Ф. Скотт Фицджеральд
Десять потерянных лет
Разная публика захаживала в редакцию еженедельника, и Оррисон Браун относился к ним по-разному. После работы он становился «одним из редакторов» — но на работе был всего-навсего кудрявым господином, который только год назад сложил с себя бразды главного редактора дартмутского университетского еженедельника
Он видел, как в кабинет редактора вошел новый посетитель: бледный, высокого роста мужчина, лет сорока на вид, с белесыми, как у мраморной статуи, волосами. Посетитель с виду был не робок, не застенчив и не отрешен от всего земного, подобно иноку, но что-то такое в нем, безусловно, присутствовало. Имя на визитной карточке — Луис Трэмбл — вызвало в памяти какие-то смутные ассоциации, но, кроме имени, больше никаких деталей не появилось, и Оррисон не стал долго ломать голову, пока не зазвенел телефон на столе и приобретенный опыт не подсказал, что мистер Трэмбл наверняка составит ему компанию за ланчем.
— Мистер Трэмбл, это мистер Браун! — произнес «источник денег на ланчи». — Оррисон! Мистер Трэмбл очень долго не был в городе. По крайней мере, ему кажется, что долго, почти двенадцать лет. Хотя некоторые люди, я знаю, предпочли бы совсем не жить в этом десятилетии.
— Да, действительно, вы правы, — сказал Оррисон.
— У меня сегодня нет ни одной свободной минуты, я даже пообедать не смогу, — продолжил шеф. — Так что сходите с ним в «Вуазин», или в «21», или куда ему захочется. Мистеру Трэмблу кажется, что он очень многого не видел.
Трэмбл попытался вежливо отклонить предложение.
— Благодарю вас, но я и сам смогу найти ресторан!
— Я знаю, старина! Никто не знает этого города так, как его когда-то знал ты, — и если Браун попытается тебе объяснить, что за «самоходные экипажи» движутся по улицам без помощи лошадей, просто отправь его обратно в редакцию. Я надеюсь, ты вернешься сюда к четырем, ладно?
Оррисон взял шляпу.
— Эти десять лет вы провели за границей? — спросил Оррисон, пока они спускались на лифте вниз.
— Как раз начинали строить «Эмпайр-Стэйт-Билдинг», — сказал Трэмбл. — Когда это было?
— В 1928 году. Но может, оно и к лучшему — как сказал шеф, вам выпало счастье не видеть множества вещей, произошедших в это десятилетие, — и дипломатично добавил: — Вероятно, вам довелось видеть нечто более интересное?
— Ну, я бы не сказал…
Они вышли на улицу; от рева уличного движения лицо Трэмбла напряглось, и это навело Оррисона на еще одну догадку.
— Вы были вдали от цивилизации?
— Что-то вроде этого.
Ответ был дан в столь сдержанной манере, что Оррисон подумал: этот человек ни за что не разговорится, если сам не захочет. Одновременно ему в голову пришла ещё одна мысль — а не провел ли этот господин все тридцатые в тюрьме или в сумасшедшем доме?
— А вот и знаменитый «21», — сказал он. — Но, может, хотите пообедать в каком-нибудь другом месте?
Трэмбл остановился, с тревогой оглядывая дом из коричневого камня.
— Я помню те времена, когда «21» только входил в моду, — сказал он. — Это было в тот же год, когда прославился «Мориарти».
Затем он продолжил каким-то извиняющимся тоном:
— Может, пройдемся до Пятой авеню и пообедаем, где придется? В каком-нибудь месте, где можно посмотреть на молодежь?
Оррисон бросил на него быстрый взгляд и снова подумал о засовах, серых стенах и огромных замках; как знать — вдруг от него ждут предложения свести гостя с любезными и услужливыми девушками? Но мистер Трэмбл, кажется, думал вовсе не об этом — у него на лице господствовало выражение чистого и глубокого любопытства; Оррисон попытался связать его имя с антарктической экспедицией адмирала Бэрда, или с той группой летчиков, что затерялась в джунглях Бразилии… Он был как раз из таких парней, это было сразу видно. Единственным ключом к разгадке тайны было его по-деревенски пристальное внимание к светофорам и предпочтение в выборе маршрута не по краю тротуара, а ближе к витринам магазинов — хотя Оррисон, к сожалению, не знал, куда этот ключ можно было вставить. Один раз Трэмбл даже остановился и уставился на витрину галантерейного магазина.
— Креповые галстуки! — сказал он. — Я их не видел с тех пор, как окончил университет.
— А где вы учились?
— В Массачусетском технологическом.
— Прекрасное место!
— Да. Я хочу съездить туда на следующей неделе. Давайте пообедаем где-нибудь здесь? — Они дошли до 50-х улиц. — Выберите сами, где именно.
Прямо за углом, под низким тентом, находился хороший ресторан.
— Что вам больше всего хотелось бы увидеть? — спросил Оррисон, когда они сели за столик.
Трэмбл задумался.
— Ну… Затылки… — начал он. — Шеи… Как головы присоединяются к телам… Мне хочется слышать, что вон те маленькие девочки говорят своему отцу. Не смысл их слов — я хочу слышать, плавают ли их слова на поверхности, или погружаются, как камни; как закрываются их рты, когда они заканчивают фразу? Какие-нибудь новые ритмы… Знаете, Коул Портер вернулся в Штаты в 1928, почувствовав, что у здешней жизни появился новый ритм.
Оррисон был уверен, что, наконец, ухватил нить разгадки — и из деликатности не стал вытягивать ее ни на миллиметр дальше, подавив внезапное желание рассказать, что сегодня вечером в Карнеги-Холл будет отличный концерт.
— Вес ложек так невелик, — произнес Трэмбл. — Маленькая чаша с прикрепленной к ней палочкой… Косые глаза этого официанта… Он знал меня когда-то, но теперь уже вряд ли вспомнит.
Но когда они уходили из ресторана, официант посмотрел на Трэмбла так, словно долго ломал голову и никак не мог вспомнить его имени, хотя был уверен, что это лицо ему хорошо знакомо. Выйдя на улицу, Оррисон рассмеялся:
— За десять лет многое забывается!
— Я обедал тут в мае! — резко оборвал его Трэмбл.
Он немного чокнутый, решил Оррисон, и сразу стал изображать из себя гида.
— С этого места открывается прекрасный вид на Рокфеллеровский Центр, — с воодушевлением указал он на небоскреб, — и на Крайслер-Билдинг, и на Армистед-Билдинг, «папашу» всех этих новых небоскребов!
— Армистед-Билдинг? — Трэмбл, как заправский зевака, послушно вертел головой. — А ведь это я его проектировал!
Оррисон весело покачал головой — ему доводилось обедать со всякими людьми. Но эта чушь об обеде в том ресторане, да еще в мае…
Они остановились у бронзовой таблички, укрепленной на угловом камне здания. «Построено в 1928 году» — было выбито на ней.
Трэмбл кивнул.
— Именно в этом году я и начал пить. Поэтому до сегодняшнего дня я этого здания так и не видел.
— Н-да… — нерешительно промолвил Орсон. — Хотите зайти внутрь?
— Я был там множество раз! Но я никогда его не видел. И сейчас это вовсе не то, что мне хотелось бы увидеть. Я, по всей вероятности, даже не смогу его сейчас увидеть… Мне хочется видеть, как ходят люди, и из чего сделана их одежда, их обувь, их шляпы. И их глаза и руки. Можно, я пожму вам руку?
— Пожалуйста, сэр!
— Спасибо! Большое спасибо! Вы очень любезны. Догадываюсь, что это выглядит несколько странно, и люди решат, что мы прощаемся. Я собираюсь немного прогуляться, поэтому давайте-ка и правда попрощаемся. Скажите в редакции, что я буду ровно в четыре!
Оррисон смотрел ему вслед и был почти уверен, что Трэмбл сейчас же завернет в бар. Но ничто в этом человеке не наводило на мысли о выпивке…
— Боже мой! — пробормотал он себе под нос. — Десять лет пьянства!
Он внезапно почувствовал ткань своего пальто — а затем протянул руку и дотронулся до гранитной стены небоскреба.
Пиратская публикация ранней версии этого перевода в газете «Независимость личности» (22 февраля 2013 года).
Иллюстрации из советского журнала «Красная панорама» (1929 г.).
Оригинальный текст: The Lost Decade, by F. Scott Fitzgerald.