая лингвокультура, как можно предполагать. В то же время модификация структуры концептосферы или отдельных концептов представляется естественным явлением при переводе художественного текста, это и есть результат взаимодействия двух концептуальных систем автора и переводчика.
В заключении диссертации подводятся итоги, делаются общие выводы и намечаются перспективы дальнейшей работы. Перспективность данного исследования заключается, прежде всего, в том, что предлагаемая методика моделирования концептосферы художественного текста посредством построения когнитивно-пропозициональных структур базовых концептов применима к любому художественному произведению, поскольку дает возможность понимания авторских интенций — источников его порождения. Концептуальный анализ совокупности текстов отдельного автора позволяет выявить его индивидуальную концептосферу как модель языкового сознания, лежащую в основе создания литературных произведений. Сопоставление оригиналов и переводов художественных текстов на концептуальном уровне позволяет выделить различия в видении мира представителей разных культур и найти оптимальные способы их языкового воплощения в переводе.
Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
Научные статьи в журналах, входящих в реестр ВАК РФ
1. Александрович, Н.В. DREAM как базовый концепт романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» / Н.В. Александрович // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. Сер. : Филологические науки. — 2008. — № 10(34). — С. 127—130 (0,3 п.л.).
2. Александрович, Н.В. MONEY/ДЕНЬГИ как индивидуально-авторский концепт в романе Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» / Н.В. Александрович // Вестн. Помор. ун-та. Сер. : Гуманитарные и социальные науки. — Архангельск : Соломбальская тип., 2008. — № 12. — С. 130—133 (0,2 п.л.).
3. Александрович, Н.В. Экзистенциально-значимые концепты LIFE/ЖИЗНЬ и DEATH/СМЕРТЬ в оригинале и переводах художественного текста / Н. В. Александрович // Мир науки, культуры, образования. —Горно-Алтайск : Изд-во ГАГУ, 2008. — № 4(11). — С. 45—49 (0,7 п.л.).
4. Александрович, Н.В. Концептосфера художественного произведения как фрагмент индивидуально-авторской картины мира / Н.В. Александрович // Вестн. ун-та управления. — М. : ГУУ, 2007. — № 6. — С. 18—22 (0,6 п.л.).
Статьи и тезисы докладов в сборниках научных трудов и материалов научных конференций
5. Александрович, Н.В. Лингвистические и методологические аспекты исследования дискурса / Н.В. Александрович // Состояние и пути улучшения подготовки педагогических кадров для детской оздоровительной зоны Краснодарского края : сб. науч. тр. преп. филиала МГОПУ им. М.А. Шолохова в г. Анапе. — М. : Альфа, 2004. — С. 128—131 (0,2 п.л.).
6. Александрович, Н.В. Интертекстуальный аспект художественного перевода / Н.В. Александрович // Образование. Наука. Творчество. — Нальчик—Армавир : АЛУ, 2005. — С. 58—63 (0,4 п.л.).
7. Александрович, Н.В. Роман Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» в русском переводе (опыт сопоставительного анализа) / Н.В. Александрович // Состояние и пути улучшения подготовки педагогических кадров для детской оздоровительной зоны Краснодарского края : сб. науч. тр. преп. Анапского филиала МГОПУ им. М.А. Шолохова. — М. : Альфа, 2005. — С. 86—93 (0,3 п.л.).
8. Александрович, Н.В. Концепт «большого города» в романе Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» / Н.В. Александрович // Профессиональная подготовка и становление личности будущего специалиста в условиях обучения в филиале : материалы науч.-практ. конф., 1—2 июня 2006 г. — Анапа, 2006. — С. 4—9 (0,2 п.л.).
9. Александрович, Н.В. Концептуальный подход к анализу художественного текста / Н.В. Александрович // Наука и знание : материалы науч.-практ. конф. Новорос. филиала Моск. гуманит.-экон. ин-та. — Новороссийск : ТОРГ, 2007. — С. 131—132 (0,1 п.л.).
10. Александрович, Н.В. MOON как концепт в романе Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» / Н.В. Александрович // Вестник развития науки и образования. — М. : Наука, 2007. — С. 134—137 (0,3 п.л.).
11. Александрович, Н.В. WORLD как концепт в романе Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» / Н.В. Александрович // Альманах современной науки и образования. Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии : межвуз. сб. науч. тр. — Тамбов : Грамота, 2007. — С. 15—17 (0,3 п.л.).
12. Александрович Н.В. Применение концептуального анализа к переводу художественного текста / Н.В. Александрович // Лингвистические основы межкультурной коммуникации : сб. материалов Междунар. науч. конф., 20—21 сент. 2007 г. — Н. Новгород : Нижегород. гос. лингв. ун-т им. Н.А. Добролюбова, 2007. — С. 19—21 (0,2 п.л.).
13. Александрович, Н.В. Концептосфера художественного произведения как модель языкового сознания его автора / Н.В. Александрович // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира : сб. науч. тр. Помор. ун-та им. М.В. Ломоносова. — Архангельск : Помор. ун-т, 2007. — С. 293—302 (0,6 п.л.).
14. Александрович, Н.В. Концептуальный анализ художественного текста как предварительный этап его перевода / Н.В. Александрович // Проблемы современной филологии в вузовском образовании : материалы науч.-практ. конф., 23—24 сент. 2008 г.— Ижевск : ERGO, 2008. — С. 175—182 (0,4 п.л.).
15. Александрович, Н.В. Концепт как единица перевода художественного текста / Н.В. Александрович // Программа и резюме докладов V Международной конференции «Языковая картина мира», 23—24 окт. 2008 г. — Siauliai : Siauliu universiteto, 2008. — С. 60—61 (0,1 п.л.).
16. Александрович, Н.В. Традиционные и современные подходы к переводу художественного текста / Н.В. Александрович // Науковi записки. Сер. : Фiлологiчнi науки (Мовознавство). Випуск 81(4). — Кiровоград : РВВ КДПУ iм. В. Винниченка, 2009. — С. 225—229 (0,3 п.л.).
17. Aleksandrovich N. Conceptual Approach to Fiction Translation / Н.В. Александрович // Valoda — 2009. Valoda dazadu kulturu konteksta. Zinatnisko rakstu krajums ХIX. Daugavpils: Daugavpils Universitates Akademiskais apgads “Saule”, 2009. — Рр. 70—76 (0,3 п.л.).
18. Александрович, Н.В. Концепт EYES/ГЛАЗА в оригинале и переводах романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби» / Н.В. Александрович // Filologija. — Siauliai : Siauliu universiteto, 2009. — № 14. — С. 103—111 (0,5 п.л.).
Опубликовано в издании: Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 2010.