Скотт Фицджеральд
Военные бэби
Я окончил колледж в шестнадцатом году. А сегодня мы отмечали двадцатую годовщину нашего выпуска. Мы называем друг друга «военные бэби» — всем нам пришлось побывать на проклятой войне. В этот раз разговоров о войне было больше, чем на любой из прежних годовщин. Может быть, из-за того, что в воздухе снова запахло порохом.
После официального торжества мы втроем засели в дальней комнате Пита и погрузились в бесконечные воспоминания. Было уже за полночь, когда вошел еще один из наших. Мы едва смогли узнать его на традиционном шествии выпускников, потому что он бросил колледж, еще будучи первокурсником, и с тех пор ни разу не появлялся.
— Привет, старина э-э-э-э… Хибб, — сказал я, с трудом припоминая его имя.
Мы воспользовались поводом, чтобы заказать на всех еще пива, и вернулись к нашим разговорам о войне.
— Вы заметили, как при возложении венка произошло небольшое движение: каждому хотелось прочесть на мемориальной доске имена Аба Данцера, Макгоуэна и остальных ребят нашего выпуска, погибших на войне? И наверное, каждый подумал о том, что уже двадцать лет, как ребята перешли в мир иной, и что старость — не за горами.
— За то, чтобы снова стать тем молодым парнем, я бы согласился еще раз пройти через войну, — сказал я и обратился к Хиббингу: — А ты, Хибб, был на войне?
— Я был в армии, да повоевать мне не пришлось.
Разговоры о войне, пиво, время — все текло, перемешиваясь. Кроме Хиббинга, каждый из нас без остановки выпаливал что-нибудь забавное, невероятное или страшное.
И только когда вдруг наступила пауза, Хиббинг сказал каким-то виноватым голосом:
— Мне бы, пожалуй, тоже пришлось повоевать, если бы меня не обвинили в нанесении побоев одному мальчишке.
Мы вопросительно посмотрели на него.
— Конечно, я не делал ничего такого, — добавил он. — Но по этому поводу был большой скандал.
Хиббинг замолчал, но мы подбодрили его — ведь остальные уже выдохлись, болтая весь вечер. Поколебавшись, он продолжил:
— Здесь особенно нечего рассказывать. Один парнишка, который шел в город со своим отцом, пожаловался, что несколько офицеров с повязкой МП избили его. Так вот, он указал на меня! Через месяц было выяснено, что он всегда обвинял солдат и офицеров в избиении, и меня освободили из-под ареста. А все это я вспомнил, когда прочитал имя Аба Данцера на мемориальной доске. Он сидел в соседней камере в Ливенворте, пока шло следствие по моему делу.
— Аб Данцер?!
Он был героем нашего выпуска, и мы воскликнули в один голос:
— Но ведь его представили к кресту «За отличную службу»?
— Я это знаю.
— Какого же черта он делал в Ливенворте?
Голос у Хиббинга снова стал виноватым:
— Совершенно случайно именно мне пришлось его арестовывать. Но он не имел никаких претензий на этот счет, потому что арест был сделан по всей форме закона. И когда несколько месяцев спустя я оказался в соседней камере, он даже смеялся, вспоминая, как его арестовывали.
Теперь мы слушали с интересом.
— За что же ты должен был его арестовать?
— Ну, к тому времени я стал офицером военной полиции в Канзас-сити. И почти первым моим заданием было, взяв конвой, отправиться в большой отель — я не помню его названия — и войти в какой-то номер. Постучавшись, я открыл дверь и не поверил своим глазам: я никогда не видел сразу столько звезд на погонах. Там не было чинов ниже полковника. А посреди комнаты стояли Аб Данцер и какая-то девица-шлюха, оба пьяные в стельку. Мой столбняк продолжался с минуту, прежде чем я разглядел еще одну штуку: на девице был военный китель и фуражка Аба, а он надел ее платье и шляпу. В таком виде их вывели из отеля и доставили к командиру дивизии.
Сперва мы слушали Хиббинга недоверчиво, потом смущенно и, наконец, стали ему верить. Кто-то попытался рассмеяться, но смех не получился, и мы смотрели на Хиббинга с мрачной полуулыбкой, представляя самих себя в положении Аба.
— Он узнал тебя? — спросил я.
— Сомневаюсь.
— Что же было потом?
— Потом все было просто и обычно: мы поменяли на них одежду, окунули их головы в холодную воду и, поставив Аба между двумя рядами штыков, я скомандовал: «Вперед, шагом марш!»
— И отвел старину Аба в тюрьму! — закончили мы. — Тебе, наверное, было тогда премерзко.
— Было. Судя по выражению генеральских лиц, я думал, что его расстреляют. Поэтому, когда через пару месяцев меня посадили в Ливенворт, я очень обрадовался, узнав, что он еще жив.
— Я не могу ничего понять, — сказал Джо Бун. — Ведь он никогда не пил в колледже.
— Он начал пить из-за той истории с крестом, — ответил Хиббинг.
— Так ты и об этом тоже знаешь?
— Да, мы из одного штата и служили в одной дивизии.
— Я не думал, что тебя посылали за океан.
— Меня не посылали. И Аба тоже нет. Но кое-что с ним приключилось. Впрочем, совсем не то, что вам, должно быть, пришлось пережить.
— За что же его представили к кресту, — перебил я, — и как это можно связать с его пьянством?
— У него разгулялись нервы после истории с затонувшим паромом. Ему даже ночью это снилось. Вот он и начал пить.
— Какой еще паром? Помилуй бог, ты, старина, сведешь нас всех с ума. Это похоже на сказку «У попа была собака».
— Многие считали, что он не был виноват и что паром затонул из-за окопного миномета.
Мы застонали, но с ним ничего нельзя было поделать.
— А что это за окопные минометы? — спросил я терпеливо.
— Ну я имею в виду минометы Стокса. Помните эти старые печные трубы, стоящие под углом в сорок пять градусов? Их заряжают через дульное отверстие.
Мы помнили.
— Так вот, однажды четвертый батальон под командой Аба направлялся на стрельбище, расположенное в пятнадцати милях от лагеря. На самом деле это был не батальон, а солянка из пулеметной роты, роты снабжения, медицинского отделения и штабной роты. Штабная рота имела при себе окопные минометы, тридцатисемимиллиметровую пушку, взвод связи, оркестр и санитарные фургоны — настоящий зверинец. Вообще Аб командовал только этой ротой. Но в тот день большинство офицеров четвертого батальона были вызваны в штаб полка, и командование остальными ротами перешло по старшинству к Абу. Аб ехал верхом, воображая себя по меньшей мере Томасом Джексоном. Еще бы! В двадцать один год командовать батальоном! Я не слишком надоел вам? Ведь все это происходило на безопасной стороне океана…
— Продолжай!
— Ну, мы были тогда в Джорджии, и там до черта небольших мутных рек с допотопными паромами, которые медленно перетаскиваются с помощью троса с одного берега на другой.
За один раз на таком пароме можно переправить человек сто, если суметь их туда затолкать. Когда батальон Аба подошел к реке, третий батальон, который двигался впереди, еще не переправился и наполовину. Аб подсчитал, что понадобится не меньше часа, прежде чем он сможет начать переправу. Поэтому он отвел своих людей немного пониже по течению, где была тень, и только собрался позволить им поесть, как к нему прискакал офицер. Он назвался капитаном Брауном и резко спросил, где командир штабной роты.
«Это я, сэр», — ответил Аб.
«Мне приказано принять у вас командование, — сказал капитан и, как будто Аб был виноват, добавил: — Я должен был нестись как черт, чтобы догнать вас. Где ваша рота?»
«Вот она, сэр, — ответил Аб. — Дальше пулеметная, интендантская и медицинская. Я только что хотел разрешить им поесть…» — Увидев враждебный взгляд капитана, Аб замолчал.
Капитан не собирался разрешать людям ни поесть, ни отдохнуть. Вероятно, единственной причиной этому было желание показать свою власть. Некоторое время он размышлял и затем решил приказать минометному взводу для практики сделать несколько выстрелов. Аб сказал, что у них только боевые заряды, но капитан сердито отмахнулся и отдал распоряжение сигнальщикам перебраться на другой берег, чтобы выдворить фермеров из опасной зоны.
Через некоторое время сигнальщики сообщили, что участок свободен, и поспешили в укрытие, потому что минометы Стокса не самая аккуратная вещь в мире. Вот тогда и началась потеха. У мин был дистанционный взрыватель. Первая мина не долетела до берега — и на месте взрыва возник лишь маленький гейзер. Вторая мина разорвалась на берегу, и на пароме, который находился в пятидесяти ярдах, лошади от испуга начали беситься. Аб насмешливо посмотрел на капитана Брауна: теперь-то его превосходительство умерит свой пыл. Но капитан Браун только сказал, что нужно приучать людей к стрельбе, и приказал сделать новый выстрел. Он вел себя, как балованный мальчишка, дорвавшийся до игрушки, играть в которую запретили родители. И вот тогда — это случается время от времени с минометами Стокса — мина застряла в стволе. Человек двенадцать крикнули разом: «В укрытие!» В один миг все разбежались в разные стороны и легли, прижавшись к земле. А Аб, этот сумасшедший, бросился к миномету, наклонил ствол и вытряхнул мину. Так он спас миномет. Всего пять секунд отделяли его от смерти, и как он успел убраться до взрыва — для меня тайна.
В этот момент я перебил Хиббинга:
— Когда ты начал рассказывать, я приготовился услышать, что там не обошлось без жертв.
— О да, да, но они были потом. Тем временем третий батальон закончил переправу, и настал наш черед. Лейтенант, отвечавший за переправу, сказал капитану Брауну:
«Эта старая лоханка слегка устала. Она с самого утра работает с перегрузкой. Не следует перевозить столько людей в один рейс».
Но капитан Браун не стал его слушать. Людей загоняли на паром, как сельдей в бочку.
Перед каждым рейсом Аб вскакивал на перила и приказывал расстегнуть пряжки и ослабить ремни вещевых мешков. Он давал команды, не глядя на капитана Брауна, которому не могли понравиться никакие приказы, кроме своих собственных. Через некоторое время при очередной погрузке лейтенант снова подошел к Абу и сказал:
«Паром слишком низко сидит в воде. Мне это совсем не нравится. Когда вы открыли стрельбу, лошади встали на дыбы, люди заметались, стараясь их удержать, и паром расшатался».
«Скажите это капитану. Он сам все знает».
Капитан Браун, случайно услышав слова Аба, ответил с раздражением:
«Остался один рейс, и я не нуждаюсь в дискуссиях на этот счет».
Аб все же еще раз рискнул доложить, что паром серьезно поврежден.
«Лошадям давно уже надо было привыкнуть к выстрелам, — огрызнулся капитан Браун. — Они достаточно часто слышали выстрелы».
«Как раз они-то и не слышали», — сказал Аб и вернулся к парому.
Он кое-как выкрикнул команду ослабить ремни и расстегнуть пояса. Из-за давки и гвалта многие ничего не расслышали.
Мы начали тонуть посредине реки. Вода уже вовсю плескалась под ногами, но, чтобы не вызвать паники, офицеры не предпринимали никаких действий. С берега река не казалась широкой. Теперь в наших глазах она была как Миссисипи. Через две минуты в этой старой посудине вода поднялась на ярд. Больше не было смысла скрывать положение вещей. Наконец-то капитан прикусил язык. А наш Аб вскочил на перила и приказал сохранять спокойствие, сбросить вещевые мешки и не раскачивать паром, если мы хотим добраться до берега. Затем он распорядился, чтобы умеющие плавать прыгали за борт, когда вода дойдет до пояса. Люди восприняли все это как нужно, но по их лицам было нетрудно догадаться, кто из них умеет плавать, а кто нет.
Паром, как человек, издал тяжелый вздох и пошел на дно в двадцати ярдах от берега. Плохо помню, что происходило в следующие пятнадцать минут. Вынырнув, я отплыл немного в сторону, чтобы можно было сориентироваться и принять нужное решение. Вода кишела мундирами цвета хаки. Вопли испуга, смех, проклятья — все слилось в один непрерывный монотонный гул. Я подплывал к тонущим и помогал им добраться до берега. Это было совсем не легким делом в нашей обуви и одежде. Наконец на поверхности реки не осталось ничего, кроме кормы парома, который теперь упорно старался всплыть. Капитана Брауна знобило, он чувствовал себя прескверно, и от его высокомерия не осталось и следа.
«О господи, — бормотал он, держась за голову, — что мне делать?»
Аб снова принял командование. Он построил людей и приказал произвести расчет, чтобы установить, все ли выбрались на берег. В первом отделении недоставало троих. Мы не стали дожидаться, пока остальные закончат расчет. Аб приказал двадцати хорошим пловцам раздеться и лезть в воду. Как только утонувших вытаскивали на берег, мы сразу начинали их откачивать.
Из двадцати восьми вытащенных из воды удалось откачать только семерых. Один из ныряльщиков тоже не вернулся. Его тело нашли на следующий день плывущим вниз по реке. Он был посмертно награжден медалью, а его вдове назначили пенсию.
Хиббинг сделал паузу и затем добавил:
— Я знаю, что для вас все это по тем временам сущие пустяки.
— Нет, мне это не кажется пустяком, — отозвался Джо Бун. — Я попадал во Франции в приличные переделки, но большей частью мне пришлось служить в охране пленных в Бресте.
— Ну, а из-за чего же Аб начал скандалить? — спросил я.
— Из-за капитана, — глухо ответил Хиббинг. — Два офицера попытались представить Аба к награде за спасение миномета. Капитану Брауну это пришлось не по вкусу, и он стал распускать слух, что паром затонул по вине Аба. Якобы Аб, когда стоял на перилах и подавал команды, потерял равновесие и, чтобы не свалиться за борт, повис на тросе и вывел его из строя. Нашлись такие, кто согласился подтвердить слова капитана. Правда, большинство все равно считало, что паром был перегружен и что повреждения нанесли лошади, напуганные взрывами. Но с тех пор Абу больше не везло на службе.
В этот момент в комнату вошел сам Пит и сказал:
— Мистер Томлинсон и мистер Бун. Ваши жены просили передать, что они зовут вас в последний раз. Они говорят, что такие единственные вечера в жизни случаются слишком часто и что, если вы не вернетесь в гостиницу через десять минут, они уедут в Филадельфию без вас.
Томлинсон и Джо Бун неохотно встали из-за стола.
— Боюсь, что я своими разговорами занял весь вечер, — сказал Хиббинг. — Ведь это все вздор по сравнению с тем, что вам, приятели, довелось пережить.
Когда мы остались одни, я спросил Хиббинга:
— Так, значит, Аб не был убит во Франции?
— Нет. Кстати, ты заметил, что на мемориальной доске написано: «Погиб при исполнении служебных обязанностей»?
— А как он погиб?
— Он был убит часовым при попытке к бегству из Ливенворта. Ему дали десять лет.
— Боже мой, каким славным парнем он был в колледже!
— Мне кажется, что Аб был таким только со своими друзьями. Но, вообще говоря, он был большим снобом, не правда ли?
— Не думаю. Разве что по отношению к некоторым.
— Он даже не узнавал своих друзей, когда встречался с ними в армии.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Кое-что было не так, как я сегодня рассказывал. Того капитана звали не Браун.
Я опять спросил, что он имеет в виду.
— Того капитана звали Хиббинг, — ответил он. — Да, это я был тем самым капитаном. И когда я прискакал к Абу, чтобы принять командование, он вел себя так, как будто никогда меня раньше не видел. Вот почему я столько лет держался в стороне, хотя мне очень хотелось здесь бывать. Ну, до свиданья.
От редакции:
Советский читатель знаком с Ф. С. Фицджеральдом по одному из лучших его произведений — роману «Великий Гэтсби». Публикуемый нами рассказ «Военные бэби» основан на действительном случае, происшедшем во время учебных маневров в штате Алабама в 1918 году. Автор сам участвовал в этих маневрах как офицер американской армии и подобно одному из героев рассказа спасал тонущих новобранцев.
Оригинальный текст: “I Didn't Get Over”, by F. Scott Fitzgerald.