Ф. Скотт Фицджеральд
Старый друг
Всю вторую половину дня Марион переполняло ощущение счастья. Она ходила из комнаты в комнату их маленькой квартиры, заглянула в детскую, чтобы помочь няне покормить детей с ложечки, с которой постоянно что-то капало, потом почитала, сидя на новом диване - самом дорогом приобретении за пять лет супружеской жизни.
В коридоре раздались шаги Майкла, она обернулась, прислушиваясь. Нравилось ей слушать, как он ходит, всегда очень осторожно, словно боится разбудить спящих детей.
- Майкл!
- Ох- привет! - в комнату вошел рослый, широкоплечий, худощавый мужчина лет тридцати, с высоким лбом и черными добрыми глазами. - У меня новость, - тут же продолжил он. - Чарли Харт женится.
- Не может быть!
Он кивнул.
- И на ком?
- На одной из сестричек Лоренс, ну тех, из нашего города, - он помялся. - Завтра она приезжает в Нью-Йорк, и я подумал, что нам надо бы что-нибудь для них устроить, пока она будет здесь. Чарли - вроде как мой самый старый друг.
- Давай пригласим их на обед-
- Я думаю, этого недостаточно, - прервал он ее. - Может, созовем гостей. Видишь ли… - вновь он замялся. - Надо бы уважить Чарли.
- Хорошо, - согласилась Марион, - но не стоит сильно тратиться - мы вообще не обязаны ничего ему устраивать.
Майкл удивленно на нее посмотрел.
- Да-да, - продолжила Марион, - мы теперь так редко видимся. Точнее, мы вообще его не видим.
- Ну ты же знаешь, это Нью-Йорк, - тут же стал оправдывать друга Майкл. - Чарли тоже вечно занят, и не меньше моего. Сделал себе имя, и его небось рвут на части.
Они всегда говорили о Чарли Харте как о самом своем давнем друге. Пять лет назад, когда Майкл и Марион только поженились, они втроем приехали из родного городка на Западе в Нью-Йорк. Больше года они виделись с Чарли почти каждый день, и он был в курсе всех их домашних дел, надежд и грез. А в трудную минуту именно его приход помогал взглянуть на ситуацию с другой стороны, найти в ней что-то забавное и даже приятное.
Разумеется, рождение детей несколько изменило их отношения, и прошло уже несколько лет с той поры, когда они запросто могли позвонить Чарли среди ночи и сказать, что прорвало трубу или что на голову им сейчас рухнет потолок. Да, конечно, дороги их расходились постепенно в разные стороны, но Майкл по-прежнему воспринимал Чарли так, будто они продолжали видеться ежедневно. Одно время Чарли раз в месяц обедал у них, и всегда находилось множество тем для разговора, но эти встречи уже не заканчивались словами: "Я позвоню завтра". Вместо них при расставании звучало: "Тебе нужно чаще приходить к нам на обед", а через три или четыре года жизни в Нью-Йорке: "Скоро увидимся".
- Да, мне тоже хочется устроить небольшую вечеринку, - Марион задумчиво оглядела гостиную. - Ты можешь предложить конкретный день?
- Следующая суббота, - взгляд его прошелся по полу. - Ковры, наверное, лучше свернуть.
- Нет, - она покачала головой. - Мы устроим обед на восемь человек, очень чинный и торжественный, а потом поиграем в карты.
Она уже обдумывала, кого приглашать. Чарли был художником и, разумеется, постоянно общался с интересными людьми.
- Мы можем позвать Уиллоби, - но в голосе ее звучало сомнение. - Она вроде бы играет в театре, а он пишет сценарии для фильмов.
- Нет, это все не то, - возразил Майкл. - Думаю, с такими как они, он встречается каждый день и за ланчем, и за обедом, и его от них тошнит. И потом, ну Уиллоби, и что? Больше мы никого из этой публики не знаем! У меня есть идея получше. Давай соберем своих, тех, кто приехал в Нью-Йорк из нашего города. Все они наблюдали за Чарли, за его успехами и уж, наверное, будут рады снова с ним встретиться. Пусть увидят, какой он, в сущности, хороший, честный малый, слава совершенно его не испортила.
После короткого обсуждения решили остановиться на варианте Майкла, и уже через час Марион звонила первому гостю.
- Хотим вот собраться, чтобы познакомиться с невестой Чарли Харта, - объясняла она. - Чарли Харта, художника. Видишь ли, он наш старый друг.
Марион все более вдохновенно готовилась к вечеринке. Даже заранее наняла служанку, чтобы все прошло на должном уровне, и убедила владельца цветочного магазина, расположенного по соседству, лично привезти и расставить цветы. Все "земляки" с радостью согласились прийти, и число гостей увеличилось до десяти.
- О чем мы будем говорить, Майкл? - нервно спросила она в пятницу, накануне приема. - А вдруг все пойдет наперекосяк? Все перессорятся и разъедутся по домам?
Он рассмеялся.
- Какая ерунда! Сама знаешь, ведь все они знакомы с детст-
Стоявший на столе телефон подал голос, и Майкл снял трубку.
- Алло… а, привет, Чарли!
Марион выпрямилась в кресле.
- Неужели? Жаль. Очень жаль. Чертовски обидно- Надеюсь, ничего серьезного?
- Он не может прийти? - резко спросила Марион.
- Ш-ш-ш! - потом в трубку: - Да, это действительно очень неприятно, Чарли. Нет, для нас никаких проблем. Мы просто тебя жалеем, что ты так разболелся.
С печальным вздохом Майкл положил трубку.
- Невесте вчера вечером пришлось уехать домой, а Чарли лежит в постели с гриппом.
- То есть он не сможет прийти?
- Он не сможет прийти.
У Марион задрожали губы и глаза наполнились слезами.
- Он говорит, что врач провел с ним целый день, - удрученно продолжил Майкл. - Такая высокая температура, что его даже не подпускают к телефону.
- Ну и что! - рыдала Марион. - Это ужасно. Мы ведь назвали из-за него кучу народа.
- Ну что сделаешь, если человек заболел?
- Можно что-то сделать, - она ничего не желала понимать. - Всегда можно что-то придумать. И раз уж эта Лоренс собралась вчера уезжать, почему он сразу не позвонил?
- Он говорит, что она уехала неожиданно. Еще вчера днем не было и разговора о том, что они не придут.
- Я думаю, ему п-просто на нас наплевать. Наверняка он рад, что заболел. Если бы мы ему были нужны, то давно бы привел ее к нам.
Она резко вскочила.
- Вот что я тебе скажу, - решительно заявила она. - Я сейчас звоню всем и говорю, что прием отменяется.
- Ну зачем, Марион…
Но несмотря на его вымученные протесты, взяла телефонную книжку и принялась искать нужные номера.
На следующий день они купили билеты в театр, чтобы заполнить пустоту, которую они наверняка ощутили бы этим вечером. Марион забыла предупредить владельца цветочного магазина, и когда тот в пять часов принес коробки с цветами, она расплакалась. И поняла, что лучше поскорее уйти из дома, чтобы не видеть призраков, которые вдруг населили его. В молчании они пообедали деликатесами, приготовленными для гостей.
- Сейчас только восемь, - сказал Майкл, когда они уже ехали в театр. - Думаю, было бы неплохо заглянуть на минутку к Чарли. Как по-твоему?
- Вот уж нет, - переполошилась Марион. - Нечего нам там делать.
- Почему нет? Человек серьезно болен, хочу посмотреть, как там за ним ухаживают, все ли в порядке.
Она видела, что он уже принял решение, и хотя интуиция подсказывала ей, что не стоит этого делать, спорить не стала. Майкл остановил такси у высокого многоквартирного дома на Мэдисон-авеню.
- Ты иди, - по голосу чувствовалось, что Марион нервничает. - А я лучше подожду здесь.
- Пожалуйста, пойдем вместе.
- Зачем? Он в кровати и вряд ли хочет, чтобы к нему вторгались всякие дамы.
- Но тебе-то он точно обрадуется. Ты его подбодришь. И он поймет, что мы не держим на него зла. По телефону голос у него был такой грустный, такой виноватый.
Он убедил ее.
- Только на минуту, - прошептала она, когда они поднимались на лифте. - Спектакль начинается в половине девятого.
- Вам направо, - сказал им лифтер.
Они позвонили. Вскоре дверь открылась, и они вошли в большую студию Чарли Харта.
Там было полно народу. Из конца в конец протянулся длинный стол, освещенный лампами, украшенный листьями папоротника и розами. Слышался смех, гул разговоров, пахло табачным дымом. Двадцать женщин в вечерних платьях по одну сторону стола болтали, глядя поверх букетов, с двадцатью мужчинами; благодаря бургундскому, то и дело наполнявшему охлажденные хрустальные бокалы, у всех было дивное настроение. На узком балконе, который тянулся вдоль стен, струнный квартет играл что-то из Стравинского. Музыка эта звучала чуть громче женских голосов, наполняя воздух пьянящими каскадами мелодий.
Дверь открыл один из официантов, который тут же отступил в сторону, пропуская, как он предполагал, двух запоздавших гостей. Красивый импозантный мужчина, сидевший во главе стола, мгновенно вскочил, замер, зажав в руке салфетку, не сводя округлившихся глаз с вновь прибывших. Разговор затих, взгляды всех гостей, подобно взгляду Чарли Харта, были устремлены на парочку у дверей. Затем, словно рухнули неведомые чары, снова, слово за слово, разговор начал набирать силу.
- Уходим! - из далекого далека до Майкла донесся тихий, переполненный ужасом голос Марион, и на какое-то мгновение он решил, что все это ему привиделось - в студии нет никого, кроме Чарли Харта. Потом легкий туман, застилавший глаза, рассеялся, и он увидел кучу народа- Он никогда еще не видел такого огромного сборища! Музыка внезапно набрала силу, загремела, словно струнный квартет уступил место духовому оркестру. И в лицо им повеяло жарким ветром от громко взревевших труб. Не поворачиваясь, он и Марион отступили назад, закрывая за собой дверь.
- Марион!
Она уже бежала к лифту, а остановившись, с силой нажала на кнопку вызова, по коридору раскатился звон, словно последняя, догнавшая их нота музыки, звучавшей в студии. Дверь внезапно открылась, и оттуда выскочил Чарли Харт.
- Майкл! - воскликнул он. - Майкл и ты, Марион! Я хочу объяснить! Вернитесь. Говорю вам, я хочу объяснить.
Он волновался - лицо пылало, и губы вроде бы шевельнулись, беззвучно произнося еще какие-то слова.
- Быстрее же, Майкл, - донесся от лифта напряженный голос Марион.
- Позвольте мне объяснить, - с надеждой крикнул Чарли. - Я хочу-
Майкл уходил от него- Кабина лифта остановилась на их этаже, лязгнув, открылась дверь.
- Вы ведете себя так, будто я совершил преступление, - Чарли продолжал идти следом за Майклом. - Да поймите же вы! Это случайная накладка!
- Всякое бывает, - пробормотал Майкл. - Я понимаю.
- Нет, не понимаешь, - голос Чарли почти срывался на визг. Он пытался заставить себя рассердиться на них, чтобы хоть как-то оправдать собственное недопустимое поведение. - Не уходите. Хватит беситься, присоединяйтесь к нам. Раз уж вы пришли, то почему бы не остаться? Останьтесь-
Майкл вошел в лифт.
- Вниз, пожалуйста! - крикнула Марион. - Я хочу спуститься вниз, пожалуйста!
Дверь с лязгом закрылась.
Таксисту было велено отвезти их домой. Идти в театр обоим расхотелось. Всю дорогу Майкл сидел, закрыв лицо руками, пытаясь осознать, что дружба, которой он так дорожил, канула в Лету. Теперь-то он понимал, что точка в их отношениях была поставлена раньше, что за весь этот год Чарли ни разу не выразил желания встретиться с ними, и шок от этого открытия был куда более болезненным, чем сегодняшняя оскорбительная сцена.
В такси Марион не произнесла ни слова, но, когда они приехали, сразу прошла в гостиную и кивком пригласила мужа сесть.
- Хочу кое о чем тебе рассказать. Ты должен это знать. Если бы не сегодняшний случай, скорее всего я ничего тебе не сказала бы, но теперь думаю, что ты должен услышать всю историю, - она чуть помешкала. - Начнем с того, что Чарли Харт вовсе и не твой друг.
- Что? - Майкл тупо уставился на жену.
- Он - не твой друг, - повторила Марион. - И не был им все эти годы. Он - мой друг.
- Ну что ты, Чарли Харт-
- Я знаю, что ты собираешься сказать. Чарли Харт - наш общий друг. Но это неправда. Я не знаю, кем он считал тебя раньше, но четыре года тому назад он перестал быть твоим другом.
- Почему тогда- - в глазах Майкла читалось удивление. - Если это правда, почему он проводил с нами столько времени?
- Из-за меня, - твердо ответила Марион. - Он любил меня.
- Что? - Майкл недоверчиво рассмеялся. - У тебя слишком богатое воображение. Я знаю, он прикидывался, будто-
- Он не прикидывался, - оборвала его Марион. - Будь уверен. Все, возможно, начиналось, как шутка- но закончилось тем, что он предложил мне бежать с ним.
Майкл нахмурился.
- Продолжай, - тихо произнес он. - Полагаю, это правда, ты не стала бы мне просто так ничего такого рассказывать- но в это трудно поверить. Он что, внезапно стал-
Он сомкнул губы, не в силах произнести ни слова.
- Все началось, когда однажды мы втроем пошли на танцы, - Марион опять замялась. - И поначалу мне это нравилось. Он умел все подмечать. Мои новые платья, туфельки, прическу. И он умел ухаживать. Знал, как заставить женщину почувствовать себя привлекательной и неотразимой. Только не думай, что я предпочитала его тебе. Чего не было, того не было. Я знала, что Чарли - законченный эгоист, и все, что он говорит, не более чем слова. Но я, пожалуй, поощряла его- думала, что это вполне невинное развлечение. Просто Чарли проявлял себя с новой стороны, и это получалось у него очень мило и забавно, как, собственно, и все остальное.
- Да… - с усилием согласился Майкл. - Наверное- это было очень забавно.
- Поначалу ты по-прежнему ему нравился. Он не думал, что предает тебя. Просто вел себя так, как ему хотелось, только и всего. Но через несколько недель начал понимать, что ты - помеха. Ему хотелось пригласить меня на обед без тебя, а он не мог этого сделать. В общем, так все тянулось чуть больше года.
- А потом?
- А потом - ничего. Поэтому он и перестал с нами общаться.
Майкл медленно поднялся.
- Ты хочешь сказать…
- Подожди. Если ты немного подумаешь, то и сам поймешь, что иначе быть не могло. Когда он сообразил, что я не намерена дальше его поощрять, что, наоборот, стараюсь свести все на нет, чтобы он вновь стал просто нашим старым другом, он взял и ушел. Роль давнего друга семьи его больше не устраивала.
- Ясно.
- Ну… - Марион встала и начала нервно покусывать нижнюю губу, - вот и все. Я подумала, что сегодняшнее недоразумение покажется тебе не таким обидным, если ты будешь знать все.
- Да, - подавленно ответил Майкл. - Полагаю, ты права.
Дела у Майкла шли все лучше, и когда наступило лето, они смогли перебраться за город, сняли маленький фермерский дом, где дети могли целыми днями играть на лужайке в пол-акра, среди травы и деревьев. О Чарли они более не упоминали, и через несколько месяцев история эта была основательно забыта. Иногда, перед тем как уснуть, Майкл ловил себя на том, что думает о тех счастливых днях, которые они еще пять лет назад проводили втроем… но потом сквозь сладкие грезы проступала реальность, и он с отвращением гнал эти мысли прочь.
Как-то теплым июльским вечером, когда уже сгущались сумерки, Майкл дремал на крыльце. На работе выдался тяжелый день, и он радовался возможности отдохнуть — пока дневной свет медленно сменяется ночной тьмой.
Звук подъезжающего автомобиля заставил его лениво поднять голову. У подъездной дорожки остановилось местное такси, и из него вылез молодой человек. Вскрикнув, Майкл резко выпрямился. Даже в сумерках он узнал эти плечи, эту торопливую походку…
— Проклятье, — пробормотал он.
Когда Чарли Харт уже подходил к крыльцу по усыпанной гравием дорожке, Майкл заметил, что тот не похож сам на себя. Лицо осунувшееся, волосы всклоченные, одежда мятая, по всему чувствовалось, что ему не мешает хорошенько выспаться.
Он поднялся на крыльцо, увидел Майкла и смущенно улыбнулся.
— Привет, Майкл.
Ни тот, ни другой так и не протянули руку, и постояв секунду-другую, Чарли плюхнулся в кресло.
Мне бы воды, — голос был сиплым. — Чертовски жарко.
Майкл молча прошел в дом и принес стакан воды, которую Чарли шумно выпил залпом.
Огляделся, словно впервые увидел, куда попал и что тут есть вокруг.
— А ты неплохо устроился,—взгляд его вновь остановился на Майкле. — Мне уйти?
— Да… нет. Посиди, если хочешь. Вид у тебя усталый.
— Я действительно устал. Хочешь знать почему?
— Не имею ни малейшего желания.
— Я все равно тебе расскажу, — с вызовом произнес Чарли. — Для того сюда и приехал. У меня неприятности, Майкл, и кроме тебя мне не к кому обратиться.
— Ну а к своим друзьям пробовал? — холодно спросил Майкл.
— Пробовал. К кому только не обращался. Господи! — Он вытер лоб рукой. — Вот уж не думал, что так трудно занять две тысячи долларов.
— Ты приехал ко мне за двумя тысячами долларов?
— Погоди, Майкл. Погоди, сначала выслушай меня. И поймешь, в какой переплет может попасть человек, никому не желающий зла. Понимаешь, я — казначей общества, которое называется “Независимый фонд содействия художникам”. Наша задача — помогать неимущим студентам. Деньги фонда, примерно три с половиной тысячи долларов, год с лишним лежали на моем банковском счете. Как ты знаешь, я ни в чем себе не отказываю, много зарабатываю и много трачу… а примерно с месяц я начал играть на бирже через одного приятеля…
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — нетерпеливо перебил его Майкл. — Я…
— Одну минуту, пожалуйста, я почти закончил. — Он вскинул на Майкла испуганные глаза. — Иной раз я использовал деньги, даже не зная, что они не мои. Мне их всегда хватало, знаешь ли. До этой недели, — он помолчал. — На этой неделе было заседание нашего общества, и меня попросили вернуть деньги. Я обратился к двум или трем людям, хотел занять недостающую сумму, и один из них, как только я ушел от него, всем об этом разболтал. Вчера вечером разразился кошмарный скандал. Они сказали, что упекут меня за решетку, если я утром не верну эти две тысячи… — Он сорвался на крик. — Уже подписан ордер на арест, если я не достану денег, то всё, покончу с собой, Майкл, клянусь, я это сделаю. А в тюрьму я не пойду. Я художник — не бизнесмен. Я…
Сделав над собой усилие, он заговорил спокойнее.
— Майкл, — прошептал он, — ты мой самый старый друг. Кроме тебя, мне не к кому обратиться.
— Ты немного опоздал, — насупившись, ответил Майкл. — Ты же не думал обо мне четыре года назад, когда предложил моей жене убежать с тобой.
На лице Чарли отразилось искреннее изумление.
— Так вот из-за чего ты на меня злишься? — в голосе слышалось недоумение. — А я думал, ты злишься, потому что я не пришел на вашу вечеринку.
Майкл не ответил.
— Мне-то казалось, что она давным-давно рассказала тебе об этом, — продолжил Чарли. — Я ничего не мог с собой поделать. Я был совсем один, тогда как у тебя была она, а у меня — ты. Всякий раз, когда я к вам приходил, ты говорил, какая Марион замечательная, и наконец я… я начал с тобой соглашаться. Стоит ли удивляться, что я влюбился, ведь полтора года она была единственной по-настоящему достойной женщиной, других я не знал, — он вызывающе посмотрел на Майкла. — Но ведь она осталась с тобой, не так ли? Я не увел ее от тебя. Даже ни разу не поцеловал ее, можешь ты это понять?
— Хватит об этом, — резко бросил Майкл. — Лучше скажи, с какой стати мне одалживать тебе деньги?
— Ну… — Чарли несколько растерялся, потом с его губ сорвался нервный смешок. — Я не могу назвать какую-то конкретную причину. Просто подумал, что ты меня выручишь.
— С какой стати?
— Полагаю, без особых на то причин. Учитывая твои взгляды на жизнь.
— В этом и беда. Если я дам тебе денег, получится, что я мягкотелый слюнтяй. Потому что сделаю то, чего делать мне совершенно не хочется.
— Ну что же, — Чарли недобро усмехнулся. — Логично. Теперь, как я понимаю, у тебя действительно нет никаких причин одолжить мне денег. Ну… — он сунул руки в карманы пиджака и чуть откинул голову назад, словно отбрасывая эту тему, как шляпу. — В тюрьму я не пойду… так что завтра, возможно, твое отношение ко мне изменится.
— На это не рассчитывай.
— О, я не собираюсь завтра вновь просить у тебя денег. Я про другое… совсем про другое.
Он кивнул и, развернувшись, быстро спустился с крыльца и пошел по усыпанной гравием дорожке, растворившись в темноте. В том месте, где дорожка выходила на шоссе, шаги разом стихли. Майкл понял, что Чарли остановился, словно у него возникло желание вернуться. Но потом шаги послышались вновь: Чарли направился к станции, которая находилась в миле от их дома.
Майкл рухнул в кресло, закрыв лицо руками. Услышал, как на крыльце появилась Марион.
— Я подслушивала, — прошептала она. — Ничего не могла с собой поделать. Я рада, что ты ничего ему не дал.
Она приблизилась вплотную и хотела было сесть к нему на колени, но какое-то чуть ли не физическое отвращение заставило его вскочить.
— Я боялась, что он воспользуется твоей добротой и выставит на посмешище. — Она помялась, потом продолжила. — Он ведь тебя ненавидел. Хотел, чтобы ты умер. Я тогда сказала ему: если еще раз услышу от него такое, никогда больше не буду с ним видеться.
Майкл мрачно взглянул на нее.
— Очень с твоей стороны благородно.
— Майкл, я не понимаю…
— Ты позволяла ему говорить такое, а теперь, когда он пришел сюда, попав в беду, потому что у него нет никого на целом свете, ты радуешься, что я ему отказал.
— Все потому, что я люблю тебя, дорогой…
— Нет, не потому! — яростно оборвал он ее. — Просто ненависть в этом мире стоит дешево. Все готовы выставить ее на продажу. Господи! И как, по-твоему, я теперь буду к себе относиться?
— Не заслуживает он таких переживаний.
— Пожалуйста, уйди!— с жаром воскликнул Майкл. — Я хочу побыть один.
Покорившись, она ушла, и он вновь уселся в темноте на крыльцо, охваченный непонятным ужасом. Несколько раз порывался встать, но потом, насупив брови, снова откидывался на спинку кресла. Прошло довольно много времени, он внезапно вскочил, на лбу выступил холодный пот. Этого последнего часа, прошедших месяцев будто и не было, он вернулся в прошлое. Чарли Харту, его старому другу, грозила беда. Он пришел к нему, потому что больше идти было некуда. Майкл заметался по крыльцу, отыскивая пиджак и шляпу.
— Эй, Чарли! — громко крикнул он.
Найдя пиджак, торопливо надел, сбежал по ступенькам. Ему казалось, что Чарли ушел лишь несколько минут назад.
— Чарли! — прокричал он, добравшись до шоссе. — Чарли, вернись. Я не то хотел сказать!
Помолчал, прислушиваясь. Ни звука в ответ. Хватая ртом воздух, побежал по дороге сквозь жаркую ночь.
Часы показывали только половину девятого, но вокруг царил полный покой, нарушаемый лишь громким кваканьем лягушек в болотце у обочины. Небо было слегка присыпано звездами, до восхода луны оставалось совсем ничего. Вскоре он перешел на шаг, глянув на фосфоресцирующий циферблат своих часов: поезд в Нью-Йорк отправлялся только через час. Времени вполне хватало.
Тем не менее он снова побежал, и милю между его домом и станцией преодолел за пятнадцать минут. Станция была маленькая, приткнувшаяся в темноте к сверкающим рельсам.
На платформе не было ни души, и Майкл заглянул в сумрак зала ожидания. Никого.
— Странно, — пробормотал он.
Разбудив дремавшего таксиста, спросил, не видел ли тот мужчину, который ожидал поезда. Таксист, немного подумав, ответил, что да, был тут молодой человек, минут двадцать назад. Походил взад-вперед, выкурил сигарету, а потом ушел, побрел куда-то в темноте.
— Странно, — повторил Майкл. И, приложив ладони ко рту, громко прокричал в сторону леса, тянувшегося вдоль железнодорожных путей: — Чарли!
Ни звука в ответ. Он снова позвал, и снова ничего.
— Вы не помните, куда он пошел? — спросил он, повернувшись к таксисту.
Тот махнул рукой в сторону шоссе на Нью-Йорк, которое шло параллельно железной дороге.
— Вроде бы туда.
Майкл поблагодарил его и, подгоняемый нарастающей тревогой, зашагал по шоссе, выбеленному поднявшейся луной. Теперь он точно знал, что Чарли ушел по этой дороге только с одной целью: умереть. Он помнил выражение лица Чарли, когда тот отворачивался от него, и руку, сжимающую что-то в кармане пиджака, что-то зловещее.
— Чарли! — вновь крикнул он голосом, полным ужаса.
Темные деревья хранили молчание. Он миновал десяток полей, посеребренных луной, то и дело останавливаясь, чтобы позвать Чарли и подождать ответа, до предела напрягая слух.
У него мелькнула мысль, что двигаться все дальше и дальше по шоссе глупо, Чарли, возможно, остался в лесу, неподалеку от станции. А у него слишком разыгралось воображение, может, Чарли как раз сейчас снова слоняется по платформе, дожидаясь нью-йоркского поезда. Но какое-то шестое чувство, неподвластное логике, заставляло Майкла шагать и шагать. И мало того, несколько раз ему казалось, что впереди кто-то есть, кто-то только что свернул за поворот, скрывшись из глаз, оставив после себя едва уловимую ауру трагедии, горя. Однажды Майклу послышались шаги но опавшей листве рядом с дорогой, но нашел он только обрывок старой газеты, которой шелестел ветер.
Ночь выдалась душной и жаркой. Луна словно пронизывала горячими лучами и без того раскаленную землю. Майкл на ходу снял пиджак, перекинул через руку. Чуть дальше темнел каменный мост, переброшенный через железнодорожные пути, за ним к самому горизонту тянулась бесконечная череда телеграфных столбов. Что ж, надо дойти до моста, и все — довольно. Он бы сдался и раньше, если бы интуиция не внушала ему, что кто-то неслышно шагает впереди.
Добравшись до моста, он сел на парапет, сердце гулко билось под мокрой от пота рубашкой. Да, все усилия оказались напрасными… Чарли ушел, возможно, он уже ничем не мог ему помочь. Далеко позади раздался гудок поезда, прибывающего на станцию в половине десятого, чтобы потом отправляться в Нью-Йорк.
Майкл поймал себя на том, что пытается понять, какого черта он тут делает. Он презирал себя за то, что притащился на этот мост. Какую слабую струну сумел задеть Чарли за те несколько минут, проведенных на крыльце, заставив его, Майкла, пуститься в эту нелепую погоню? Ночью! Они же все обсудили, и Чарли сам не мог назвать ни одной причины, дающей ему право рассчитывать на помощь.
Майкл соскочил с парапета с твердым намерением повернуть назад, но прежде чем двинуться в путь, постоял с минуту, глядя на залитую лунным светом дорогу. Линия телеграфных столбов, пересекавшая рельсы, растянулась на несколько миль, конца ей не было видно. Тут же он услышал более громкий, чем прежде, гудок нью-йоркского поезда. Гудок этот пронзил тишину ночи и резко оборвался. И внезапно взгляд Майкла, скользивший по железнодорожным путям, остановился на одном столбе, высившемся примерно в четверти мили от моста. Вроде бы столб и столб, такой же, как все остальные, но все же чем-то он отличался от прочих, чем-то неуловимым.
Майкл пригляделся к этому столбу, как приглядываются к какой-нибудь завитушке на ковре, и тут будто что-то сдвинулось в его мозгу, и в тот же миг он увидел все в совершенно ином свете. Что-то непонятное нашептал ему ветер, но это полностью изменило его отношение к случившемуся. Он вдруг вспомнил, что где-то читал про некоего Герберта, жившего в смутные Средние века, который умудрился понять сущность всей европейской цивилизации, сам все изучил и подвел итоги. И внезапно Майкл понял, что и ему предстоит сделать единственно правильный вывод. Ему показалось, что в этот миг все милосердие, существующее в этом мире, заполнило его душу.
За одну секунду он, совершенно потрясенный, постиг, почему ему следовало помочь Чарли. Просто потому, что невыносимо жить в мире, где не дождешься помощи, где каждый из нас в любой момент может стать совсем одиноким, таким, как был сегодня Чарли.
А сам он… да… его просто подвергли испытанию. К нему пришел человек, которому больше не к кому было идти, и он, Майкл, не выдержал испытания.
В момент этих размышлений он стоял, будто окаменев, и смотрел на тот самый телеграфный столб, в котором его глаза усмотрели некое отличие от прочих. Луна теперь светила так ярко, что Майкл мог разглядеть белую перекладину, прибитую поперек столба, и этот столб и перекладина словно бы слегка придвинулись, а все остальные столбы очутились на заднем плане.
Внезапно за спиной Майкла раздались клацанье и грохот: это тронулся с места, отходя от перрона, поезд, примерно в миле от него. Звуки эти вернули Майкла в реальный мир; коротко вскрикнув, он побежал по дороге к столбу с прибитой поперек него перекладиной.
Вновь раздался пронзительный гудок. Поезд приближался, до него оставались шестьсот, потом пятьсот ярдов, и вот он вынырнул из-под моста, осветив Майкла ярким светом. Теперь Майкла переполняло только одно чувство: ужас. Он знал, что должен добраться до столба раньше поезда, а столб, засиявший как звезда на черном небе, отделяли от него пятьдесят ярдов.
По другую сторону путей, под столбами, тропинки не было, но поезд находился так близко, что Майкл более не мог тянуть. Сбежал с дороги и в два прыжка пересек железнодорожное полотно, чувствуя, как от нарастающего рева содрогается земля под его ногами. Тридцать футов, двадцать… рев стал оглушающим, и в этот момент Майкл добрался до столба и бросился на человека, который стоял чересчур близко к рельсам, повалил на землю, подальше от них.
В ушах залязгало железо, перекрывая тяжелый стук колес, над ними прокатилась воздушная волна, и поезд, отъехавший от станции ровно в половине десятого, пронесся мимо.
— Чарли, — выдохнул Майкл. — Чарли.
Белое, полное изумления лицо медленно повернулось. Майкл перекатился на спину и замер, жадно хватая ртом воздух. Жаркая ночь вновь стала тихой. Лишь слабеющий грохот удаляющегося поезда нарушал этот покой.
— Господи!
Майкл открыл глаза и увидел, что Чарли сидит, закрыв лицо руками.
— Все хорошо, — каждое слово давалось Майклу с трудом, отдышаться он не успел. — Все хорошо, Чарли. Деньги ты получишь. Не знаю, что на меня нашло. Ты же… ты же мой старый друг.
Чарли покачал головой.
— Я не понимаю, — его голос дрогнул. — Откуда ты взялся… как сюда попал?
— Пошел за тобой. Сразу же.
— Я пробыл тут, наверное, полчаса.
— Хорошо, что ты выбрал этот столб… не стал ждать под другим. Я заметил его еще с моста. Обратил на него внимание из-за перекладины.
Чарли, пошатываясь, поднялся, прошел несколько шагов, посмотрел на столб, залитый лунным светом.
— Что ты сказал? — спросил он через минуту, с явным недоумением в голосе. — Из-за перекладины?
— Да. Я долго его рассматривал. Вот почему… Чарли вновь, вскинув голову, поглядел на столб и растерянно произнес:
— Никакой перекладины нет.
Примечания
В издательстве "Б.С.Г.-Пресс" готовится к выпуску книга рассказов Фрэнсиса Скотта Фицджеральда (1896-1940) "Хрустальная чаша". Фицджеральд - американский классик ХХ века, прозаик и кинодраматург, более известен в России как автор романов "Великий Гэтсби", "Ночь нежна", "Последний магнат". "Хрустальная чаша" представляет его в качестве виртуозного и плодовитого рассказчика, одного из лучших в американской литературе. Главная тема Фицджеральда - американская мечта и ее крушение. Рассказы, представленные в книге, никогда прежде не переводились на русский язык. Писатель работал над ними всю свою жизнь. И в 20-е, когда он познал громкий успех, и в 30-е, когда его преследовали неудачи, творческие и личные. "НГ-EL" представляет читателям фрагмент рассказа "Старый друг" из сборника "Хрустальная чаша".
Оригинальный текст: One of My Oldest Friends, by F. Scott Fitzgerald.